Вкус жизни

Недавно разговаривала о религии с молодым рабочим из нашей бывшей азиатской республики. Он помогал мне в ремонте квартиры. Удивилась, что обе наши религии так схожи. Чуть было не спросила, кто у кого списал. Пощадила парня. Он так старательно соблюдал все заповеди.

– Никого не суди… Свои дела правильно справляй.

Аня точно не слышит.

– Священники к скромности и простоте призывают, а сами в золоте стоят. Поражает парадная роскошь обрядов и церемоний, а богатство церкви противоречит Святому Писанию. Понимаю, светским начальникам тоже нехилые здания строили. У каждого свои символы величия и власти. А может, людей в церковь влечет еще и красота? И этот атрибут необходим? Отметать эту версию было бы с моей стороны нерационально. Но религиозные обряды не стоят моего внимания. Если только в культурно-познавательном плане, – будто для себя рассуждает Аня. – …Когда моя детдомовская подружка в семнадцать лет умерла от рака, послали меня в церковь купить свечей и всякие религиозные похоронные атрибуты. Захожу. Все сияет от золота, ветки зеленые кругом – на Троицу дело было, – батюшка красивым голосом молитвы поет. Душа затрепетала. И вдруг второй священник, тот, что заупокойные записки собирал, как гаркнет на всю церковь! Я аж присела от неожиданности. Это он так осадил шебуршавшую старушку, которой никак не удавалось пробиться к нему сквозь толпу. Я поскорее купила все, что требовалось, и бегом оттуда. После никаким калачом меня туда не могли зазвать. Не нужна мне их красота, если она без доброты и снисходительного отношения к человеку… Что уж там о каком-то разрыве метафизики рассуждать… все тривиально и бытово…

Аня заметила, что Лиля кивает ей и впопад, и невпопад, как бы все время соглашаясь с нею. Это ее возмутило, и она с новой энергией принялась за критику.

– …Когда я серьезно заболела, подруга уговорила меня причаститься и окреститься перед операцией. Телефон дала знакомого священника и так его нахваливала: мол, умница, высокой души человек, ну прямо святой. Я так растрогалась, что через подругу передала ему самую дорогую для меня вещицу. Все детство оберегала ее от чужих «грязных» рук. Звоню, объясняю, что очень больна. Не дослушал, прервал, мол, некогда мне. У меня внутри вроде как что-то осело. И о реликвии не вспомнил, не поблагодарил. Видно, слова красивые умел говорить, а души, чтобы помочь больному, не хватило. И ты после этого осмелишься утверждать, что они лучше нас и порядочней?

– Охлади свой воинственный пыл. Не стоит тот человек твоего негодования. Не все священники безгрешны. Они, как и мы с тобой, обыкновенные люди.

– К другому попу повела меня подруга. Я подумала, пойду, может, беседа с ним во благо окажется. Хотя, конечно, к вероятности чего-то подобного я всегда относилась неоднозначно. А тот как коршун на меня набросился. Не простил моей неосторожной наивной прямолинейности. Я созналась, что никак не могу простить жестокости… Я, глупая, к нему с открытой душой… сочувствия, поддержки захотела. Стояла перед ним с вытянутым, озадаченным лицом, и мои грешные мысли о нем не могла заслонить спасительная молитва. Из головы не шло раскаяние. К кому пришла за помощью, за добром? Где же его понимание, всепрощение, которое ему по сану, по должности положено? Ахинею нес. Кричал так, как если бы я затронула что-то его личное, больное, как если бы не я, а он был страдалец в этой ситуации. И кто же из нас двоих был несчастнее?.. Так я и не испытала облегчения. Только досаду… Если верить Библии, Христос тоже бывал гневлив и резок. Он тоже грешен? Прости, Господи… Подружка все видела и всю обратную дорогу молчала. Она больше никуда меня не водила.

– Все это частные примеры. Не обобщай, не строй из них систему. Не путай религию и служителей.

– И все же решилась я принять обряд крещения. В тяжелые пограничные моменты человеку трудно полагаться на свои силы. Вот и влечет его к чему-то более сильному, высокому, чистому, пусть даже невероятно сказочному… Настроилась. Пошла в собор.

Целый месяц священник мариновал меня. Все откладывал и откладывал процедуру. Оказывается, хотел сразу двоих окрестить. Пришли мы. Купили у монашек полотенца. Те предупредили, чтобы мы их потом, после обряда, всю жизнь хранили.

Священник явился помятый, неухоженный. Борода клочьями, под мышками на рясе потные круги. Злой какой-то, торопливый. Накричал на парня за то, что тот по-старославянски не умеет читать. Я-то догадалась, что священник может заставить повторять за ним молитву, и пока ждала приема, старательно разбирала письмена на стенах церкви.

Потом священник стал грубо заставлять меня тут же при нем и молодом человеке снимать гамаши и колготки, упрекая в том, что я надела семь одежек… Так ведь зима была. И те же монашки могли бы разъяснить, как надо приготовиться. В общем, у парня растерянный, даже испуганный вид, я стою как оплеванная. Чуть ли не бегом проволок нас священник вокруг чаши-купели, окунул наши крестики в святую воду, утерся нашими полотенцами, бросил их в дальний угол помещения и вытолкал нас вон… До обидного нелепо и по́шло выглядело все происходившее. Долго было на душе тоскливо. Не так я представляла свое посвящение Богу… Вот тебе и хлеб наш насущный, духовный… До сих пор бередит память. Обидно, что ни один из девяти священников, встретившихся на моем жизненном пути, не оправдал моих надежд. Каждый свою копну молотил… Невезучая я.

– На десятого надейся, может, повезет,– грустно пошутила Лиля.

– Но его я уже не услышу… – еще более грустно ответила Аня.

– Да ладно тебе, – поежилась Лиля, – мы с тобой еще поживем и много чего хорошего успеем сделать.

– Совсем недавно в церкви была. Больше из эстетического любопытства. Там святую чудо-икону выставили. Ту, которая покинула храм Христа Спасителя и отправилась по городам России к людям. Подумала: подойду, вгляжусь в лик, хранящий добрую память многих поколений, почувствую что-то особенное, неземное, выскажу перед ней свое сокровенное. Приложусь к чудотворной святыне, и, может, просветление во мне наступит… Доподлинно осознаю, что пришло время единения во мне духовного света с божественной мудростью и стремление постичь вершины бытия. Так вдруг искренне пожелала!.. Я ждала чуда – того момента, когда восстанавливается гармония разума и души… А нас прогнали мимо иконы точно овец через узкие ворота хлева… Счастье привалило…

Промелькнуло перед глазами блекло-бурое пятно и все. Не успела взглядом охватить изображение, как оказалась на улице «в припадке бесчувственной страсти». Получился какой-то обманный маневр, раздувающий угли религиозного равнодушия. А хотелось, как в песне: «и душа с душою говорит». Хотя бы догадались поместить реликвию ликом по направлению движения к ней толпы. У каждого было бы несколько секунд на общение, пока она находилась в поле зрения. А священнослужители поставили ее параллельно. Паломники издалека приехали, мерзли на улице в январский холод. И тут о людях не думают… Почему-то я еще ожидала там услышать прекрасную тихую духовную музыку, по типу той, что часто возникала в детстве по ночам в моей голове во время мечтаний, или церемониальную проникновенную религиозную речь. А нас подгоняли с плохо скрываемым раздражением. Я чувствовала себя униженной. Что уж там говорить о полноте единства людей в храме?.. Каждый о своем, каждый един… Может, глубоко верующим больше дано и они успели ощутить духовное воспарение, божественное вдохновение… Не знаю.

«Об этом, наверное, многие думали. Но никогда мне не приходилось слышать, чтобы кто-то произносил подобное вслух. Чего боялись?» – подумала Лиля.

– О чем это я? – на лице Ани было написано: «Я потеряла нить разговора». – Ах, да. Крещение. Много чего еще могу вспомнить. Может, я и не права; хотелось бы в это верить. Нет, церковь… это, наверное, не мое.