Дневник замужней женщины

Я сказала куратору: «Почему парень имеет право на ошибку, а девушка – нет? Это же несправедливо. И разве можно сравнить вину Василия с моей неосмотрительностью? Три месяца мне потребовалось на то, чтобы преодолеть все страхи, решиться на открытый позор и тем самым развязаться с настырным обожателем. Я уже сказала Василию: «Раз уж на то пошло, можешь рассказывать кому угодно про то, что случилось со мной. Только не утаи и свою подлую роль во всем этом. Все равно ты не дашь никому из парней приблизиться ко мне, так пусть хоть не пытаются. Я буду думать только об учебе. А по окончании университета я все равно с тобой развяжусь, уеду по распределению в другой город».

Он растерялся от такой моей смелости и не смог ничего ответить. А тут случилась эта гадкая история с деньгами… И он воспользовался моим «разрешением». Теперь вот и с моим здоровьем сбой вышел. Я уже выяснила, что на первом курсе академический отпуск в нашем вузе не дают. Беда одна не приходит. Мне придется покинуть университет».

Долго и о многом мы беседовали с Дамой. Потом куратор сказала:

– Ты могла бы прийти ко мне еще в сентябре. Я бы подсказала тебе, как жить дальше, нашла бы способ защититься от преследований.

– Стыдно было, я себе боялась признаться в том, что со мной произошло. Условности строгой деревенской морали… Да еще и в больнице побывала… Что может быть хуже и позорней… Своей дремучестью я повергаю вас в изумление? Мне только что исполнилось семнадцать. Я многого еще не знала и не понимала. А Василий ни на шаг от себя не отпускал, давил на меня, страхи разжигал, мол, в деревне все узнают. Я позором как наркозом была зомбирована, но, жалея маму и бабушку, хотела спасти их от страданий.

А тут еще Василий обвинил меня в распутстве. Вы представляете! Я была потрясена, раздавлена, уничтожена оговором и невозможностью оправдаться. Я готова была покончить с собой. Вспомнилась где-то услышанная провокационная фраза: «Кто не решается убить себя, тот не осмелится и жить»… Мне стало казаться, что в недрах моего подсознания есть такая склонность… От всего этого у меня развился комплекс неполноценности. Василий сломал меня своей скаженной непорядочностью. Весь мир для меня перевернулся. В ад попала моя запятнанная насилием чистая душа, а на земле осталось распятое обесчещенное униженное тело.

– Неправильно расставленные приоритеты, излишняя эмоциональность… Все одно к одному, – заметила Дама. – Надо суметь покончить с проблемами, а не с жизнью. Дурное дело не хитрое… И твоя подруга Лариса заболела. Не рассчитала свои силы. Постеснялась материальную помощь попросить. А теперь у нее от голода и переутомления обострение незамеченной ранее болезни щитовидной железы, проблемы со зрением. Читать не может. Но заключение врачей не приговор, вылечится. И твое горе не на всю жизнь. Умные вы девочки, но слишком робкие. Я знаю и про отчима, и про детдом… Оттуда растут корни ваших бед.

– Я уже нашла в себе силы порвать со своей мечтой и опуститься на ступеньку ниже ради нормальной жизни без Василия.

– Не искушай проведение. Василий – не весь мир, а только одна сто пятидесятимиллионная его доля, и далеко не лучшая, – усмехнулась Дама. – Целомудрие начинается с души, а не с тела. Попала в капкан собственных глупых страхов? Поменяй «департамент». Многих девчонок сгубило прямолинейное понимание девичьей чести. Была у меня студентка, переживавшая из-за врожденного девичьего дефекта, все просила медицинскую справку ей выдать. Другая, неправильно применяя гигиенические средства, сама себе случайно навредила. Видно мама ей, десятилетней, толком ничего не объяснила. И что же им теперь с моста в ледяную воду бросаться?

– Они тоже считали, что любовь – это то единственное, ради чего стоило жить и умереть? – спросила я.

– Нет, комплекс «порченной» не позволял им даже попытаться найти себе достойного партнера. Я против распущенности, но и жизнь свою губить из-за одной ошибки глупо. Они думали как дети: «Оступились – и все, до свидания! Жизнь пропала. Осталось ждать грозной расправы». Глупышки. Я объясняю девушкам: «Если кто полюбит вас по-настоящему, никакие условности их не остановят. Люди женятся, расходятся. Это жизнь. Несите себя с достоинством. Не позволяйте унижать. А молва?.. Она схлынет. Дела определяют человека»,– успокаивала меня примерами из своей педагогической практики куратор.

– Они, как и я, будто на другой планете жили, потому что тоже деревенские?

– Нет, городские. Запомни, любой человек имеет право на ошибку. Другое дело, что каждый должен стремиться избегать их совершать. Не у всех и не сразу это получается. Ошибки – не преступления, ими человек наносит вред только себе. Он сам себя ими наказывает и так учится. И ты, насколько я тебя поняла, хорошо это осознала. Все у тебя будет хорошо. А с Василием я поговорю. Оградим тебя от его влияния. Мне твои однокурсники характеризовали его как никчемного. Прошедшее уже не в нашей власти. Думай о будущем».

Боже мой! Как же мне не хотелось терять прекрасную мечту – университет с удивительными, гениальными педагогами! Быть на переднем крае науки и вдруг… Я еще до болезни поняла, что из нас двоих остаться должен кто-то один. Василий не уступил, а я никак не могла насмелиться оставить вуз, ради учебы в нем терпела Василия. Но обстоятельства все решили за меня. Одним днем я сорвалась и тайно, спешно уехала из города. Я все еще боялась преследований Василия. В деревне я не появилась, пока не перевелась в другой университет.

Потеря мечты обернулась для меня еще одним стрессом. Мне все еще казалось, что все рухнуло, что все для меня закончилось… Пытаясь вернуть себя в нормальное русло, я иронизировала: «Травма несовместимая с жизнью? Дуреха! Бывает опасней, но приятней». (Наша студенческая шутка.) По телу пошли волдыри, которые долго не проходили. Нервы. Нашлись добрые люди, помогли… Но моя душа все еще «сидела в черном чулане» переживаний. Я подрабатывала, существовала на гроши, думала, решала… Жила от надежды до отчаяния… Для меня этот год был временем невосполнимых трагических потерь и приобретения жестокого жизненного опыта. Как потом оказалось, он готовил меня к другим, многочисленным, не менее трудным ситуациям».

«Вот что я видела сама, и о чем поведал мне Галин дневник, – сказала мне Василина. – В тот раз судьба позаботилась о глупой наивной девчонке. Она развела ее с Василием по разным городам, и они больше не встречались.

А Василий, как рассказывала ей мама, сессию провалил, что не удивительно, и был отчислен. Несколько лет носился по разным вузам страны, пытался хоть где-то зацепиться, но опускался все ниже и ниже. Потом поехал «на дармовые хлеба» к матери, которая его не растила. Он видел ее в детстве от силы раза три. Отчим недолго терпел великовозрастного бездельника, все время тратившего, по его же словам, на попытки «обиходить ту или иную глупышку». Потом слух по деревне пронесся, что прибрала Василия к рукам какая-то немолодая, властная, бездетная женщина, которая даже не пустила его на похороны бабушки, воспитывавшей его с пеленок. Василию в ту пору было уже чуть-чуть за сорок. И там от него немного было радости. Перекати поле. Что еще о нем можно сказать? Природные данные у него были неплохие, да только жалели его старики – сиротка, без отца, без матери. Нахлебника вырастили. А ведь любили… Это надо же было умудриться в деревне взрастить такое дерьмо! Жестокие люди «образуются» не только в неблагополучных семьях, но и там, где их очень любят и слишком балуют?»

«И вчера Василий явился к нам с явными признаками фривольности в поведении и неумеренности в жизни. Собственно, что его всегда и отличало. Не изменился, не перерос свою дурь. Его второе пришествие… – Кира поежилась, переживая свою ошибку с приглашением Василия.