Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 49

— Ой, напугала так напугала! — ткнул в меня пальцем первый детина с топором. — А что, нет, по-твоему? С каких пор люди у нас помирать начали? Да каждый ребенок знает, как тебя обмануть! Это раньше тебя боялись, а сейчас что тебя бояться? Ну, держись, смерть!

— Надо будет всем рассказать, как мы ее! — толкнул его локтем коллега по лесозаготовочному цеху. — А то что это? Все метелили, а мы нет!

Что?!! Смерть бить? Они что, совсем страх потеряли? Не понимаю, что здесь происходит! Надо было косу брать! Ой, надо было! Вот не зря зеркало рекомендовало! Было бы, чем отмахиваться! Я нервно сглотнула, пятясь и видя с каким напором на меня марширует войско из двух вооруженных дровосеков под предводительством старого генерала в юбке. Даже бабкин кот гадюкой шипел на меня, прижав уши.

Внезапно дверь открылась, а я поняла, что жизнь иногда умеет ставить тебя в такие позы, что «Камасутра» нервно шелестит страничками. Хоть телохранителя нанимай!

— Мой сладкий пирожочек, я забыл поцеловать тебя на прощание! — послышался знакомый голос, а на пороге стоял огромный волк. Список: «Я тебе припомню» вырос еще на несколько пунктов.

— А что это тут у нас? — заметил волк, облизываясь на дровосеков. — Два дровосека! Какая пр-р-р-релесть! И давно вы др-р-ровосеки?

Хищный оскал волка был слегка похож на улыбку, а дровосеки слегка занервничали, растеряв свой пыл.

— Отвечать, иначе в дупло получите! — ласково облизнулся волк, поглядывая на основную ударную силу бабки. Я отчетливо видела, как он движется в их сторону.

— Ты нам ничего не сделаешь! — заявил один из дровосеков, болтаясь в воздухе и пытаясь замахнуться топором.

— Слышишь, сучок, я тебе сейчас листики обор-р-рву, — очень проникновенно заметил один блохастый романтик с большой дороги, переводя взгляд на старые сапоги почетного работника ножа и топора. — И корешки отор-р-рву!

— Это же… — задохнулся один из дровосеков, бледнея и начиная трястись. — Нет, нет…

— Я по запаху чувствую, что догадался, — оскалился улыбкой волк, потянув воздух. Он поднял морду и завыл так, что у меня по коже пробежали мурашки, столпившись где — то в районе вечного ледника, прикрытого цветными трусами.

— Не убивай нас. — зашелся в истерике второй дровосек, роняя из трясущихся рук топор, и

падая на колени. — Прошу тебя. Ты же не убьешь нас? Ты же не за нами пришел?

— Мой сладкий пирожочек, — послышался голос. — Отвер-р-рнись. Или глазки р-р-ручками пр-р-рикрой…

— Нет-нет-нет, — икали дровосеки, крепко обнимая друг друга. Кот снова грохнулся с бабки, делая вид, что сдох сам.

— Отвер-р-рнись! — рявкнул на меня волк, а я послушно закрыла глаза руками. Через мгновенье все стихло. Дровосеков нигде не было. Не было ни крови, ни обрывков одежды. Одни лишь топоры намекали на то, что здесь только что стояли в обнимку для мужика.

— Убери его! — завизжала бабка, испуганно пятясь.

— Это было последнее желание? Я пр-р-равильно р-р-расслышал? — послышался голос волка, а бабка побледнела, пытаясь объяснить, что таки нет!

— Уходи, — вздохнула я, а волк оскалился улыбкой и растворился в ночи. Над головой бабки появились песочные часы, а вниз летела последняя песчинка.

— Нет, нет, нет, госпожа Смерть! — завыла бабка, падая на колени. — О, великая Богиня Смерти! Я пошутила! Я не загадывала последнее желание! Вы же не заберете меня? Мне еще рано умирать! Смилостивьтесь!

— Нет, нет, нет, госпожа Смерть! — завыла бабка, падая на колени. — О, великая Богиня Смерти! Я пошутила! Я не загадывала последнее желание! Вы же не заберете меня? Мне еще рано умирать! Смилостивьтесь!

Я протянула к ней руку, чувствуя, как все вокруг растворяется, а я оказываюсь в своем храме.

— Я же говорил брать с собой косу, — заметило зеркало, а маленький светлячок, орущий, что он слишком молод, влетел в зеркало и исчез. — Чтобы от местных отбиваться. Я же предупреждал, что без косы лучше не выходить! Предупреждал!





Что-то я не понимаю! Что это за оптимистичные настроения у местного населения? Откуда это неистребимое жизнелюбие? Я подошла вплотную к зеркалу, схватив его за раму.

— Так! Свет мой зеркальце, скажи, — начала я, а потом посмотрела на себя и ужаснулась рваному капюшончику и прическе «утро в деревне». — Да в штаны не наложи! Вот с какого это гадства люди смерти не бояться? А?

Зеркало посмотрело на меня светящимися глазами, пока я внимательно изучала прыщ на подбородке. Ничего-ничего, сейчас мы его ликвидируем.

— Только не в меня! — возмутилось зеркало, когда я занялась косметической процедурой.

— Вот зря ты так! Я еще как-нибудь сонной в тебя посмотрю! И с перепоя! — пообещала я слабонервному зеркалу, светящиеся глаза которого расширились от ужаса. — И с потекшим макияжем! Так, давай, переноси меня в бабкин дом. Мне там кое-какие вещички забрать нужно!

Через полчаса я стирала в лоханке свою рабочую одежду и единственное белье в цветочек, сплевывая волосы и кряхтя. Прямо перед зеркалом тянулась веревочка, на которой висели деревянные прищепки.

Зеркало помутнело, пошло черной и зловещей дымкой, глаза померкли, а я увидела буквы, проступающие на зеркальной глади. Я прищурилась, пытаясь прочитать мелкий шрифт.

— Уже бегу за лупой! — скомандовала я, пытаясь разобрать слова.

— Я знаю рысцу, аллюр, галоп, но этот новый вид бега вызывает у меня больше вопросов, чем ответов, — озадаченно заметило зеркало, пока я вчитывалась в то, на что подвязалась.

— Договор между людьми и богиней смерти, — прошелестела я губами, а бровь поползла наверх. — Пункт первый. С этого момента люди перестают умирать сами по себе. Пункт второй. Каждый рожденный знает дату своей смерти. Пункт третий. Для того, чтобы человек умер смерть должна прийти к нему лично в день смерти. Каждый имеет право загадать последнее желание, и смерть обязуется его выполнить. Если смерти не удается выполнить последнее желание, то человеку назначается новая дата смерти. Пункт четвертый. Смерть не имеет права прятаться под покровом. Отныне она видима для всех.

Я прочитала эти пункты, прикидывая, где же этот юрист-самоуродок, который составлял этот договор.

— Так, свет мой зеркальце! — возмутилась я, вешая трусы на веревочку и заматываясь в какую-то простыню. — Как допустили такое безобразие?

— У меня для тебя две новости. Кошмарная и ужасная. На какой хочешь кончиться? Начну с кошмарной. Договор составлен в единственном экземпляре и скреплен кровью. А теперь ужасная. Он потерян, и никто не может его найти, — красивым голосом заметило зеркало, но тут же возмутилось. — Так, а это что такое? Что это за занавеска в цветочек? Фу! Фу!

Зеркало дуло на трусы, а они колыхались от порыва дыхания.

— Молодец, — похвалила я, глядя на то, как несчастное зеркало дует на мое белье. — Дуй активней. Трусы высохнут, я накидку придвину!

— Ты что себе позволяешь? — задохнулось от возмущения зеркало, пока я искала другие двери в комнате, кроме унылой ванной. Мой взгляд скользнул по удобствам, а что — то мне подсказывало, что трезвой я туда больше не зайду. Усталость валила меня с ног, пока я искала диван или кровать.

— А что ты… фу!.. ищешь? — ядовито поинтересовалось зеркало.

— Место для ночлега, — устало буркнула я, понимая, что впечатлений за один день хватит даже на такую попу, как моя. — Разобью палатку и лицо того, кто завтра разбудит меня раньше полудня! Так, а где диван? Кровать? Лежанка?

— А предыдущая смерть не спала. Точнее спала, прислонившись к дверному косяку, — заметило зеркало, возмущенное тем, что у него появилась кокетливая шторочка в цветочек и бантик.

— Итак, тебе нужно завтра забрать пять душ! И лучше начинать прямо сейчас!

— Ага, бегу! Сейчас трусы сниму и помчусь! — обиделась я, глядя на свою веревочку и понимая, что с таким графиком «сходить в туалет» равносильно отпуску.

— Ты знаешь, с кем ты разговариваешь? — мрачно поинтересовалось зеркало, дуя на трусы.

— Я — бездна.