Хотите быть герцогиней?

И дом.

Скромный дом, но собственный дом в деревне. Именно то, что позволит ей помочь мисс Палмер, если бедняжка останется совсем одна.

Герцог замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.

– Клянусь Христовой виселицей! Чепуха какая-то…

Вот и все. Урок на будущее: никаких мечтаний, даже на минуту. В конце концов он опомнится. Сейчас он отошлет ее прочь, и она закончит свои дни старухой в порту, которая станет штопать матросам рубашки за полпенни и причитать, вспоминая, что могла стать герцогиней.

– Мы дошли до середины парка Сент-Джеймс! – воскликнул Эш.

– Правда? – Эмма с удивлением разглядывала окружающий пейзаж. Бурая осенняя трава под ногами, ветки деревьев, на которых почти не осталось листьев. – Да, похоже. Что такое «Христова виселица»?

– Святое распятие. И вы говорите, что ваш отец священник? Он бы пришел в ужас, услышав ваш вопрос.

– Поверьте, случается и такое.

– Так где же вы все-таки живете?

– В каморке под крышей, через два дома от мастерской.

– И мы здесь, потому что…

Эмма прикусила губу.

– Я надеялась, что вы от меня отстанете, но я передумала, знаете ли.

– И очень вовремя! – Он довольно бесцеремонно притянул ее к себе и повел, подталкивая рукой, которую утвердил на талии. – Вы, наверное, слышали, какое отребье ошивается в парке Сент-Джеймс по ночам?

– Нет, не слышала.

– Молите Бога, чтобы вам не пришлось это узнать.

– Но ночь еще не наступила. Уверена, что нам…

Она не успела закончить фразу. Из сумрака вышли двое мужчин. Как будто бы герцог нанял их специально, чтобы подтвердить справедливость своих слов.

И, судя по выражению их лиц, грабители ожидали, что им отвалят кучу денег.

Глава 4

Эш всегда был прав, и его это бесило.

Он загородил собой Эмму, крепко держа ее за талию одной рукой и сжимая в другой руке трость.

– Ну? – спросил он. – Выкладывайте, да побыстрей, что вам нужно, и тогда я велю вам убираться к черту и мы сможем спокойно разойтись. Вот вам программа сегодняшнего вечера.

– Бросай сюда кошелек, парень. Не забудь про часы и кольца.

– Убирайтесь к черту! Видите, как все просто? – Он обнял Эмму за плечи. – Мы уходим.

Но второй мужчина поднял руку, в которой был нож.

– Стой где стоишь. На твоем месте я бы не дергался.

– Надеюсь, и ты не станешь дергаться, – сухо отозвался герцог. – Одно неловкое движение – и ты наверняка пожалеешь.

Грабитель с ножом сделал ложный выпад в направлении ребер Эша.

– Заткнись! И давай сюда золотишко. Или хочешь, чтобы мы пустили тебе кровь? Будет на что полюбоваться твоей драгоценной юбке!

Юбке?

– Не бойтесь, мисс, – хихикнул его напарник, наматывая веревку на руку и затягивая узел. – Мы с радостью освободим вас из лап этого господина.

У Эша вырвался звериный рык.

– Черта с два! – Размахивая тростью как мечом, он описал в воздухе широкую дугу. – Тронете ее – поплатитесь жизнью. Ничтожные, жалкие уроды!

Лезвие сверкнуло в сгущающихся сумерках. Хозяин ножа пошел на Эша, но тот поспешно отскочил в сторону, свободной рукой увлекая за собой Эмму, точным ударом повалил мерзавца на колени, и нож отлетел в траву.

Поспешно развернувшись, герцог снова поднял трость, готовясь нанести второму грабителю удар слева, достаточно сильный, чтобы переломать кости, но тут порыв ветра сдул с его головы шляпу, и оба грабителя ахнули.

– Господь всемогущий! – прошептал один.

– Помилуй, Господи, – сказал второй, пятясь на четвереньках. – Это же сам дьявол!

Эшбери замер, кипя от ярости, которая выжигала ему легкие, и нацелил трость для удара. Однако драться, кажется, больше не было необходимости. После минуты напряженного молчания он опустил трость.

– Убирайтесь.

Оба разбойника застыли как парализованные.

– Убирайтесь! – взревел Эш. – Ползите по домам, трусливые червяки, шлюхины дети! Или, клянусь, вы будете умолять дьявола, чтобы забрал ваши души!

Они попятились и бросились бежать. Но как же безрадостна была его победа!

Вернувшись в Лондон, Эш лелеял крошечную надежду, что выглядит не таким уж уродом, как привык о себе думать. Возможно, Аннабел всего лишь мелкая душонка, для которой выигрышная внешность прежде всего. Возможно, у бывших друзей, которых хватало на один визит, действительно находились неотложные дела. Возможно, всей прислуге в доме и впрямь понадобилось срочно ехать в дальние провинции к внезапно заболевшей родне.

Может, его шрамы не так уж ужасны?

Он обманывал себя. И теперь это стало совершенно ясно. Его наружность была отвратительна. Закоренелые преступники и те бежали в страхе, точно крысы в сточную канаву. А он еще надеялся, что красивая молодая девушка с радостью примет его брачное предложение…

Нет. Ни одна хоть сколько-нибудь разумная девушка не захочет иметь с ним дело. Вот сейчас он обернется, а Эммы уже не будет. Он был уверен.

Но он ошибся.

Эмма стояла рядом, обеими руками сжимала большую ветку, глядя вслед убегающим грабителям. Его плащ соскользнул с ее плеча. Дыхание застывало в холодном воздухе сердитыми облачками пара.

Наконец она бросила ветку и пошла подобрать его шляпу, которую ветер унес уже на несколько футов.

– Вы не ранены?

Эш ошеломленно смотрел на девушку. Ее вопрос был лишен смысла. Вообще все казалось лишенным смысла.

Эмма не только не бросилась бежать, она приготовилась его защищать – вот глупость-то, если подумать. Он не знал, что с ней делать и что ему делать с самим собой. Он только и мог, что чувствовать…

Начать с того, что почувствовал против собственной воли – он слегка уязвлен предположением, – что ему может понадобиться помощь хрупкой девушки. Росло желание завладеть ею, чтобы показать, кто из них двоих кого защищает. А в самой глубине души шевельнулось чувство, которому он не сумел дать название, понуждавшее его отринуть гордость, положить голову ей на колени и выплакаться.

Но выплакаться – это немыслимо. Этому никогда не бывать. Решение принято, предложение сделано. Она сама скрепила печатью собственную судьбу с его судьбой.

Если она думала от него отделаться, то упустила шанс.

Будь он проклят, если теперь позволит ей уйти.

Эмма почувствовала эту перемену в герцоге. Крепко стиснутые зубы, бешеный ритм дыхания, вздымающаяся грудь, никакого проблеска синевы в глазах – только холодный сверкающий черный.

Эш был настойчив с самого начала, но теперь – настойчивей настойчивого. Эмма не умела подобрать нужного слова, но она чувствовала, что ее пронзило с головы до пят. Каждый волосок ее тела возбужденно вздрогнул. Каждый нерв заплясал от предвкушения. Ее тело уже знало, что случится нечто. Ее мозг еще не догадывался, как это будет, но сердцу было ясно, что грядет вспышка могучей и неуправляемой силы.

– Ваша шляпа, – сказала она.

Эш взял шляпу, поднял свой плащ с мокрого дерна, куда он свалился с плеч Эммы, а затем взял в руки и саму Эмму. Не предложил ей руку, как велит правило вежливого поведения, а схватил за локоть и повел в сторону улицы.

– Мне жаль, что вам пришлось стать свидетельницей всего этого.

– А мне нет, – тихо сказала Эмма.

Не то чтобы Эмма была рада, что на них напали грабители. Это было очень страшно, и у нее не было никакого желания подобный опыт повторить. Однако сейчас, когда им удалось благополучно избежать опасности, она как будто заново переживала восхитительный и волнующий момент, когда герцог инстинктивно бросился на ее защиту, как поразительная точность его действий обратила в бегство двух вооруженных грабителей.

Никто и никогда ее так не защищал.

И если герцог хоть сколько-нибудь нравился ей раньше – а она не могла не почувствовать, вольно или невольно, его привлекательности, – то теперь это чувство усилилось стократ.

– Это мне следует извиниться, – сказала она. – Ведь это я виновата. Мы бы не зашли сюда, в парк, если бы…