Эльфийский Камень Сна

«Там собаки», — подумал он. Он не мог вспомнить, где он находится и как он здесь оказался; потом до него донесся разговор двоих, охотившихся на него, и он понял, что пришел сюда умирать. Он вспомнил деревянные коридоры, вдруг оборвавшиеся этим кошмаром, потом он ударился головой и упал. И тут были колючие ветви — он все еще ощущал боль уколов, когда они впивались в его тело; он утер залитое кровью лицо и, поднеся руку к глазам, уставился на нее.

«Донн», — подумал он затем, и память к нему вернулась: эти странные холмы, которые он узнавал, были холмами Донна. Он ощутил всю тяжесть нависшего над ним замка и увидел себя, карабкающегося по краю у всех на виду. Впереди уступ кончался — еще одно падение — и мужество оставило его. Там были деревья, там была надежда, пусть на мгновение, но это мгновение включало всю оставшуюся жизнь. С той стороны холма, из-за спины, к нему уж поднимался человек; и то был лишь один из слуг Донкада, которые, рассеявшись, ищут его по всем холмам.

Он добрался до склона, до травы и кустов, где древние камни воздевали вверх свои черные пясти, обреченно глядя на полевые цветы — первые мазки краски на этой бурой мертвой земле. Он был как на ладони на этом холме, лишенный прикрытия деревьев — он двигался то и дело хромая от приступов боли в боку и искалеченной ноге. Собаки лаяли и выли. Враг наступал, и он почувствовал, как у него снова меркнет взор. Небо поблекло, и стало темно как ночью, повеяло жутью, и мелкие твари замелькали меж камнями, уродливые кривые тени.

«Сюда, — послышался чей-то голос. — О человек, иди, протягивай мне руку».

Теперь во мраке он различил какой-то свет, становившийся все ярче и теплее, и с надеждой он потянулся к нему. Раны его сковало холодом. Словно через океан протянул он руку, и кто-то прикоснулся к ней, взял ее в свои и подхватил его, когда он начал падать. Дымка окутала его серым плащом и заключила в объятия. Он стоял на коленях, прильнув головой к чьему-то плечу, и чувствовал нежную руку на своей голове, словно он был ребенком, вернувшимся домой.

— Ну же, не бойся, я держу тебя.

Он почувствовал запах листьев, зелени, роз и лилий, который напомнил ему Бранвин. Он ни о чем не тревожился, но вот загрохотал гром, и ветер взвился голосами. Он поднял голову и встретился с ней глазами. Ветер развевал ее волосы, а глаза ее были жуткими очами Ши.

— О человек, что делаешь ты здесь среди этих камней? Тебе здесь не место.

— Мой господин послал меня к Донкаду, господину Донна, Дина Ши, чтоб заключить с ним мир, а Донкад замыслил против нас убийство. Я потерпел поражение, я обесчестил себя, о Ши! — он услышал звуки рыданий в порывах ветра и поднялся на ноги, ослепнув на мгновение от блеска молний, выхватывавших из тьмы вздымавшиеся как колонны скалы. — Ши, они не должны поймать меня.

— Не бойся, они не поймают, — Арафель встала рядом с ним.

— Там кто-то есть! — вскричал Донал, ибо меж скал что-то кружилось и подскакивало, пока не исчезло во мгле.

— Он не причинит тебе зла. О человек, не стоило тебе сюда являться. Разве я не говорила, что на запад нет надежды? Разве я не предупреждала вас? Возвращайся, скажи своему господину, чтобы не ждал ни надежды, ни помощи от других. А отсюда — меньше всего. Донкад заслуживает его сожаления.

— Сожаления? Человек, покушающийся на жизнь гостей?

Она ему казалась белым облаком, словно какой-то внутренний свет исходил из нее; потом белизна померкла, покрывшись черными пятнами на груди и руках, а потом она уже вся была в его крови.

— Пусть пожалеет Донкада. И Кер Дав, Ан Бег и Брадхит. Да, пожалеет. Они всего лишь люди и погрязли в зле, которое пытались приручить. Оно же окружило их и лежит затаившись. Я сделаю тебе подарок, чтобы ты видел опасности, но его не спрячешь, ибо это место могущественно, и оно приманило тебя сюда… — грянул гром, и ветер вихрем окружил их, так что и плащ, и волосы ее взметнулись вверх, и она рассыпалась светом, словно истекая кровью; и жало холода впилось в него, словно проверяя глубину его ран.

— Это из самого древнего Элда, — выкрикнула она, пересиливая вихрь. — Он дует с Дун Гола, от старости, от злобы и ненависти… Ты таешь, человек, остановись! Держи меня за руку!

Наощупь он ухватился за нее. Ее плащ обвил его, и, нащупав его руку, она повела его вперед. С усилием он опирался на свою больную ногу, даже несмотря на ее помощь, чувствуя, как их сотрясает ураганный ветер.

— Арафель! — раздался тоненький голосок. — Арафель! Подними его вверх!

— Подступает. О, прижмись ко мне, человек. На тебе нет железа, и ты сможешь удержаться. Не дай ему стряхнуть тебя.

Они вступили в пространство, заросшее деревьями, странными серыми деревьями, которые скрипели и хрипели под напором ветра. И снова перед ними вспыхнул свет, почти у самой земли, как пригоршня молний, и маленькая тварь, подпрыгивая на четвереньках, метнулась рядом с ними.

— О-о, — взвыла она слабым тонким голосом, — о Дина Ши, садись верхом, верхом, верхом. Здесь слишком страшно, слишком страшно. Тебе не осилить его.

— Добудь ему лошадь, — промолвила Арафель. — Граги, прошу тебя.

И ее не стало. Он споткнулся и его подхватили на руки — теплые сильные руки подняли его как ребенка, словно он был легче перышка, руки, пахшие сеном, солнцем, землей, и он снова лишился сознания, ощущая жгучую боль.

Потом его швырнули на спину вздрогнувшего пони, и он постарался удержаться за гриву и перекинуть ноги по бокам: странное создание, подпрыгивавшее перед ним, тянуло его за ногу и поддерживало, стараясь помочь.

— Скорей, скорей, скорей, — неустанно повторяло оно, — мрак наступает, одинокий мрак; о человек, о человек, Граги должен помочь ей, Дина Ши. О, торопись, человек! Этот пони не потеряет тебя.

— Помоги ей, — ответил Донал, но рядом уже никого не было. Пони тронулся вперед, и мимо замелькали деревья: он пустился вскачь, но Донал не ощущал бега, словно он летел по воздуху, этот маленький косматый пони.

Оно пришло. Завыли ветры. Арафель, крепко держась на ногах, вынула свой узкий серебряный меч, звездным светом пронзивший ночь.

— Финела! — позвала она, и за спиной послышались раскаты грома.

Потом ветры стихли, и ночь стала беззвучной — там, меж древних камней, в которых виднелся проход в темное сердце горы.

И мрак высился там, превратившийся в высокого стройного эльфа.

— Арафель, — промолвил он.

— Далъет.

Он улыбнулся. Все было черным на нем, и свет, падавший на его одежду, тут же умирал. Она держала меч перед собой, но даже его серебро поблекло — то было его место и его владения.

— Я свободен и я властелин этого места, — промолвил он. — Властелин всей этой земли. Я вернул назад…

— Духов. Всего лишь духов, Далъет. И печаль. Живи. Но уйди обратно. Вернись в свой сон.

Облик его померк и снова уплотнился. И меч, такой же, как у нее, блеснул в его руке, но с голубой прожилкой вдоль клинка, пропитанного тусклым ядом.

— О Арафель, — промолвил он и опустился на камень, положив руки на колени и нежно улыбнувшись ей. — Чары мои разрушены, и ты считаешь, что я послушно погружусь обратно в сон? О нет, — клинок взвился, целясь ей в сердце, и ветер, дыша холодом, зашелестел травой. — Слишком давно мы друг друга ненавидим.

— Дроу, — промолвила она. — В моем сердце есть место жалости к тебе.

— Жалость. Я не знаю, что это такое. Я потерял ее.

— Ты хочешь сердце? У меня их много — я их храню. Скажи — которое, и я отдам.

— Даже свое?

Она прикоснулась к камню на своей груди и ощутила закравшийся в него холод.

— Его-то ты и просишь? Да, я отдам его.

— Как мудро, — он улыбался, но взгляд был серьезен. — Но стоит мне его взять, и ты меня свяжешь им — на это ты и надеешься. Как ты связала этого человека — о, я все знаю — ты дала ему камень, но он не поможет твоему любимцу. Мои чары пересилили его. А скоро они победят и его самого. Ты слишком щедра на такие подарки.

— Я считала, что ты отважнее. Что, хочешь померяемся силой?