Страница 7 из 22
Тут мне несвязно подумалось о нелепом противоречии между дивной весенней природой и миром людей, ибо никак не соотносилось фиолетовое небо с багряно-золотой полосой заката, нежные лепестки яблонь и молодая липкая зелень тополей с потертой сталью автоматов, блеклыми гимнастерками конвойных и черными колоннами наголо остриженных людей, заложив руки за спины, уходивших после обыска контролерами-прапорщиками в разверзнутые ворота зоны, к побеленым баракам.
Машины с кузовами-клетками, разворачиваясь, отбывали на свои промасленные автобазы - кончался рабочий день.
Нехотя, словно зачарованное ширью степных виноградников и бахчей, скрывалось за их раздольем закатное солнце.
- Ты, случаем, не к нам, командир?
Я обернулся.
Передо мной стоял коренастый крутолобый ефрейтор с ручным пулеметом, свисавшим стволом вниз с брезентового ремня, вдавившегося в обшарпанный погон с тонкой золотистой лычкой, почерневшей от грязи.
Подворотничок гимнастерки у ефрейтора, наспех прихваченный отчего-то красной ниткой, был влажно-сер от дорожной пыли, запорошившей и пилотку, и складки хромовых офицерских сапог с щегольски приспущенными голенищами, и рябую, алкоголически багровую физиономию, на которой узкими холодными щелочками выделялись цепкие недоверчивые глазки.
- Если здесь шестнадцатая рота, то к вам, - ответил я равнодушно.
- Других рот тут нет, - ответил ефрейтор, протягивая руку. Представился: - Харитонов. Кличут Серегой.
- Анатолий. Подкопаев, - сказал я, пожимая вялую кисть нового сослуживца.
- После учебки? - спросил ефрейтор, поправив подсумок с запасными пулеметными магазинами, укрепленный на свисающем к паху ремне.
На выбившемся конце ремня виднелась отчетливая "елочка" зарубок - по количеству прошедших месяцев службы. Зарубок было много, из чего явствовало, что ефрейтор принадлежал к элите "старичков".
- Да, после учебки...
- Салабон, значит, - сплюнул ефрейтор. - Ну, поканали, салабон, дослуживать отчизне... Крышу с антенной, что навроде метлы дворницкой, видишь? Там вот и рота. Номер шестнадцать. Ростовского полка унутренних войск министерства таких же унутренних дел. Сам-то откуда родом?
- Из Москвы.
- О, высокий гость из столицы! - прокомментировал краснорожий ефрейтор. - Ну, тебя здесь встретит рота почетного караула, готовься.
В голосе пулеметоносителя сквозила отчетливая, даже агрессивная неприязнь. Однако неприязнь эта меня не задела, иммунитет к ней за прошедшие полгода службы выработался стойкий.
Да, не любили нас, москвичей, соотечественники. И почитали за какую-то особую, чуждую народу русскому нацию. Сначала такому отношению я искренне удивлялся, после же, свыкшись, начал воспринимать его с презрительным равнодушием. Но природа болезненной внутренней зависти провинциалов к обитателям столицы оставалась для меня неизменной загадкой. Отчего происходила эта зависть? От того, что жителям Москвы больше привилегий перепадает? Или от того, что по складу ума и характерам мы иные, нежели наши периферийные российские собратья - истинные, так сказать, русские, кондовые?..
По дороге развязный ефрейтор многократно пытался завести разговор на ту или иную тему, но я упорно отмалчивался, и до железных ворот с намалеванными на них красными звездами, за которыми располагалось двухэтажное кирпичное здание конвойного подразделения, мы, будущие сослуживцы, дошли в сосредоточенном молчании, минули пустовавший КП и очутились у входа в казарму, где наши пути разошлись: ефрейтор отправился к "прилавку" ружпарка для сдачи оружия и боеприпасов, а я пошел в канцелярию роты, дабы отрапортовать местному начальству о своем прибытии по назначению для дальнейшего прохождения и так далее.
За столом канцелярии, спиной к окну, сидел капитан лет сорока с желчным лицом хронического язвенника и гладко зачесанными назад редкими волосами, тронутыми проседью.
Капитан курил вонючую папиросу местной марки. Мой рапорт он выслушал равнодушно, откинувшись на спинку обтянутого черным дермантином кресла, и по завершении монолога спросил кратко и внятно:
- Пьешь?
- Ну так... - замялся я. - По торжественным случаям.
- А торжественный случай - когда есть что выпить?
Я молчал, теряясь в догадках, чем вызван такой настойчивый интерес ротного к моим неуставным отношениям с зеленым змием.
- Я в смысле - злоупотребляешь? - уточнил капитан.
- Вот это нет, - отозвался я искренне.
- Уже хорошо, - сказал капитан. - Если не брешешь. Парень ты, вроде, ничего, приличный с виду...
Он загасил папиросу и, встав из-за стола, тяжело заходил по тесной, как ножны охотничьего тесака, канцелярии.
- Так, - почесал в раздумье коротко стриженный затылок. Значит, ты к нам на должность инструктора по инженернотехническим средствам охраны. Так?
- ... точно, - добавил я.
- Ну и какие-такие средства ты изучал? - испытующе зыркнул на меня капитан.
- Всякие... Телеемкостную систему, радиолучевые датчики, ограждение "°ж"...
- ... твою мышь, - сказал капитан.
- Что?
- ?ж твою мышь, - процедил капитан со вздохом. - Нет у нас тут никаких телеемкостей и всякой там, понимаешь, аппаратуры...
- А что есть? - поинтересовался я - безо всякого, впрочем, интереса.
- В основном заборы, - прозвучал ответ. - Ну, на жилой зоне по ним еще проводки натянуты, на разрыв чтобы срабатывали... Изоляция, правда, вся прогнила, менять надо... Да и заборы-то с доисторических времен стоят, труха, а не заборы. В общем, работы у тебя тут сержант, невпроворот. Людей не дам, - быстро проговорил капитан, словно опасался, что именно такое требование от меня сейчас и поступит. - Личного состава не хватает, службу нести некому. Но зеков бери, я с начальником колонии потолкую, предоставим тебе бригаду расконвоированных...
- У которых срок, что ли, вышел?
- Если бы вышел, здесь бы они не задержались, - покривися капитан саркастически. - Какого хрена тут делать?.. - Он задумался, словно и сам всерьез озаботился вопросом, какого действительно хрена тут делать, в этом поселке, затерянном в бескрайних степях. - Кому полгода осталось, кому месяц... пояснил он. - Такая вот категория. Но аккуратнее с ними, понял? Отношения - исключительно уставные! Не забывать, товарищ сержант: они - продукт преступного мира! Уясни это отчетливо.