Свет Черной Звезды

— Кари! — откровенно психанул, осознавший, что я все осознала собственно мой муж.

Воинственно сложив руки на груди, непримиримо посмотрела на супруга. Наглость — второе счастье. Иногда первое. А я вдруг отчетливо поняла, что мужчина, с такой нежностью целующий и с такой бережностью овладевший мной, никогда не причинит мне боль, даже моральную. И осознание этого воистину окрыляло меня, и бесконечно бесило кесаря, который, и он теперь это тоже понял — был в ловушке. Ловушке, имя которой — отношения с любимой женщиной.

— Нежжжжная моя, я тебя… — начал было кесарь.

— Нежно поцелуешь? — моя наглость зашкаливала, да, и мы оба знали об этом, как и о том, что он мне это позволит. И наглость, и возможность настоять на своем.

Как минимум, потому что счет, который я могла предъявить кесарю был в разы больше всего одного безапелляционно выдвинутого мной требования.

— Начнем с того, что требование не одно, — со вздохом, явно в попытке успокоиться, произнес кесарь, — когда мы вернемся, ты еще и освобождения рабов потребуешь в ультимативной форме.

— Не потребую, — совершенно честно ответила я, — шенге когда-то сказал великую мудрость «Полученное без труда — выброшенное». Так что этого требования не будет, но жизнь Динара это то, что я не готова обсуждать в контексте твоего отказа.

Мрачный, безумно мрачный взгляд и ледяное:

— Он останется вечной угрозой.

— Ты в принципе бессмертен, — парировала я.

— Он не остановится, — вновь кесарь.

— Дорогой, это последствия твоего великолепно преподанного урока – останавливаться мы не умеем, ни я, ни Динар, — я пожала плечами,- ты научил, тебе и пожинать плоды твоего обучения.

Взбешенный до такой степени, которую мне еще не приходилось наблюдать, кесарь откинулся на спинку кресла, извлек из вечности и небытия еще одну бутылку вина, открыл, сделал глоток, с яростью глядя на меня, а затем вдруг ядовито улыбнувшись, произнес:

— Нежная моя, начнем с того, что «плоды» своего «правления» пожинает в данный момент айсир Грахсовен. Ты бы присмотрелась к тем, кто напал на вас.

Я села ровнее, несколько напряженно посмотрела на супруга, после на Динара, который уже ничего не рвал, он стоял без движения, только горел весь, в прямом смысле, потом на войско, которое после поражения своего мага, теперь спешно перегруппировывалось, и — кажется, собиралось нападать.

И я как-то сразу к ним не приглядывалась, но сейчас, всматриваясь в эти могучие тела, в эти зауженные эволюционными процессами глаза, на их остатки некогда новеньких металлических охватывающих живот и поясницу пояса…

— Либерийцы! — выдохнула я, потрясенно осознавая, что весь этот разброд и шатание, это остатки некогда весьма весомой военной силы, с которыми мне приходилось весьма сложно, пока проблему собственно не решил Динар и…

И я вот сейчас не поняла, а что с ними такое?

— Грахсовен решил проблему, — издевательски-отстраненно пояснил кесарь. — Вверх посмотри.

Я запрокинула голову и с удивлением осознала — мы в Готмире! Мы сейчас находимся в Готмире! И если либерийцы здесь около полусотни лет, то деградация и так далеких от цивилизованности степняков вполне объяснима, но…

— Динар! — я возмущенно посмотрела на нынешнего императора Рассветного мира, фактически требуя объяснений.

Рыжий, бросив на кесаря откровенно полный ненависти взгляд, подошел, уже ничем не удерживаемый, и произнес:

— Кат, что конкретно тебя не устраивает?

— Да я даже не знаю, — честно не знала, — но либерицы в Готмире, Динар!

На миг смутившись, рыжий нехотя ответил:

— Сами виноваты.

— В чем? — вопросила я.

И тут Динар выдал совершенно потрясающую фразу:

— У меня было плохое настроение.

У меня медленно отвисла челюсть. Но я же принцесса, в смысле императрица, и мгновенно взяв себя в руки, я собственно сложив руки на груди, мрачно осведомилась:

— И кто еще пал жертвой твоего плохого настроения?

На лице ставшего уже ракардом, а не элементалем бывшего правителя Далларии одновременно отражалась и досада, и злость, и даже в некотором роде смущение. Но отвечать он все равно не торопился, и едва это стало ясно, кесарь издевательски уведомил меня:

— Готмир перенаселен.

— Динар! — у меня не было слов.

У Грасховена тоже, он бросил мрачный взгляд на Араэдена, и явно приготовился к последнему удару. Как оказалось – приготовился не зря.

— Лориана к слову так же находится здесь, — добил нас обоих кесарь.

— Динар!!! — я утратила дар речи.

— У меня… было очень плохое настроение, — повторил ранее сказанное рыжий.

— Потрясающе! — прошипела разъяренная я.- И где она?!

— В Хорнассе, — нехотя ответил император, собственно сославший свою императрицу.

А я… у меня не было слов!

Но магия имелась!

И я призвала ветер – он отозвался так, как отзывался в моем мире. Не сумев подавить улыбку, сложила ладони вместе, формируя кристалл, и раздвинув пространство уверенно шагнула к главному рудодобывающему городу Готмира.

Хорнасс встретил меня яркими огнями, тремя, вместо прежней одной, стенами ограждающими город, охраной, мгновенно вытянувшейся при нашем появлении, а Динар вошел за мной следом, и серыми гоблинами, которые с тряпками и щетками драили каменные стены, доводя их чуть ли не до блеска.

Серые гоблины работали!

Серые гоблины…

— Я так понимаю, у тебя очень долго было плохое настроение, — заметила, откровенно шокированная невиданным трудолюбием тех, кто ранее кинулся бы нас с удовольствием жрать, в прямом смысле.

— Лет так… пятьдесят, — уклончиво ответил Динар.

Звук его голоса не был громким, но от чего-то с гораздо большим усердием чем ранее серые гоблины принялись тереть камни, ворота уже открывались, почетный караул стоял возле подъемной решетки, с явным желанием ее открыть с одной стороны, и с таким же страхом совершить ошибку.

Сверкающий доспехами явственно какой-то генерал, не меньше, вышел вперед, все так же оставаясь под прикрытием решетки, и неожиданно дрогнувшим голосом вопросил:

— Пппппароль?!

— Сдохни! — мрачно вызверился Динар в ответ.

Судя по выражению лица генерала, он бы с удовольствием, но пароль явно был не тот. Динар и сам знал это, а потому издав тяжелый вздох, видимо в попытке успокоиться, произнес:

— Отдавшая жизнь.

Решетка отозвалась голубоватым сиянием, и поднялась отвесно вверх – стража построилась колонной, обозначая для нас путь. И почти все ощутимо… да дрожали они. От ужаса. Практически с трудом скрываемого.

— Знаешь, что-то мне подсказывает, что ты со своим плохим настроением, не далеко ушел от кесаря, в деле запугивания своего населения, — вступая на территорию города, отстраненно заметила я.

— Знаешь, Кат, а мне что-то подсказывает, что у меня был повод для паршивого настроения! — высказал Динар.

— Но это не повод срывать злость на ни в чем неповинных людях! — тоже высказалась я.

И рыжий остановился.

Так как я не останавливалась, то пройдя по инерции несколько шагов и осознав, что он не идет рядом, я развернулась и посмотрела на нового императора Рассветного мира. Динар же, молча указал на ближайшего к нему начавшего еще более заметно дрожать солдата и произнес:

— Воровство.

Молодой парнишка лет двадцати побледнел и кажется вовсе перестал дышать. Динар же указал на стоявшего следующим, и добавил:

— Изнасилование.

У следующего в вину вменялось:

— Дезертирство. Продолжать?

Наверное не стоило бы, но мне стало интересно, а потому указав на генерала, который, несмотря на полное отсутствие желания делать это, был вынужден следовать за нами, и поинтересовалась:

— А с ним что?

— Измена, — любезно уведомил Динар.

М-да.

И я уже хотела было задать следующий вопрос, как случилось — это!

Затрубили трубы, следом прогудели горны, кто-то ударил в главный монастырский колокол и остальные подхватили перезвон, а затем, из возвышающегося на самой вершине горы замка ранее наместника, выехала процессия. Возглавляла ее прекрасная всадница на белоснежном скакуне явственно либерийской породы.