Романтический поединок

– Потому что вам нечего сказать.

– Потому что доброе имя вашей бабушки будет опорочено, а она хорошо ко мне относилась.

– И все же вы разрушите ее репутацию, чтобы получить от меня то, чего хотите.

– Я скажу правду, – серьезно и спокойно произнесла она.

– Это связано с моей матерью?

– Вовсе нет, – удивленно ответила она.

– Что тогда? Я не люблю отгадывать загадки.

Она поджала губы и посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что та плотно закрыта.

– Торговля людьми и принудительное заключение.

– Ха!

Она не смеялась.

– Идиотское обвинение, – сказал он. – Кого она удерживала – вас?

Она сглотнула:

– Спросите любого сотрудника, сколько раз я была у входной двери этого дома. Они скажут вам, что сегодня я была там впервые за восемь лет.

– Потому что вы попросили их так говорить? У вас есть сообщники?

– Я действую в одиночку. Я удивилась бы, если бы кто-то еще знал мою ситуацию. – Она настороженно посмотрела на него. – Репутация вашей бабушки пострадает, если сотрудники начнут сплетничать. Я бы предпочла, чтобы вы не делали серьезных заявлений.

– Я сталкивался с недовольными сотрудниками, которые много раз выдвигали дикие обвинения. Они меня не волнуют. – На самом деле он немного забеспокоился. Эта женщина не такая, как все в этом доме, это очевидно. В двадцать два года она контролировала финансовую империю старухи. Она намного опаснее, чем кажется.

Втянув щеки, Лули вздернула подбородок.

– Поверят мне полицейские или нет, они депортируют меня, поскольку я не имею законного права оставаться здесь. Мое будущее в Венесуэле неясно. Я должна была принять меры на этот случай.

– Не сомневаюсь. – Он не помнил, когда в последний раз встречал такого смелого человека. Она почти очаровала его. – Кража – это преступление.

– Только если докажут, что я воровка.

– Верно. – Он взял чашку и отпил кофе.

– Вы можете убить меня, – произнесла она. – Или я могу просто исчезнуть. Но я подготовилась и к этим непредвиденным обстоятельствам. Расследование будет очень тщательным и долгим.

– Чем я заслужил вашу ненависть?

Она подняла изящно сложенные на коленях руки и повернула их ладонями к Габриелю:

– Я понимаю: моя единственная ценность сейчас – моя способность устранить неудобства, которые я устроила.

– Я уверен, что смогу устранить их самостоятельно, прежде чем они нанесут слишком большой ущерб. Ваша ценность преувеличена.

– Вы, вероятно, правы. – Она кивнула, у основания ее горла пульсировала жилка.

У Габриеля была слабость к головоломкам. В нем проснулся двенадцатилетний мальчик, который жаждал запереть дверь, надеть наушники с шумоподавлением и взломать компьютерную программу. Но как тридцатиоднолетний мужчина он хотел заключить Лули в объятия и выяснить, как долго она сможет ему противостоять.

– Если то, что вы говорите о своих обстоятельствах, правда… – Он поставил чашку на стол. – Если я возьму под контроль активы моей бабушки, то я завладею вами.

Наступила интригующая тишина. Лули смотрела на него из-под густых ресниц, ее губы подрагивали.

– Об этом можно поспорить, – признала она не совсем уверенным тоном. – Я сделала все возможное, чтобы защитить ее активы. Включая себя. Судя по всему, я сейчас ценнее всего. Это на случай, если вы захотите меня продать.

Она принимала его за человека без совести. Ему стало тошно.

– Конечно, если вы сделаете это, я приложу максимум усилий, чтобы использовать всю информацию о бизнесе миссис Чен в своих интересах, – продолжала Лули.

– Где она вас откопала? – спросил он.

Она сцепила пальцы в замок, костяшки ее пальцев побелели. Он понимал, что она находится в состоянии повышенного стресса, хотя никак этого не показывает.

– Моя мать жила в доме в Каракасе, который принадлежал моему отцу. Она была его любовницей. Он работал в правительстве, у его была жена. Он продал тот дом вашей бабушке, не позаботившись о том, как будет жить моя мать. Мэй пыталась выбросить ее на улицу. Моя мать заключила с ней сделку: Мэй возьмет меня на работу, а мать продолжит жить в том доме. Я отрабатываю долг своей матери.

Она назвала цифру в боливарах, которая соответствовала примерно ста тысячам долларов.

– Вам было четырнадцать? – спросил он.

– Да.

– Почему вы не ушли? По-моему, вы отработали всю сумму.

– Куда я пойду? – Она всплеснула руками. – Мой паспорт был у вашей бабушки, но срок его действия истек. Я не имею права находиться здесь, а если меня депортируют, в Венесуэле мне нечего делать. Полагаю, мне придется жить на улице и работать тайно, как это делают другие нелегалы. А здесь я, по крайней мере, в безопасности, сыта и одета.

Он начинал ее понимать.

– Я благодарна вашей бабушке, – продолжала она. – Моя мать завела нового любовника. Если бы Мэй не забрала меня, моя мать отдала бы меня тому человеку. – Она страдальчески улыбнулась.

Габриель испытал резкое отвращение, думая о том, что где-то женщин эксплуатируют таким образом. В четырнадцать лет!

– Она действительно не платила вам?

– Пожалуйста, не обижайтесь на меня. – Она наклонила голову, извиняясь. – Я думаю, она считала меня своего рода дочерью. Она не платила мне, потому что членам семьи не принято платить за работу в семейном бизнесе.

– Если она так к вам относилась, то почему она не оставила все свои деньги вам?

– Она сказала… – Лули вздохнула и посмотрела на потолок. – Она сказала, что, когда придет время, она выдаст меня замуж. Я не знаю, говорила ли она серьезно, но, если бы я упомянула деньги, она отправила бы меня чистить кастрюли на кухне.

– Никто не знает об этом соглашении?

– Я никогда никому о нем не говорила. И она тоже наверняка хранила это в тайне.

Потому что удерживать Лули здесь было преступлением.

– Мистер Дин…

– Зовите меня Габриелем.

– Мистер Дин, – повторила она с мелодичным и теплым акцентом, несмотря на официальное обращение. – Я очень благодарна вам за то, что вы дали мне возможность объясниться. – Она посмотрела на часы на каминной полке. – Если вы хотите продолжать этот разговор, я отрегулирую таймер на ноутбуке.

Габриеля было невозможно понять. Он пугал Лули врожденной физической силой, богатством и влиянием. Ей приходилось постоянно напоминать себе, что следует вдыхать и выдыхать. И не делать никаких резких движений.

Он отрывисто кивнул.

Она плавно и неторопливо встала, подошла к столу и открыла ноутбук, а потом заново установила таймер. Повернувшись, она увидела, что Габриель встал, снял пиджак и накинул его на подлокотник дивана. Рубашка облегала его широкие плечи и грудь и узкий торс.

– Еще кофе? – Она подошла к подносу.

– Нет, спасибо.

Подняв волевой подбородок, он прищурился:

– Сколько вы хотите?

Она опустила руки по швам, стараясь не волноваться.

– Я вас не шантажирую.

– Но это попахивает шантажом, – мрачно усмехнулся он.

– Я не хочу, чтобы вы так думали, – пояснила она, заставляя себя сохранять спокойствие, несмотря на вспышки тревоги. – У меня была куча возможностей украсть. Мне нравилось, что ваша бабушка мне доверяет, поэтому я не предавала ее. Я добросовестно работала на нее не для того, чтобы погасить долг своей матери, а чтобы отблагодарить ее за то, что она избавила меня от власти моей матери.

– И вы больше не ее должница?

– И не ваша должница.

Выражение его лица не изменилось, но он раздул ноздри.

– Пока нет, – прибавила она, стараясь не показывать ему свою неуверенность и страх.

– О, заслужу ли я привилегию выкупить у вас мое состояние? – спросил он. – Скажите, как мне это сделать.

Выпрямив спину, она сохранила спокойное выражение лица, выглядя почти хладнокровной и терпеливой.

– Что вы за человек, Лули? У вас такой лживый ум. – Он вдруг уставился на ее грудь.

У Лули напряглись соски, а внизу живота разлилось приятное тепло.