Дневник замужней женщины

«Ну хоть кому-то повезло», – порадовалась я за подруг.

Звоню шестилетнему внуку. Из телефона несутся крики, оглушительный визг детей. Я спрашиваю внучка: «Ты любишь бабушку Таню? Ты не боишься, что от такого шума у нее заболит голова, и она попадет в больницу? Ты должен жалеть бабушку, как она жалеет тебя». Малыш бросает телефон и убегает. Я в растерянности. Через минуту он возвращается и докладывает мне: «Бабушка Зоя, я приказал друзьям замолчать!» И на самом деле я больше не слышу детских голосов. «Какой же у меня умный и добрый внучок!» – восхищаюсь я, а сама думаю: «Может, ему нравится командовать?»

Сын потом шутливо прокомментировал поведение Димочки: «На него иногда нападают приступы правдолюбия и справедливости. Как-то гуляли мы со знакомыми в парке, а их сынок все время куда-то пропадал, не докличешься. Родители бегали, искали его, нервничали. И вдруг мой сынок тоже пропал. Смотрю, а он тащит непослушного малыша за воротник куртки. Поставил его между родителями и смотрит на всех с укором. Меня смех разбирает, но я понимаю, что смеяться нельзя».

Внучек побывал в Турции. Ему так понравилось море, что он выразил желание остаться жить там навсегда. Когда он вернулся домой, я сказала малышу вполне серьезно: «Чтобы чаще ездить отдыхать, тебе придется хорошо учиться в школе. Рай надо заслужить».

Услышала тихий диалог в автобусе.

– Ужми свое пузо, людям пройти не даешь.

– Мне детки живот растянули. Я троих родила. А у тебя за счет чего такой огромный арбуз под рубашкой? Пивной, от безделья?

Я подумала: «Может, и у меня полнота от воды? Из-за больных почек я каждый день два-три литра выпиваю. Нет, скорее всего, от лекарств. Врач сказал, что от гормонов все сильно прибавляют в весе.

Почему муж считает, что я обязана ему служить, терпеть его выходки, а он может позволять себе взрываться? Осознает ли он хоть на смертном одре, что рядом с ним была женщина, которая его любила, и которую он не ценил, не понимал или не хотел понимать? Вспомнит ли добрым словом? Его матери это так и не дошло.

Как-то, за год до ее смерти, я сказала: «Да, вы растили сына. Но вы не работали, у вас был прекрасный муж, мама вам помогала. Вы воспитали эгоиста и гордитесь этим. Не ваши двадцать, а мои пятьдесят лет жизни с вашим сыном, были подвигом. Легче воспитать еще двоих детей, чем бороться с характером вашего любимчика. Я не могу вам сказать за него спасибо». Она ничего не ответила. Не думаю, что она со мной согласилась. Она знала, что делала, и ни в чем не раскаивается.

Мне вспомнились слова коллеги о своем муже: «Его очень мало в жизни нашей семьи. Это его единственный недостаток. Он много работает».

– Говорят, что женщины склонны гасить экстренные ситуации, а мужчины наоборот, – сказал Митя.

– А мне кажется, что этой фразой некоторые мужчины себе и своим слабостям оправдание ищут. Представляю себе крупного руководителя, в ярости брызжущего слюной… Этак при желании все что угодно можно объяснить с выгодных для себя позиций. Неудивительно, что все меньше женщин терпят глупую, бессмысленную, мужскую тиранию. Предпочитают одиночество подобному «счастью».

«Почему из дневника Зои мне вспоминаются какие-то ее мелкие обиды, ведь она и глобальные вопросы затрагивала? – удивилась сама себе Кира. – Наверное, они больнее, острее, чувствительнее меня трогают».

*

– Мама, давай поговорим. Ты умеешь по-настоящему прощать? – спросил сын.

– Ты имеешь в виду наши отношения с отцом?

– Да.

– Я умею прощать. Всю нашу совместную жизнь только это и делаю. И к чему это привело? Я больная, была на краю гибели, а он как молодой конь все на женщин продолжает заглядываться, – усмехнулась я.

– Значит, не простила! Где твое милосердие? – возмущенно спросил сын.

– Я продолжаю прощать его каждый день за незаслуженные оскорбления, преднамеренное стремление вывести меня из себя и желание получить от этого удовольствие, за то, что он по-прежнему разряжается на мне. Только теперь, после операции, осмыслив всю свою жизнь, я поняла, что прощать надо человека только после того, как он осознает свои ошибки и недостатки и хотя бы попытается бороться с ними.

– То есть ты по-настоящему его не простила.

– А должна? Он же каждый день своим поведением воскрешает прошлое и добавляет мне новые эмоциональные стрессы. Не успею прийти в себя от одних, он мне другие «дарит». И не считает, что оскорбляет меня.

Нет, дорогой мой сынок. Если в семье один деспот, а другой жертва, не надо заставлять жертву быть еще терпимей. Деспота надо учить ставить себя на место другого, сочувствовать, сопереживать, жалеть, просить прощение, как раньше в церкви говорили: искренне каяться. А вдруг получится? Такого и простить можно, если он даже когда-то сорвется и ошибется. А то ведь получается, что бомбы в одни ворота летят. Тебя бьют, убивают, а ты лежи и прощай? Я была чуть ли не святой. И что? Он смеялся надо мной втихомолку, обманывал, использовал, ничем не помогал, жил, как хотел на всем готовеньком. А теперь ты, сынок, приходишь ко мне и, вместо того, чтобы помочь справиться с эгоистом, преподносишь теорию «полного прощения», которая сводится к тому, что твой отец может меня добивать. А я, как половая тряпка, должна молча терпеливо лежать и ждать, когда он в очередной раз вытрет об меня ноги. Пока я не знала об изменах твоего отца, я никогда его не осуждала, принимала таким, какой есть, только пыталась понять и «приспособить» к семье.

Задам тебе неудобный, неделикатный вопрос. Как повел бы себя твой отец, если бы я ему изменила? Попытался бы оправдать, снизойти, мол, я тоже… слишком грешен, чтобы не прощать. Не суди и судим не будешь… И нечего пыжиться. Не дождалась бы прощения! Вот ты, сынок, говоришь, что я помню только плохое. Но хорошего-то было слишком мало! Твой отец не сделал главного, что требовалось от мужчины: не защитил меня от своей матери, и она все пятьдесят лет издевалась надо мной. По моим понятиям мама – это, прежде всего, любовь, жертвенность. Дети – ее смысл жизни. Быть для них, маленьких, божеством – ее профессия.

Не защитил он меня и от себя, от своего эгоизма, от непорядочности. Что стоят те отдельные положительные моменты, которые возникали в нашей жизни на фоне ежедневных стрессов? Давай я каждый день стану обругивать твоего отца как он меня, а он пусть меня прощает.

– И чем же это может закончиться, как ты думаешь? – сердито усмехнулся сын.

– А что тут думать? После первой же моей атаки его фразами он станет кричать: «Так жить невозможно! Давай разводиться!» А я ему буду отвечать: «По логике это предложение должно было поступить от меня. Но я подумаю над ним... Я не изменяю, не издеваюсь, только для чистоты эксперимента разговариваю с тобой в твоей обычной манере, и ты уже за голову взялся? Почему же не прощаешь меня, как я всю жизнь прощаю тебя? Никто тебя с поста мужа не смещал, никто не замещал. Чего злишься? Это только ты…»

– А он что скажет?

«Я никогда тебя не оскорблял. И женщин моих ты сама себе придумала. Нет у тебя на руках никаких «карт».

Всё как обычно: будет лгать в глаза, и тут же пойдет звонить своей очередной пассии. Ничего нового. Так что прекрати, сынок, свои проповеди о всепрощении. Если пыл у тебя не ослабел и есть желание «учить» – займись отцом. Научи его хоть в старости быть менее эгоистичным. Тогда и прощать не придется. Хорошая жизнь не в том состоит, чтобы гадить друг другу в души, а потом просить прощение, а в том, чтобы уважать, ценить, понимать, любить и жалеть. Моя любовь много лет окрыляла меня, приподнимала над бытом, над невзгодами, над мелочной суетой, даже над подлостью его матери, чтобы я не обвалялась в грязи, чтобы не касалось меня гадкое, низкое, недостойное. Любовь очень долго спасала меня. Но и она надломилась и разрушилась, когда твой отец ее оплевал и растоптал своими похождениями.