Эльфийский Камень Сна

Нэаль не сомневался в том, что тот был стар, стар, как камни, холмы и все остальное, ибо от него веяло какой-то сверхъестественной жутью. Ни одно живое существо не могло двигаться так быстро, то появляясь, то исчезая. Вот он сидел у амбара — маленький коричневый комок, босой, обхватив колени руками, и смотрел, как Нэаль чинит загородку. Он был морщинист, как старик, и проворен, как ребенок, его коричневые волосы ниспадали на волосатые руки, а борода струилась по обнаженной груди, его руки и ноги — все было покрыто курчавой шерсткой. Коричневый, как орешек, и не выше подростка, он бродил по амбару, выуживал из бочки яблоки, и скармливал их пони в конюшне.

И еще этот коричневый человечек умел в одно мгновение быть здесь, а в следующее — уже в другом месте, так что когда Нэаль искоса взглянул на сарай, того уже там не было.

В то же самое мгновение что-то защекотало его по обнаженной спине, и он, выругавшись, даже замахнулся молотком. Краем глаза он заметил, как в сторону амбара метнулась тень и зачерпнула пригоршню зерна; но несмотря на всю быстроту движений Нэаля, он так и не успел толком ничего рассмотреть — существо уже исчезло за углом.

— Эй! — закричал Нэаль и бросился за угол, и снова существо улизнуло от него, лишь вспыхнув коричневатым всполохом.

Однажды он уже гонялся за ним, и оно водило его через изгороди и валуны, на другую сторону ручья и обратно. Теперь он резко выскочил из-за угла и тут же наткнулся на него. Нэаль замахнулся молотком, но не для удара, а так, чтобы напугать.

Существо вскрикнуло и скорчилось на земле, вместо того чтобы бежать. Закрыв лицо волосатыми руками, оно испуганно ожидало удара.

— Эй ты, — сказал Нэаль. — Ну же, — он вдруг почувствовал стыд и уповал лишь на то, что его никто не видит.

Существо посмотрело на него сквозь растопыренные пальцы, потом плюнуло и поковыляло прочь на своих коротеньких ножках.

— Ни дна тебе ни покрышки, — пробормотал Нэаль и тут же пожалел об этом. Все в этот день валилось у него из рук. Гвозди и молоток он забыл в амбаре, и ему пришлось возвращаться и искать их там.

За шиворот ему набилось соломы.

— Чума на тебя! — закричал Нэаль, но существо вскарабкалось на стропила и разбудило сов, принявшихся хлопать крыльями.

— Возвращайся! — попросил Нэаль, но оно уже было за дверью.

— Не старайся, — это уже был голос Барка, который подошел сзади, и краска стыда залила лицо Нэаля. Он не привык, чтобы из него делали посмешище или ловили на дурном поступке.

— Я не собирался ударять его.

— Нет, но ты ранил его гордость.

Нэаль задумался.

— Чем же можно залечить эту рану?

— Добротой, — ответил Барк. — Только добротой.

— Попроси его вернуться! — воскликнул Нэаль с неожиданным отчаянием в голосе.

— Я не могу это сделать. Он — Граги, и его никто не может позвать — он никому не говорит своего имени.

Нэаль вздрогнул — ему показалось, что удача оставила его. «Все кончено, — подумал он, — потому что я напугал одного из волшебного народца». Он вспомнил как пришел на хутор и как ему повезло, что он отыскал его и смог в нем остаться.

В тот вечер он не смог даже есть и поставил весь свой обед на крыльцо рядом с тарелкой Эльфреды; но на утро дар Эльфреды был принят, а его — оставлен.

И все же существенной перемены в его судьбе не произошло, разве что время от времени на голову ему сыпалась солома, когда он заходил в амбар, а стоило ему отвернуться, исчезали инструменты, чтобы появиться снова на своих крючках в амбаре, когда он приходил уже за другими.

Он переносил все это с совершенно несвойственным ему терпением, как-то раз даже оставив сочное яблоко на том месте, где была совершена кража. Дар его исчез, но продолжали исчезать и инструменты. И все же он научился относиться к этому с улыбкой, не обращая внимания на свои злоключения, сколько бы огорчений они ему ни приносили.

Он стал так терпим, что это распространилось даже на кражи Скаги, так что однажды, когда он застал мальчика копающимся в его завтраке на поле, то лишь остановился рядом ничего не говоря, и глаза Скаги округлились от изумления.

У Нэаля и в этот раз был при себе молоток, но он не поднял руку.

— Не оставишь ли мне кусочек? — спросил Нэаль. — У меня сегодня был тяжелый день.

Мальчик, сидя на корточках — неудобное положение, чтобы пускаться в бегство, — кинул на него взгляд и поставил корзинку на место.

— Может, ты ноешь со мной? — спросил Нэаль. — Я предпочитаю закусывать в компании.

— Здесь не так уж много, — ответил рыжеволосый разбойник, с сомнением заглядывая под салфетку.

— Сколько бы ни было, это всегда можно разделить пополам, — сказал Нэаль и последовал своим словам.

Это был молчаливый завтрак. Скаги и потом еще крал завтраки у других, но у Нэаля больше никогда. А порой быстрые ноги Скаги доставляли Нэалю пропавшие инструменты, прежде чем он успевал их хватиться.

Однажды днем появился Граги — уселся за амбаром и принялся подсматривать за Нэалем, а тот наблюдал за ним краем глаза.

— Вот, — промолвил он, чувствуя как колотится у него сердце, и зачерпнул пригоршню зерна, — вот зерно. А еще у меня есть с собой кусок хлеба, если хочешь. И хороший сыр.

Но голова Граги исчезла, прежде чем он успел договорить. С тех пор он начал время от времени появляться, а инструменты похищал только изредка в качестве напоминания.

Судьба продолжала улыбаться Нэалю, и дни катились от летнего зноя к осеннему урожаю: ланка стала долговязой, волчонок уже выл на луну но ночам, а серпы затачивались сами собой к каждому утру.

Но однажды в полдень из-за Воронова холма появился спотыкаясь человек — он шел к хутору, пугая гусей.

Нэаль вместе со всеми выбежал ему навстречу. Перелезая через изгородь, человек упал грудой костей и оружия, ибо он нес лук, пустой колчан и меч на боку. Лонн подхватил его и помог подняться, так что когда подошел Нэаль, тот с трепетом опустился перед ним на колени, ибо они были знакомы друг с другом.

— Его зовут Кэвин, — сказал Нэаль. Страх обуял его, словно угроза нависла над его благополучием. Он кинул взгляд за изгороди, где высились складки холмов, ожидая увидеть погоню, идущую по пятам Кэвина. Но потом он ощутил прикосновение руки и со стыдом потупил очи.

— Господин, — промолвил Кэвин, и рука его задрожала — и это у Кэвина, лучшего их стрелка. — О господин, мы слышали, что ты погиб.

— Нет, — ответил Нэаль, — тише, не кричи, обопрись на меня — я помогу тебе идти.

Кэвин позволил поднять себя, полагаясь лишь на Нэаля, опираясь и держась за него, и Барк, Лонн, Фланн и Каррак — вся компания понесла его во двор и в дом на попечение Эльфреды, лучше которого и быть не могло.

Его накормили бульоном и хлебом с маслом, но к вечеру Кэвин с трудом добрался лишь до крыльца и спустился во двор, где стол под дубом ломился от пищи, ожидая жнецов, с песнями возвращавшихся домой. Добравшись до стола, он замер с потерянным видом человека слишком сурового, для того чтобы плакать, но ему на помощь пришел Нэаль, а Барк сердечно похлопал его по плечу и велел принести ему кружку эля и поставить на стол лишнюю тарелку.

— Сюда, — сказал Нэаль, поспешно усаживая Кэвина на свое место, пока все подвигались, а Шелта ходила ему за тарелкой и кружкой.

— Это — Кэвин, — сказал Барк, поднимая кружку за его здоровье. И все выпили за него, после чего набросились на вкуснейшую стряпню Эльфреды.

Кэвин попробовал кусочек того, кусочек этого, но руки у него дрожали, и наконец он застыл с куском хлеба в руке, по его щекам струились слезы. И Нэаль обнял его, чтобы поддержать — так тот был слаб, и все поняли его, и веселье возобновилось с новой силой.

— Что это за место? — спросил Кэвин, отхлебнув эля.

— Укрытие, — ответил Нэаль. — И безопасность. Это место, не знакомое со злом. Зло никогда не придет сюда.

— Значит, мы умерли?

— Нет, — рассмеялся Нэаль. — Никакой смерти.