Страница 30 из 79
— Сможет, — голос кесаря звучал уверенно и спокойно.
А я уже ощущала, как тень принца Ночи метнулась к нему, в миг преодолевая пространство, вливая силы в истерзанного наследника Тэнетра, помогая ему оживить ту, что давно была его дыханием, и отчетливо слыша хрип подыхающего и от бессилия, и от ярости Арахандара.
— Все, достаточно, — мягко, но непреклонно, произнес Араэден.
Да, возможно… вот только в непреклонности мы давно могли бы с ним посоперничать, и еще неизвестно, кто бы выиграл.
«Сатарэн, — позвала я, и приказала, — территории орков».
— Ты можешь потерять магию, — вдруг очень странно предупредил кесарь.
«А зачем она мне? Я ее даже не понимаю толком», — резко ответила ему.
И мысленно рухнула на вытоптанную до состояния пыли землю. Ощущение присутствия там было почти физическим. Как тогда в столице Тэнетра, когда я шла по городу, незримая и неощутимая никем, возвращая жизни, даря дыхание…
Так и сейчас, я незримо прошла по вытоптанной дороге между грубосколоченных шатров, мимо самого прекрасного из орков, чьи волосы уже были белее снега, что сидел перед входом из них. Мимоходом коснулась его щеки и Аршхан вздрогнул, не видя меня, но увидев, как заливает тьмой его белые пряди.
И я вошла в шатер, замерла лишь на миг, чувствуя, как под пальцами почти перестало биться сердце Арахандара, и глядя на трех огромных лесных орков, лежащих на столь же грубых лежанках, как и все здесь. Малыш Рух… давно переставший быть малышом, и превысивший в размерах его отца Рхарге, лежащего рядом… и моего самого любимого папу на свете. Папу, который узнал меня даже не видя, и в полумраке палатки прозвучало хриплое:
— Утыррка…
— Шенге…- прошептала я, вырывая последние крохи жизни у того, кто обрек мой мир на гибель.
И Тьма накрыла меня, убивая болью.
***
В себя я приходила долго. Мучительно и болезненно долго. Одна ледяная ванна сменяла другую, лед укрывал мои руки, лед сковывал меня, лед хотя бы немного притуплял боль… Лед и кесарь, попеременно.
В какой-то момент, придя в себя, я спросила:
— Где ребенок?
— Знаешь в чем весь ужас непорочного зачатия, нежная моя? — баюкая на руках, уже, кажется даже не первый час, язвительно отозвался кесарь.
— В чем? — хрипло спросила я.
— Бог дал, бог взял, — с легкой насмешкой ответили мне.
— Ну если взять в расчет что под богом мы имеем ввиду вас, то все становится ясно, изверг Рассветного мира, — не менее язвительно ответила я, и на этом сил у меня больше не осталось.
Кесарь даже не ответил, я ощутила лишь легкие прикосновения его губ к моим щекам, и провалилась в то адское ощущение боли, что не отпускало.
***
Второй раз я пришла в себя от звука голоса, который, была уверена, уже не услышу никогда.
— Как она? — тихо спросил Адрас.
— Относительно, — устало ответил кесарь. — И она тебя слышит.
Быстрые шаги, прикосновение к моей ладони и сказанное, с непередаваемым чувством:
— Катрин…
— Слышит, но ответить пока не может, — мрачно уведомил Араэден.
Адрас сжал мою безвольную ладонь и быстро, стараясь говорить отчетливо, начал рассказывать:
— Мы восстанавливаем Мигран, Катрин. Моя мать жива… Не только Мигран, Ашерт, Дангат, Наркен — города поднялись из пепла. И ты нужна нам, слышишь?
Я слышала. Каждое слово слышала. Не поверила про города… просто не в состоянии была поверить, но Адрас жив! Адрас был жив… ради этого стоило даже умереть.
— О, ты вполне с этим справилась! — зло произнес кесарь.
И, наверное, он был прав… потому что я снова провалилась с сумрак, боль и небытие.
***
Но пробуждение того стоило.
— Утыррка глупый, глупый орк, — услышала я, и улыбнулась, пусть не губами, они едва ли слушались меня, но если можно было улыбаться душой и сердцем — моя улыбка явно сияла счастьем сейчас.
И когда папа поднял меня на руки и прижал к волосатой груди, я улыбалась тоже… просто все так же внутри.
— Ледяной Свет сильный воин, но и ему нужно спать, — сказал затем Джашг.
— Я не нуждаюсь в заботе, — холодно ответил кесарь.
— Ледяной Свет ни в чем не нуждается, но он выдержал многие битвы, и не спал много дней, — возразил Джашг.
А я не поняла сейчас сколько-сколько дней?
— Она тебя слышит, Джашг, и улыбается всей душой, — вдруг тихо произнес Араэден, а я поняла, что его голос звучит гораздо более усталым, чем когда тут был Адрас.
Сколько дней назад тут был Адрас?
— Семь, — сказал кесарь.
А сколько дней прошло до того, как Адрас пришел?
Но ответа я не получила.
— Джашг, портал открыт за дверью. Если ее пульс станет слабее — зовете меня. Сразу зовете! Мысленно, вслух, да даже шепотом — я услышу. И никакой магии, это убьет ее.
Я услышала, как захлопнулась дверь за кесарем и вдруг поняла, что он оставил меня впервые за… даже не знаю сколько дней. Оставил с теми, кому действительно доверял. Оставил, потому что знал, что я хочу побыть с папой… хоть немного.
— Утыррка, что же ты сделать? — прорычал шенге, прижимая меня к себе и баюкая как ребенка. — Что же ты глупый добрый девочка сделать?!
И с моих ресниц соскользнули слезы, их было очень много, слез, но в них не было ни капли сожаления. Ни единой капли сожаления. Не о чем сожалеть, если точно знаешь, что поступил правильно. Единственное , о чем я сейчас жалела — что не могу открыть глаза и посмотреть на папу, что не могу обнять его, не могу сказать ни слова… Этого было жаль, всего остального – нет.
***
Я проваливалась в омут бессознательного состояния, и достигая глубин, отталкивалась, чтобы вынырнуть вновь и только бы слышать, слушать, ощущать себя на руках у папы, и не терять этого ощущения. Папа рассказывал. Носил меня по огромной спальне кесаря, и рассказывал о Готмире, чьи рубежи рухнули, едва мы с Араэденом покинули Рассветный мир. Рассказывал о животных, которых невольно впустили в наш мир Динар и Синее пламя, отчаянно пытающиеся меня найти. И Готмир, бывший оплотом самых злобных существ моего мира, стал первым рубежом защиты от пришельцев. Потом совет орков запретил открытие порталов, и элементали стали перемещаться из своего мира. Так погибла Арриниэль – элементаль Тьмы.
Это было больно слышать. Потери, потери, потери. Я не могла осуждать Динара за то, что он пытался найти меня, но… они уже раз привели шипастую аррэке в Рассветный мир, и тогда только вмешательство кесаря спасло племя Лесных орков от потерь, неужели это не стало уроком для Динара и Цвета?! Должно же было стать!
Потом папа рассказывал о танцах гоблинов и троллей. Забавно, но оба племени сочли, что именно их Великий Танец привел к избавлению от Великого зла — в смысле мы же в тот день с кесарем Рассветный мир покинули. Теперь гоблины танцуют каждый год свою партию, а потом тролли свою. Всем весело. Особенно оркам – они неизменно приходят полюбоваться «танец веселый гоблин». На полувековой юбилей Веселых танцев устроили целое празднество, где собрались все свободные народы… правда это не помешало Руху для начала устроить гоблинам пакость, а потом украсть для себя невесту, да так, что пропажу вообще не скоро заметили.
Надо же, маленький Рух женился. Это потрясло сильнее, чем празднование «полувекового» юбилея.
А потом что-то случилось со мной. Я просто внимательно слушала, но внезапно поняла, что не могу сделать даже вздох…
Грохот распахнувшейся двери, быстрые шаги Араэдена, знакомые руки, стальная хватка, рывком прижавшая к твердой груди и прикосновение к губам, практически с приказом:
— Дыши! Нежная моя, вдох, давай!
И откуда-то берутся силы для такого простого действия, как просто начать дышать. Сначала едва-едва глотнув воздуха, потом чуть больше, и затем вернуться к такому несложному алгоритму как вдох-выдох.
— Ледяной Свет, как ты допустил это? — вдруг прорычал мой отец.
Кесарь медленно прошел к постели, бережно уложил меня, поправил мои волосы и глухо ответил: