Тина

– …Откачнулись на семьдесят лет назад, вернулись в капитализм. Сдали прежние позиции, и задохнулась ветром перестройки. Не ждала скоротечных перемен? И похуже с нашей страной дела случались. А теперь медленно, но верно будем восстанавливаться.

– Я будто на семи ветрах между небом и землей. Долго ли нам пребывать под сенью двуглавого орла? Никак к нему не могу привыкнуть.

– Спроси у нашей карманной Думы.

– А правда, что в Думе по определению не может быть бедных?

*

– …На всех уровнях нашей жизни в той или иной степени происходит использование своего служебного положения. И чем выше, тем шире. Даже в библиотеке. Стих мальчик читал великолепно. Лучше всех. Я ему первое место напротив его фамилии вывела. А когда проходило награждение, гран-при получил сынок какого-то начальника. Я ничего не могла изменить и только удивленно посмотрела на членов комиссии. До сих пор гадко вспоминать. Тот мальчик, наверное, презирает меня, считает соучастницей. Следующий раз с девочкой то же самое получилось. Перестала я «заседать», – вздохнула Аня.

18

– …Еще Иван Грозный заставлял переписывал летописи, свои вставки и врезки в них делал, – сказала Аня Жанне.

– История – самая «изнасилованная» наука в мире.

– Давай, тряхни стариной, растревожь наше не самое далекое прошлое, если это ему на пользу. Подними вечные вопросы: «кто виноват?», «что делать?» – рассмеялась Инна.

– Ответ зависит от того, как поставлен вопрос. Часто он уже заранее его предполагает, – ответила Жанна.

– Вся история жизни людей на земле – история войн. Мужчины к ним относятся, как к необходимости, а мы, женщины, рассматриваем их с эмоциональной стороны. У нас в этом вопросе с ними по-разному смещены акценты. Вот и ищем точки соприкосновения. Нам посылать своих детей в их жерло.

– Верхи посылают, мы отдаем, – возразила Ане Жанна.

– Войны – неизбежны. Они – форма существования жизни, – сказала Инна.

– Одна из многих, – уточнила Жанна.

– Потому-то в истории остаются только полководцы и цари? – спросила Аня. – Понимаю, но не хочу принимать.

Жанна ушла от болезненной темы:

– Мой Коля говорит, что женщину необязательно понимать. У нас слишком разные системы мышления. Ее надо баловать радовать и жалеть. А еще проявлять уважение. И самому быть терпеливее, уметь мириться, если даже не виноват, быстро прощать. Тогда легче достичь взаимопонимания. Когда сыночка первый раз увезли в больницу, я плакала, прижимала его ношеную рубашечку к лицу, вдыхала запах его тельца, а он не понимал моего волнения и жалел меня. А беременной я ревновала мужа к работе. Мне хотелось быть для него главной, ни с кем не делить…

– Везет же некоторым. Он у тебя подкаблучник? – спросила Инна.

– Утверждает, что счастливый подкаблучник.

– Мужчины говорят, что война несет смерть, но учит преодолению, иначе не будет развития ни человека, ни общества, – сказала Инна.

– А без войны простым людям нечего преодолевать? Война – орудие политиков, – угрюмо заметила Жанна.

– Достоевский писал: «Они идут не убивать, а жертвовать собой».

– Прекрасное романтичное оправдание.

– Мужчина должен выходить за пределы самого себя, учиться находить способы разрешения непредсказуемых ситуаций.

– Женщинам это тоже нужно. Мужчина может прожить жизнь нигде, кроме армии не столкнувшись с такой необходимостью, – сказала Аня.

– Я понимаю, если речь идет о защите своих границ. Мой сын литературу буквально понимал. Любил Гайдара, Лермонтова, говорил, я несу ответственность за Родину.

– Литература всякая бывает. Окуджава и Толстой с болью писали об ужасах войны, – сказала Аня.

– Но и с гордостью. – дополнила Инна.

– Почему моему соседу не снимись ужасы войны, а мой сын не мог спать после гибели товарищей?

– Психо-физические качества мужчин разные. Соседа, наверное, тронет только гибель близкого человека, родственника. Такие после атаки хохочут. Они опять готовы идти в бой. Воевать – их работа. А смеются они потому, что живы остались. Для них главная беда – бесчестие. И с годами их отношение к войне не меняется. Они гордятся своим послужным списком тех лет, когда они были в горячих точках, – объяснила Инна. – В автокатастрофах каждый день кто-то гибнет, но за руль люди все равно садятся.

– А и правда, услышишь об очередном происшествии на дороге, сердце сожмется жалостью… и через минуту забываешь. Не накапливаются в памяти чужие беды, – сказала Аня.

*

– …Потом воскресим разрушенные общим безумием храмы. Восстановление церквей я должна воспринимать, как одну из возможностей гражданского самовыражения? – спросила Аня.

– Трясти обветшалым прошлым?.. Каково время, такова и миссия. Всплеск мистических настроений в обществе, в котором происходят серьезные коллизии, явление обычное, – с холодной убежденностью сказала Инна.

– По каким таким таинственным тропинкам прошлого блуждает твоя душа? Что ей дорого? – задумчиво пробормотала Аня.

– Теперь с развитием технологий приходится быстро менять не только свои привычки, но и убеждения, – заметила Жанна.

– Не погрешу против истины, если скажу, что люди в большей или меньшей степени зомбируются системами, в которых живут. При Сталине больше, при Хрущеве, допустим, меньше, – сказала Инна. – Помнишь «осадное сознание», когда кругом враги? Удобная форма влияния на массы. С многим миришься, если враг у ворот.

– В Америке такая же система. Только они помалкивают. Может, и правы. Не всегда вся правда должна быть известна миллионам и обсуждаться ими. Наверное, поэтому Хрущев, ниспровергая Сталина, не трогал Ленина? Только Бунин все равно развенчал вождя пролетариата зло умно резко и открыто. Такое было внове. А мы, будучи студентами, набрасывались даже на самоиздат. Потом и Хрущева отстранили… – поддержала разговор Жанна.

– Не только «Баню» из-под полы читали, – рассмеялась Инна.

Аня уловила пошловатую интонацию и вопрошающе уставилась на Инну. Ей было невдомек, что от нее прятали подобного рода «литературу».

«Не серебреный век, это уж точно», – поймав этот взгляд, хмыкнула про себя Инна, и будто почувствовала на кончиках пальцев ощущение торопливо пролистываемых тончайших замусоленных листочков, которые она хоть и выборочно, но иногда читала, закрывшись на шпингалет в бытовке, не имеющей окон.

– …У американцев порядка больше, – сказала Аня.

– Они его оружием устанавливали, а мы говорильней, – нетерпеливо поправила ее Инна и сердито постучала себя кулаком по лбу.

– Поведение американцев отдаленно напоминает мне пацанов-хулиганов из моего детства: собирают кодлу и нападают на одного. И считают себя правыми. Однотипные постановочные кадры. Помнишь, как дружно американцы долбали на телемосте химика, перебежавшего в нашу страну? А еще кичатся своей свободой! Живут богато за счет того, что весь мир надирают, беспрерывно печатая макулатуру – свои не поддержанные золотым запасом «зеленые». Да еще ложью и подменой понятий. Они основные положения морали трактуют как им на данный момент выгодно. В ходу политика двойных стандартов. Каши с ними не сваришь. У них всегда виноваты все, кроме них. А теперь и мы пожинаем плоды перестройки и оболванивания масс, которые переняли у хитрых американцев.

– Здесь ты хватила лишку. Уподобляться западу? Ни за что! Мы болеем за Россию. Угомонись. Страшнее смутного времени ничего нет, но мы уже пережили безвластие, отсутствие строгих законов, растерянность.