Страница 21 из 23
Однако, все это было сделано попутно. А вызвали в Москву не столько расспрашивать, сколько учить. Послали Ремезова в Кремль, в Оружейную палату, в ведении которой находилось каменное строение всяких дел. И начали тут мастера русские и иноземные водить Ремезова от машины к машине, показывать, как надо из камня строение ставить, как надо сваи бить, глину месить, разминать и на гору известь, камень, воду и иные припасы втаскивать. Все записывал Ремезов, ничего нельзя было упустить из виду, особенно же, как на гору таскать припасы — высока Троицкая гора, на которой встанет новый каменный град Тобольск. Показывали еще мельничное колесо и много разных других машин и приборов.
Так знаменописец тобольский превратился в архитектора, в инженера. И москвичи, показав тоболянину сию премудрость, еще раз осведомились: пространно ли, довольно сказано?
Об этом узнал он довольно. Но, окончив науку в Оружейной палате, постарался еще Семен Ульянович поучиться кой-чему у математиков и астрономов. Ибо знал, что царь Петр, посмотрев его чертежи, хвалил их и велел продолжать работу дальше. Хотелось, чтоб эта работа вышла еще лучше.
И еще одно дело было в Москве у Семена Ульяновича. Сто десять лет тому назад основатель Тобольска Данила Чулков взял в плен хана Сеида, казахского султана Уразмухамеда и мурзу Карачу. Пленники были отвезены в Москву. Их потомки» по слухам, жили здесь и по сей час. Ремезов отыскал их. Это были совсем обрусевшие, потерявшие азиатский облик, люди. «Род сей есть и днесь», — записал Ремезов…
В начале зимы Ремезовы покинули, наконец, Москву. Ехали в Сибирь вместе с боярином Черкасским, в московском доме которого были «в пропитании». Черкасский получил назначенье тобольским воеводою. Ремезов, таким образом, стал как бы доверенным его человеком, советником.
К новому, 1699, году Семен Ульянович благополучно вернулся домой, привезя с собой немало московских подарков. Была тут непечатная книга фряжеская о каменном строении, были тут и краски, и кисти, и циркули, и компасы, и блестящая добрая заграничная бумага, и полотна. Но самым ценным из того, что привез в Сибирь домой Ремезов, была уверенность в том, что все идет так, как надо, что нечего бояться новых порядков, что табачный дым не застил глаза никому и ничуть не страшна пресловутая ксеномания молодого царя. Ксеномания, ксенофобия, ксенофилия — все это чушь, пустяки, если есть царь в голове. Так и сказал Семен Ремезов согражданам, сбежавшимся слушать московские новости.
На Троицкой горе, где когда-то Данила Чулков срубил нехитрый свой острожек из судового ладийного леса, рос теперь новый Тобольск, Тобольск Петра Великого, гордый огнеупорный город, обличием своим напоминающий европейские города. Этот новый город строился под руководством Ремезова. И стал в эти дни Семен Ульянович очень важным человеком в Тобольске, вроде как первым, после старшего воеводы князя Черкасского. Шутка ли! Заново строил город.
Много хлопот было у Ремезова. Но между этих хлопот выдумал он, казалось бы и совсем некстати, еще одну. Не при виде ли дела рук своих, этого нового города, вспомнил Семен Ремезов, строитель, о седой старине? Слушая треск и грохот разрушаемых изб, скатывая с горы бревна, вдыхая их гниль и пыль, не вспоминал ли Семен Ремезов тех, кто строил эти избы, тыны и башни? Старина! Может быть Семен Ульянович даже слегка грустил, что не увидит больше этих древних, бревенчатых, заплесневелых стен тобольского славного острога. Так грустят люди, расставаясь со старой, изношенной, видавшей виды одеждой, перед, тем, как облачиться в новое непривычное, необношенное, хотя и более добротное и более нарядное платье. Воспоминанья! Как бы то ни было, но строитель нового Тобольска Семен Ульянович Ремезов, этот полный сил тридцатисемилетний человек, разведыватель новых дорог и стран, географус и архитектор, словом человек нового времени, нового духа — Семен Ремезов решил написать труд о седой старине.
Между делом, урывками, возвращаясь с горы, где веселые каменщики воздвигали новые здания, брался за перо Семен Ульянович.
С чего он начал? Всевидящее око, евангелие, лучи от него, озаряющие славный полукруг городов и острогов — Тюмень, Тару, Пелым, Березов, Сургут, Нарым, Кетск, Кузнецк, Красноярск, Енисейск, Мангазею, Иркутск, Верхоленск, Удинск, Селенгу, Аргунь. А внизу крупностольный город сибирский, Тобольск. Это был рисунок, а текст под рисунком гласил о том, что «искони всевидец христианский наш бог, творец всея твари чадебно предповеле проповедоватися через Сибирь евангелию в конце вселенный на край городу Тобольску, граду имениту». Тобольск — ворота востока, преддверье вьюжного Лукоморья, преддверье знойной Азии. Вот ответ всем, кто толкует, что восток нас поглотит!
Далее излагал Семен Ульянович в коротких статьях историю завоевания Сибири. Рисунки живые и ясные дополняли слова. Молодой Ермак борется. Молодой Ермак учится стрелять в цель. Поход за Камень. Битва с татарами. Завоевание иртышских низовий. Гибель Ермака. Постройка городов… Все это было описано и изображено здесь. При составлении своего труда Семен Ульянович пользовался всякими известиями — описаниями старых казаков-грамотеев, летописью и синодиком Киприана, трудом дьяка архиерейского дома Саввы Есипова, который в 30-х годах расширил и дополнил первую летопись. Но много Семен Ульянович добавил и своего, нового, еще нигде и никем не написанного. Так, например, повествуя о пленении Чулковым хана Сеида, султана Уразмухамеда и мурзы Карачи, добавил Ремезов о том, что потомки сих азиатских владетелей счастливо продолжают свой род в России. Он сам видел этих людей в Москве. И упомянуто об этом было очень важно, чтоб знала Азия о том, как благосклонна и добра Россия к покоренным народам.
А особенно живо рассказал Ремезов о той великом славе, которую приобрел Ермак Тимофеевич у азиатцев. Как чтили они его память, каким волшебником и чудотворцем казался он после смерти. Обо всем этом Семен Ульянович мог писать с гордостью и с глубоким знанием дела. Подробно и увлекательно изложил Семен Ульянович в своей книге историю путешествия отца с доспехами Ермака к тайше Аблаю… Наивные и полные очарования рисунки сопровождали этот рассказ. Вот Ульян Моисеевич Ремезов «с товарищи» скачет на юг, везя Аблаю волшебную кольчугу. Вот столица калмыцкая, узорный шатер тайши. Высокий, худощавый, в меховой шапке, Аблай обращает свое калмыцкое морщинистое лицо к бородатым здоровякам, тоболянам. Аблай целует кольчугу Ермака. Аблай повествует о чудесах ермаковской могилы. Аблай пирует с послами. Этот рассказ о посольстве Ульяна Ремезова к Аблаю в 1650 году был как бы вставным эпизодом в летопись, повествующую, главным образом, о завоевании Сибири и о постройке Тобольска. Последние главы своего труда посвятил Семен Ульянович рассуждениям на политические, этические и религиозные темы. И кончил свой труд Семен Ульянович так:
«Се дозде доплывши, ветрила словес спустивши, в твердом пристанище истории охотие почием. Никто ж себе тако не милует, яко всех нас бог. Ты же, читателю, зря вышеписанное, вспоминай бога паче дыхания, чти его делом, а хвали его словом и помыслы. Бойся его. Душу имей, аки воеводу, тело аки воина, дабы воин воеводе во всем благопокорен был, а не воевода воину, яко ества здравая из глиняного блюда есть вкусно. Аз же в сибирьстей бытна о единодушных казацех вкратце глаголал, налично всположих в Тобольске граде всенародному зрению нескрытно; аще и языка светлого не стяжах, еще железным ключем отверзах, а златый впредь уготових ко утешней всенародной пользе»…
Так написал он. И то, что он написал, не было, пожалуй, летописью в полном смысле этого слова. Да и не к чему это ему было делать. Ибо знал он — летопись тобольскую пишет другой человек. Был такой человек в городе. Писал труд под заглавием «О поставленьи городов и острогов в Сибири». Начав также со времен покорения Сибири, сей писатель не остановился на делах стародавних, но отмечал все события современности. Этот летописец описывал все: и события времен Михаила, и воцарение Алексея, и смерть его, и воцарение Федора, и смерть и восшествие на престол двух юных царевичей Петра и Иоана, и про Софью… Про всех воевод, не только тобольских, но и иногородних, подробно рассказывал сей летописец — кто куда поехал, кто сколько служил. Так же отмечал он и все выдающиеся события церковной жизни: явление Николая-чудотворца воеводе Шереметьеву, явление божьей матери в Абалаке, написание дьяконом Матвеем ее иконы, подарки церквам от воевод, строительство новых церквей. Все пожары тобольские великие — от небрежности, от молний, от поджогов, — а за сто лет своего существования раз десять чуть ли не до тла выгорал город, — все это было описано сим трудолюбивым дьяком-летописцем. То была настоящая летопись. А Семен Ульянович имел иную цель. Он взял несколько ярчайших случаев из старины тобольской. В сущности, это была не летопись, но некая поэма о старине, о стариках, о предках. Он оговорился, что я, мол, не светлоречив. Но вряд ли он сам верил этим словам. Многие главы, особенно о постройке Тобольска, пленении Сейдяка и Карачи, о поездке отца к хану Аблаю с доспехами Ермака, вышли у Ремезова чрезвычайно ярко и живо. Кое-какие статьи, особенно отвлеченные рассуждения, действительно были написаны несколько витиевато. Однако и то и другое было написано от души.