Эльфийский Камень Сна

И от этого Мев чувствовала себя еще несчастнее. Слезы были готовы хлынуть из ее глаз, и она уже ощущала в носу неприятное пощипывание. Но она раскрыла глаза и подставила их ветру и не проронила ни звука. Разве могла она сравниться с Ризи по уму, особенно такая уставшая, да и Келли, похоже, не готов был к этому.

— Как странно тихо, — пробормотал Ризи наконец.

— Да, господин, — вполголоса ответила Мев, и они в молчании миновали еще несколько холмов.

— О боги, хватит хандрить, — внезапно воскликнул Ризи. — Опасность грозит лишь Доналу и никому другому. Ваш отец повернет назад задолго до границы. Он так сказал.

— Да, господин, — откликнулся Келли.

И снова повисла тишина. Ризи еще посмеялся над ними и затих с встревоженным видом.

— Да, да, я знаю, — повторил он.

— Ты можешь оставить нас здесь, — бодро заметил Келли, — и мы сами вернемся домой. Правда, вернемся. Тогда ты сможешь догнать отца и поехать вместе с ним.

— Ваш отец приказал, — ответил Ризи.

— Да, господин.

Спустя немного времени они подъехали к речушке Банберн, мелкому потоку, впадавшему в Керберн, — с обеих сторон его грязь была хорошо утоптана, ибо они лишь недавно проехали тут. Ризи отпустил поводья и дал своей лошади напиться, выбрав место почище, и пони утолили свою жажду тоже, а потом за гордым и своенравным мерином Ризи вошли в поток, погрузившись в него по брюхо, и вышли на берег уже покрытые илом и с грустным видом.

— Жарко, — посетовал Ризи, глядя на солнце. Он остановился на ровном берегу, поросшем травой, и спешился. — Отдохнем немного, — промолвил он, посмотрев на пони.

Они не взяли с собой пищи, а Ризи был не из тех, кто стал бы делать привал, чтобы поесть, как это мог бы сделать их отец. Но он проверил свои и их подпруги, молча подошел к травянистому берегу протоки и, склонившись, напился выше по течению, обмыв заодно лицо и шею, ибо, верно, ему было жарко во всех этих кожах и металле.

И так как Ризи не спешил, Мев и Келли тоже соскользнули со своих пони и отпустили их щипать траву, как и Ризи своего мерина. Ризи сидел на корточках, обхватив колени руками, и смотрел вдаль, полностью погрузившись в свои мысли и не обращая ни на кого внимания. И Мев поднялась тогда еще немного выше по течению, где над потоком нависло огромное дерево, отбрасывавшее прохладную тень, и Келли последовал за ней. Это место они знали с тех пор, как отец впервые взял их с собой на прогулку; они играли здесь в войну, как герои, которых воспевал Леннон, и дрались палками среди камышей, заставляя смеяться отца и всю его свиту; а потом все устраивали завтрак на берегу. А однажды, когда их застал ливень, они прятались под этим древним деревом — они и отец и Барк — все столпились под навесом из плащей и слушали, как Барк рассказывал о походной жизни в годы королевской войны. И камыши, росшие на песчаных отмелях напротив, казались вражескими пиками.

— По-моему, Ризи хочет отдохнуть, — промолвил Келли, садясь на берег и показывая взглядом туда, где Ризи растянулся на солнцепеке, в то время как его лошадь спокойно паслась рядом.

Такая легкомысленность не была присуща Ризи: он всегда был хмур и насмешлив, и хотя они любили его и таким, терпение и добродушие не были ему свойственны, он вечно был занят каким-нибудь делом. Если Ризи смеялся, то это был язвительный смех над тем, что люди скрывали и позволяли себе хихикать лишь исподтишка. Но, может, он устал из-за того, что лег слишком поздно накануне, а может, по-своему он хотел проявить к ним доброту, не догадываясь об их мечтах и не желая подталкивать их на обратном пути. Мев вздохнула и тоже опустилась на берег — ей нравились тень и вода, и кивающие камыши, и жужжание пчел. Келли брал листья и пускал их один за другим — волшебные ладьи на гладкой поверхности потока — они и прежде играли так здесь, когда отец брал их с собой, а пони еще казались им огромными, как горы. Но Келли не забавлялся сейчас, а думал. Как и она. Мев тоже сорвала себе лист и пустила его рядом с тем, что отправил Келли, она смотрела, как оба несутся мимо темных водоворотов и высящихся камышей. Они оба слишком повзрослели. И эта игра осталась у них лишь в воспоминаниях. Она следила за листиком, но думала об отце, о Донале, надеясь, что ее дядя в Донне окажется лучше, чем они опасались.

— Ризи лежит на солнце, — наконец сказал Келли, бросив на того еще один взгляд. — Похоже, он заснул.

Ее это тоже встревожило, ведь было так жарко, а он во всех доспехах улегся на солнце — она не ожидала такого от Ризи, сына Дру. Она наморщила нос, прикидывая, а не засиделся ли и вправду Ризи вчера за элем, но это было так непохоже на него, к тому же он не выглядел усталым, лишь раздраженным — ему тоже хотелось быть с остальными, а не сопровождать своих малолетних брата и сестру.

И вся эта странность встревожила ее. Она встала и очень тихо направилась к нему, так что солнце било ей в спину.

— Мев, — шепотом позвал ее Келли и встал за ней, оставив свои ладьи, но она не обратила на него никакого внимания. Когда спал Барк, он просыпался от малейшего звука: «никогда не шутите со спящими», — однажды строго сказал ей отец. Спящие люди, как Барк, были опасны при пробуждении, как и все, кто участвовал в войне. Она помнила, как Барк и другие дремали на солнце, едва прикрыв глаза, просыпаясь время от времени и по-лисьи поглядывая по сторонам, так по-настоящему и не погружаясь в сон. Их отец спал так же. Но Ризи спал, раскинув руки, лицом к солнцу, глаза его были плотно закрыты, а рот приоткрылся, как у ребенка.

— Ризи? — позвала она его громко, остановившись на безопасном расстоянии. — Ризи! — она подошла ближе и села на корточки, готовая отскочить в любую сторону, если он, проснувшись, схватится за меч. — Ризи! — сердце ее стучало все громче. Она прикоснулась к нему и потрясла. — Ризи, проснись.

Келли подошел с другой стороны. Он встал на колени и еще крепче потряс Ризи. Тело Ризи было безвольным, словно что-то в нем сломалось.

— Он умирает? — спросил Келли. — Мев, разве можно так умереть?

Мев не знала. Но Ризи дышал. И кроме дыхания ни единого признака жизни. Он был крепким воином — Ризи, сын Дру. И вот он лежал в доспехах и с оружием еще более беззащитный, чем они. И вдруг она почувствовала, как ее охватывает слабость, подползает к горлу, где покоился лист. И в тот же момент Келли поднял руку и прикоснулся к тому же месту на своей шее. Глаза его расширились от страха.

— Кили, — выдохнул он.

Но у воды, в тени дерева, там, где они только что сидели, стояло совсем иное существо, казавшееся им мрачной тенью, ибо сами они были на ярком солнечном свете. Поэтому его было трудно рассмотреть, как будто оно не имело определенной формы, и лишь движения его вызывали шорох травы. Оно выскользнуло на свет и уселось перед ними, маленькое, коричневое, волосатое.

— Ризи! — воскликнула Мев и замахнулась, а Келли выхватил кинжал у лежавшего Ризи.

— Отважно, — промолвило существо. — Но железо жалит, жалит вас.

— Уйди, — промолвил Келли.

Существо не приближалось. Оно сидело, обхватив колени, и рассматривало их своими старыми волоокими глазами из-под нависших волос.

— Жалит.

Рука Келли дрожала. Он обхватил ее за кисть другой рукой, и пот выступил у него на лбу. Кинжал упал. Мев подхватила его, и он холодом обжег ей пальцы. Она тоже не могла удержать его. Боль пробежала по всем ее костям. «Бежать», — мелькнуло у нее в голове, — но как же Ризи? — нельзя было оставить его на милость этого создания, к тому же она вспомнила об эльфе, который без всякого труда догнал их тогда в лесу.

— Чертополох, — выкрикнула она в пространство. — Чертополох…

— Нет-нет, — поднимая руки, промолвил коричневый человечек. — Она не будет довольна. Она послала меня. Не надо звать ее. Я пришел взглянуть на детей, на детей, которые мне понравятся.

Мев замерла, поддавшись обаянию его писклявого голоса. Все так же жужжали пчелы и вздыхали камыши, и она изо всех сил старалась не поверить ему.