Дети времени

А тем временем доктор Мершен послал ей по отдельному каналу срочный запрос:

– Почему Серинг в двигательном отсеке?

Серингу не полагалось находиться в двигательном центре стержня. Серинг должен был находиться в наблюдательной гондоле, чтобы отправиться на орбиту… и в историю.

Она отрезала Серинга от экипажа и отправила ему гневный вопрос о том, что он делает. Секунду его аватарка смотрела на нее в ее поле зрения, а потом движения губ синхронизировались с его голосом.

– Вас надо остановить, доктор Керн. Вы и вам подобные – вы новые люди, новые машины, новый вид. Если у вас здесь все получится, то появятся новые миры: вы сами так говорили, и я знаю, что их терраформирование уже идет. Это должно прекратиться здесь и сейчас! Нон ультра натура! Не сверх естества!

Она потратила бесценные мгновения возможных аргументов на личные оскорбления, а потом он заговорил снова:

– Я вас отключил, доктор. Если хотите, можете сделать то же со мной, но сейчас я буду говорить, а вам меня прервать не удастся.

Она пыталась его остановить, рыскала по системам управления компьютером, чтобы понять, что именно он сделал, но он блокировал ее изящно и избирательно. В ее мысленной схеме отсутствовали целые области станции, а когда она запрашивала о них компьютер, тот отказывался признавать их существование. Все они не были жизненно важны для выполнения задачи – не были Бочкой, Флягой или хотя бы наблюдательной гондолой – и потому не входили в число тех систем, которые она одержимо проверяла каждый день.

Да, они не были жизненно важны для выполнения задачи, а вот для работы станции – были.

– Он отключил защиту реактора, – доложил Мершен. – Что происходит? Почему он вообще оказался в двигательном отсеке?

Тревога, но не открытая паника, что хорошо демонстрировало настрой всего экипажа.

«Он в двигательном отсеке потому, что его смерть будет мгновенной, полной и потому, скорее всего, безболезненной», – догадалась Керн.

Она уже пришла в движение – к изумлению остальных. Она направилась наверх, полезла по шахте, которая вела к узкой центральной колонне станции, в направлении от внешнего этажа, который оставался «низом», только пока она оставалась в непосредственной близости от него, начала карабкаться от искусственного гравитационного колодца к длинной игле, вокруг которой все они вращались. На нее сыпались все более встревоженные сообщения. Ей вслед летели голоса. Она знала, что некоторые последуют за ней.

Серинг радостно продолжал:

– Это даже не начало, доктор Керн. – Даже в момент бунта он оставался неуклонно почтительным. – Дома все тоже уже началось. Дома, скорее всего, все уже закончилось. Возможно, еще через несколько лет вы услышите, что Земля и наше будущее снова принадлежат людям. А не улучшенным обезьянам, доктор Керн. И не богоподобным компьютерам. И не уродам в человеческом обличье. Вселенная останется нашей, как это и было промыслено, что всегда и было нашим предназначением. Во всех колониях, и в Солнечной системе и вне ее, наши агенты уже начали действовать. Мы захватили власть – с согласия большинства, как вы понимаете, доктор Керн.

А она становилась все легче и легче, подтягиваясь в направлении «вверх», которое становилось «внутрь». Она сознавала, что ей следовало бы проклинать Серинга, но какой в этом смысл, если он ее не услышит?

До невесомости пустоты внутри иглы было не так уж и далеко. Там у нее появился выбор: либо в сторону двигательного центра (где Серинг наверняка позаботился о том, чтобы ему не помешали), либо прочь. Прочь в самом окончательном смысле.

Она способна отменить все, что бы Серинг ни сделал. Она была совершенно уверена в собственном превосходстве. Однако на это потребуется время. Если она направится вниз по игле в сторону Серинга, в сторону его ловушек и барьеров, тогда этого времени у нее не будет.

– А если власти предержащие нам откажут, доктор Керн, – бубнил у нее в ухе этот ненавистный голос, – тогда мы будем бороться. Если нам придется возвращать человечество к предначертанному силой, то так тому и быть.

Она почти не обращала внимания на то, что он говорит, но леденящее чувство страха заползало ей в разум – не из-за опасности, угрожающей ей самой и Брин-2, но из-за того, что он говорил о Земле и колониях. «Война? Невозможно! Даже нуновцы не…» Однако на самом деле уже имели место некие происшествия: убийства, бунты, взрывы. База на Европе была полностью выведена из строя. Конечно, нуновцы плюют против урагана неизбежности. Она всегда была в этом убеждена. Такие выходки являли собой предсмертную агонию противников эволюции человечества.

Теперь же она направлялась в противоположную сторону, удаляясь от двигательного центра, – как будто станция была достаточно большой, чтобы где-то можно было укрыться от надвигающегося взрыва. Тем не менее она действовала совершенно разумно. Она точно знала, куда именно двигается.

Впереди был круглый вход в наблюдательную гондолу. Только когда Аврана его увидела, она поняла, что некая часть ее разума – та часть, на которую она всегда полагалась при уточнении наиболее сложных расчетов, – уже полностью осмыслила текущую ситуацию и распознала единственный, не слишком надежный, но возможный выход.

Именно здесь должен был находиться Серинг. Именно этот корабль, медленно уходящий в будущее, он должен был пилотировать. Теперь она приказала двери открыться и с облегчением обнаружила, что это единственное устройство, которое и было работой Серинга, его вмешательство не затронуло.

Произошел первый взрыв, и она подумала, что он же и станет последним. Брин вокруг нее скрипела и дергалась, однако двигательный центр оставался стабильным, о чем говорил тот факт, что сама Керн не распалась на атомы. Она снова настроилась на вихрь отчаянных переговоров между членами экипажа. Серинг испортил спасательные гондолы. Он не желал, чтобы хоть кто-то избежал той судьбы, которую он определил себе. Неужели он позабыл про наблюдательную гондолу?

Взрывающиеся гондолы столкнут Брин-2 с орбиты, отправив либо в сторону планеты, либо в космос. Ей нужно отойти от станции.

Дверь по ее команде открылась, и она приказала центру гондолы провести проверку механизма отстыковки. Внутри почти не было места, только гробик криокамеры («прекращай называть ее гробом!») и пульты ее систем.

Центр возражал против ее присутствия: она не та персона и на ней не надет костюм для длительного криосна. «Но я и не намерена оставаться здесь веками – только переждать». Она быстро отмела возражения, и к этому моменту проверка определила вмешательство Серинга – или, вернее, обнаружила, методом исключения, те элементы процесса, которые он удалил из ее прямого внимания.

Доносящиеся снаружи звуки подсказали Керн, что оптимальным способом действий будет приказ запереть двери и зафиксировать все системы так, чтобы снаружи никто не смог ей помешать.

Она забралась в камеру криосна, и примерно в это же время в дверь шлюза начали колотить: к ней добрались те члены экипажа, которые пришли к тем же заключениям, что и она сама, но с небольшим опозданием. Она заблокировала их сообщения. Она заблокировала и Серинга, который явно не собирался сказать ей что-то полезное. Ей лучше не пускать к себе в голову никого, кроме систем управления гондолы.

Она понятия не имела, сколько у нее времени, но работала с тем присущим ей сочетанием скорости и аккуратности, которые помогли ей оказаться там, где она сейчас находилась. «Помогли возглавить станцию Брин-2 и помогли оказаться здесь, в наблюдательной гондоле. Какая же я умная обреченная обезьянка!» Глухой стук становился все настойчивее, но гондола была рассчитана только на одного человека. Аврана всегда была жестокосердной, но сейчас ей пришлось стать еще жестче и не вспоминать все имена и лица, всех своих верных соратников, которых она заодно с Серингом обрекает на гибельный взрыв.

«От которого я и сама пока не сбежала», – напомнила она себе.

И тут он отыскался – обходной спасательный путь отстыковки, не затрагивающий теневые системы Серинга. Сработает ли это? У нее нет возможности провести проверку, да и других вариантов тоже нет. А еще, скорее всего, нет времени.