Страница 124 из 154
– При условии, что она в этом нуждается.
– За мной должок, – буркнула Инне в ответ Жанна, еле сдерживая готовые сорваться с ее языка грубые слова.
Та поняла ее намек.
– Недолго осталось Федору измываться. Скоро окончательно спечется, скукожится и завянет. Угаснет половая функция, наступит физическая немощь. К финалу, к закату клонится его эфемерная власть. Посмотрим, как он тогда запоет, – усмехнулась Жанна. – Вот тут-то и надо будет его приструнить, мол, знай сверчок…
– Вряд ли получится стреножить. Отравленный собственным самолюбием, он всегда будет жесток и высокомерен. Это уже как болезнь. Если только его побить или совсем… – сказала Инна, забавляясь ошарашенным лицом Ани. – Надо Эмме попробовать себя в разных ипостасях. Пусть вытащит на свет божий все накопившееся в ней зло.
– Ну и шуточки у тебя.
– И тогда судьба подкинет ей очередную пакость, – серьезно среагировала на Иннино предложение Жанна.
– Федька все равно будет считать, что здорово спел свою удивительную, уникальную мелодию жизни. У него есть шутка не совсем мне понятная: «Жить надо так, чтобы было что вспомнить, но стыдно рассказать». И в свою последнюю минуту, как и отчим Лены, он будет думать о тех женщинах.
– А достойно ли прожил?
– А что он считает достойным?
– Отличная подача!
– Таких ни годы, ни несчастья не меняют.
– Он – живая всему на свете укоризна, – усмехнулась Инна.
– И неизбежное зло, – добавила Аня.
«О Федоре – только плохо. А об Эмме? Хотя… она жертва», – поняла Лена.
– Заметь, это ты сказала, а не я.
– И что из того?
– А мне кажется, Федька давно спекся – завял, усох, сдулся. Как говорится… на шесть часов. Постарел и вообще уже никакого касания не воспринимает. «Париж всегда Париж», а вот мужчина… – Инна скорчила рожицу, соответствующую высказанной фразе. – Он уже в том возрасте, когда согласие женщины пугает больше, чем ее отказ. Если мужчина много говорит о женщинах, это верный признак того, что на деле он ноль. Способные умно помалкивают.
– Может, наоборот, только в самую пору вошел, тем более что «виагра», – я слышала – работает, – смущенно не согласилась неопытная Аня и нервно поежилась.
– Ты уже не надеешься дождаться, когда Федька вобьет последний гвоздь в крышку гроба своей непорядочности и в семье Эммы воцарится библейская тишина?
– …Она тогда уже была больна. Подсознательное опасение за судьбу детей заглушало в ней все остальные чувства. Злые мысли сразу блекли, но все равно долго оставляли ее в непроходящем разочаровании. Она говорила с обидой: «Оставлял бы меня ради призвания, ради высокой цели или прекрасной любви, а то ведь…» – вспомнила Аня.
– Уходит сила, появляется ясность мыслей и мудрость. Но иногда мы слишком поздно понимаем, что губим себя обидами. А гордыня может подтолкнуть еще и не на такое… – многозначительно заметила Инна. – Она двигает человека и в ложь, и в подлость. Куда угодно…
– Только не Эмму.
– Красивая Эмма, да несчастливая. Я знаю много женщин с довольно средненькими внешними данными, которые несут себя как королевы, и мужчины верят, что они представляют из себя нечто особенное, – поведала подругам Жанна.
– Значит, умные, – сказала Аня.
– И хитрые.
– Куда бы их ум делся, попади они в лапы таких, как Федор.
– Такие не попадают.
– Некрасивые мужчины тоже по-разному ведут себя. Одни умом стараются возвыситься над красавчиками, другие мстят им, ущемляя их на работе, третьи деньгами добиваются успеха у женщин и тем горды, – напомнила о себе Инна. – Странный народ эти мужчины, просто чудики какие-то. Сами разбрасываются комплиментами как горохом в посевную, но стоит женщине похвалить кого-то из них даже за дело, так они сразу считают, что она в него влюбилась. Сколько раз я обжигалась. Не пойму, воображение у них ярче нашего, самооценка ли слишком высокая или, напротив, они ее себе таким образом повышают? Недавно моя знакомая попала в капкан мужской глупости. Ей далеко за шестьдесят, а ему сорок. Так и он туда же! Офигеть можно. Бедная, еле отвязалась от его притязаний. Рассказывая, она злилась, а я со смеху покатывалась, вспоминая свои подобные приключения. Но беда была еще в том, что эту историю женщины продолжили раскручивать.
«Ну сделала я мужику комплимент на счет его предпринимательских способностей, чтобы польстить ему, доставить маленькое удовольствие, и что из того? При чем здесь любовь? Я никого не подпускаю к себе ни на сантиметр. Эти дамочки не понимают, что можно просто уважать и ценить мужчину за что-то хорошее в нем? Они примитивные одноклеточные? Сплетники из недоразвитых произрастают или в основном из зловредных?» – огнем полыхала моя знакомая, оскорбленная до глубины души.
Я ее еле угомонила, сказав, что мужчины всегда жаждут обожания, и оно у них, в отличие от нашего, женского, требует сиюминутного подтверждения. А те женщины? Они от безделья… Не волнуйся, переключатся на кого-нибудь еще и позабудут о тебе.
«Я не против комплиментов, если они не имеют целью унижение или материальную выгоду. Одной моей подруге еще больше досталось. Как хорошего человека можно с должности согнать или опозорить? Только подлостью и ложью. И самое обидное – почти никто не сомневается в услышанном! Но умные и порядочные не должны верить сплетням и тем более их передавать! – продолжала нервничать моя знакомая. – Как-то услышала у себя на работе за соседним столом, мол, тот спит с этой. Я, не оборачиваясь, ей сказала: «Ты думаешь, о тебе не говорят? Просто не все имеют привычку разносить…»
– Косой неправда косит даже тех, у кого кольчуги из наград, – заметила я сурово.
26
– Почему Эмма так долго не могла разобраться в своих чувствах? Ведь ум – это способность человека быстро разделить ситуацию на составляющие, вычленить существенные моменты и найти между ними связь. Она не пыталась? Не удавалось распознать, пока находилась под мощным закабаляющим воздействием любви к мужу? Времени не было на размышления? – поставила прямые, как колья, вопросы Аня.
– Сначала у нее было довольно смутное представление о реальной жизни в чужой семье. Она не готова была бороться. Вот и затюкало ее семейство Федора, и завязла она в их болоте по уши. Первое время существовала по заведенным в их семье правилам, пыталась встроиться, влиться, – предположила Жанна.
– Эмма протестовала против принижения, всякого умаления ее заслуг и способностей. Помню идиотскую фразу Федьки по любому поводу: сойдет по третьему сорту в темноте. Она Эмму очень обижала, а он делал вид, что не замечает недовольства, предоставляя ей самой разбираться в своих чувствах и ощущениях, – не согласилась с такой оценкой Инна. – И все же слишком уступчива была. В семейных делах ей не хватало настойчивости, твердости, даже жесткости. От многих своих желаний готова была отказаться ради покоя в семье. Вот Федор и начал этим пользовался. А потом это вошло в систему.
– Не понимал он, что семейная жизнь состоит в основном из «надо», – сказала Аня.
– Не понимал? – скептически протянула Жанна и поджала губы.
– А потом поздно было. Дети появились. Как-то Эмма пожаловалась мне: «Помощи уже не жду. Тут его мама хорошо поработала. Я о другом. Нет чтобы прижать к себе, доброе слово сказать, просто улыбнуться в конце концов. Хотя бы из благодарности. Вечно раздражительный, все не по нем. И к детям то безразличный, то необоснованно требовательный и несправедливый. Сколько раз просила, чтобы прежде чем что-то сказать, думал, учился щадить тонкую психику детей. А он их как обухом по голове… Бесполезно говорить. Остается не подпускать».