Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6



Во-первых, славяне, происходящие от Иафета и первоначально жившие на Дунае, по прошествии лет разошлись по земле и приобрели различные имена, оставшись при этом общностью, связанной единством происхождения, языка и грамоты (то есть письменности и, может быть, литературного языка).

Во-вторых, киевляне – это в прошлом поляне, и, следовательно, тоже славяне, так как «поляне» – одно из «имен», приобретенных одной из частей славянской общности после расселения.

В-третьих, современная летописцу «Русь» охватывает только славянские племена, в то время как в прошлом «русь» – это одна из разновидностей «варягов», от которых название вследствие вокняжения варяжских (а именно русских) князей перешло на славян[16]. О том, кто такие, по имению летописца, «варяги», косвенно можно заключать из того, какие этнонимы поставлены им в перечень, охватываемый этим понятием. Это шведы, норманны, англичане и готы. Живут они возле «варяжского» моря (хотя география их расселения дается весьма туманно). Читателю наших дней многое остается о варягах непонятно. Прямо не обозначено взаимное отношение народов, охваченных этим понятием (русь, шведы, норманны, англичане и готы родственны или объединены по иному критерию, например культурному или географическому)? Каким образом новгородцы могли поменять свою родовую (племенную) принадлежность и стать вдруг «от рода варяжского» (это идет вразрез со всеми представлениями о механизмах функционирования родового общества)? Эти неясности, в конечном итоге, и дают основания непрекращающемуся спору между исследователями по поводу так называемой «норманнской проблемы». Ясно, впрочем, что варяги в понимании летописца – общность не местная, пришлая, к славянству, расселявшемуся с Дуная, отношения не имеющая.

Как видим, объем информации достаточно большой. И очевидно, для современников данные летописцем объяснения «откуда есть пошла земля Русская» были вполне достаточны. Однако если рассуждать в рамках современного терминологического аппарата, «Русь» оказывается понятием с таким набором характеристик, который никуда не вписывается. Это не этнос в полном смысле слова, но и не государство. Многозначность понятия «Русь» у Нестора – факт, на который обращали внимание многие исследователи. А.И. Рогов и Б.Н. Флоря считают, что «для Нестора и для его предшественников, „Русь“ и „Русская земля“ – это одновременно обозначение и особого народа, и особого государства»[17]. По мнению В.В. Седова, «русь в X–XIII вв. одновременно и этноним, и политоним»[18]. О многозначности понятия «Русская земля» пишет В.М. Рычка[19].

Причина этой многозначности отмечается большинством исследователей совершенно определенно – это незавершенность процесса образования государства и этноса на момент создания летописи. По удачной формулировке, данной А.И. Роговым и Б.Н. Флорей, «Русь как этническая общность, совпадая с государством, именно этим аспектом наиболее ясно отделялась, с одной стороны, от восточнославянских „племен“, с другой – от славянской общности»[20]. Нельзя, однако, согласиться с мнением названных исследователей, что Нестору были известны лишь два термина для обозначения этнических общностей – «род» и «язык». Существовал еще один термин, который используется летописцем для осмысления сущности описываемого явления достаточно широко. Это термин «земля». На первый взгляд кажется, что слово это не имеет отношения к сфере этноса, а лишь к территории. Однако это не так. Внимательный анализ всего круга значений показывает, что во многих случаях появлялось значение «народ»[21]. Можно привести целый ряд примеров – первый находим в самом заголовке «Повести временных лет» – «Откуда есть пошла земля Русская». Здесь «земля» употреблено в смысле нерасчлененном: и народ, и территория (народ – в первую очередь, так как территория не имела в мировоззрении той эпохи такого большого значения, как придается ей сейчас)[22], откуда-то «пойти» мог именно народ. В этом смысле близким этому слову было слово «страна», значение которого также отличалось от современного. Это было не просто «государство» и «область»[23]. Только слово «страна» употреблялось для чужих земель, для Руси это слово, как правило, не используется (что понятно: страна – сторона – сторонний – странник – stranger/чужак). В древнерусской литературе часто земля/страна – это широкое понятие, в котором было интегрировано представление о территории, объединяющей некую человеческую общность, со своими жизненными устоями, нравами, обычаями и властью. Именно так употребляет это понятие митрополит Иларион в своем «Слове»: «Хвалить же похвальными гласы Римская страна Петра и Паула, имаже вероваша въ Исуса Христа, Сына Божиа; Исиа и Ефесъ, и Патмъ Иоанна Богословьца, Индиа Фому, Египетъ Марка. Вся страны и гради, и людие чтуть и славять коегождо ихъ учителя, иже научиша я православней вере. Похвалимъ же и мы, по силе нашеи, малыми похвалами великаа и дивнаа сътворьшааго нашего учителя и наставника, великааго кагана нашеа земли Володимера, вънука старааго Игоря, сына же славного Святослава, иже в своа лета владычествующе, мужьством же и храборъством прослуша въ странах многах, и победами и крепостию поминанются ныне и словуть. Не въ худе бо и неведоме земли владычьствоваша, нъ в Русьске, яже ведома и слышима есть всеми четырьми конци земли»[24]. Отзвук самостоятельного значения слова «страна», не сводимого ни к государству, ни к территории, ни к народу в отдельности, а объединяющего все эти понятия, в современном языке сохранился, например, в выражении «дальние страны». Именно к такому понятию, к земле/стране, и вел свое рассуждение Нестор, и, доведя объяснение до границ понимания, обусловленных этим термином, он остановился. Он рассказывал не о генезисе государства, не о происхождении народа, а именно о земле/стране в древнерусском ее значении. Он писал о той общности, которая реально существовала, и употреблял для этого термин, лучше всего к тому подходящий.

«Русь» в ПВЛ не «язык», не «род» и не «княжество», это земля/страна. Народ, ее населяющий, происходит от Иафета и говорит на славянском языке, на котором говорят многие люди не в одной только Руси. Название свое и княжеский род страна получила от чужого народа – варяговруси, которые в лице своего князя были приглашены для наведения порядка, – примерно так может быть передана концепция русской общности в «Повести временных лет».

Особый пункт построений летописца – религия. Принятие христианства и образование русской митрополии стало важным этноконсолидирующим фактором[25]. Наряду с княжеским родом церковная организация служила объединяющим началом, действие которого не прерывалось даже тогда, когда русские городские волости переживали период политической разобщенности. Конфессиональные отличия играли роль принципиального критерия отделения «своих» от «чужих». Православная вера воспринималась как национальная даже на бытовом уровне. В повседневной жизни «бытовая» классификация чужаков строилась по преимуществу не по национальному, а именно по религиозному признаку[26].

В сфере идеологий ситуация была несколько иной: в представлении ученого книжника православие не всегда имело значение символа национальной специфики. Если речь заходила о «высоких материях», исповедание христианства становилось характеристикой, при помощи которой летописец вводил Русь в общность высшего порядка – мир праведно верующих стран: «Мы же, христиане, елико земель, иже верують в святую Троицю и в едино крещение, и в едину веру, закон имам одинъ, елико в Христа крестихомъся и в Христа облекохомся»[27]. Отделяя Русскую землю от беззаконных и нечестивых народов, православие делало ее частью светлого мира народов «правильных», обозначая тем самым ее положение во вселенском противостоянии сил добра и зла.

16

ПСРЛ. Т. I. Стб. 28.

17

Рогов А.И., Флоря Б.Н. Формирование самосознания древнерусской народности (по памятникам древнерусской письменности X–XII вв.) // Развитие этнического самосознания славянских народов. М., 1982. С. 166.

18

Седов В.В. Древнерусская народность: Историко-археологическое исследование. М., 1999. С. 221.

19

Ричка В.М. Киiвська Русь: проблема етнокультурного розвитку (конфесiйный аспект). Київ, 1994. С. 9.

20



Рогов А.И., Флоря Б.Н. Формирование самосознания древнерусской народности (по памятникам древнерусской письменности X–XII вв.) С. 116.

21

Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. I. СПб., 1893. Стб. 972–973.

22

Толочко О.П. Русь: держава i образ держави. Київ, 1994. 38 с.

23

Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999. С. 772. Ср.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. III. СПб., 1912. Стб. 535–537.

24

Иларион. Слово о Законе и Благодати // БЛДР. Т. 1. XI–XII века. СПб., 1999. С. 42–44.

25

Толочко О.П. Русь: держава i образ держави. С. 11–29.

26

Долгов В.В. Очерки истории общественного сознания Древней Руси XI–XIII веков: Уч. пособие. Ижевск, 1999. С. 203–208.

27

ПСРЛ. Т. I. Стб. 12.