Страница 5 из 19
Сетеней отняла ковш от губ обессиленного мужчины и, смочив кусок тряпки в остатке воды, отёрла его горячий лоб. Щербатского лихорадило восьмые сутки, и он точно знал причину – «Черноморская болезнь» одолела и его. «Да, если бы и пришлось погибнуть?! – думал Вольф. – Сейчас сама смерть в своём подвенечном наряде была бы прекрасна, столь величественна…, желанна».
Но Щербатский не планировал пойти на корм рыбам в одиночку.
– Сетеней, – чуть шевеля губами, обратился он к черкешенке, – ты достала то, о чём я тебя просил?
– Да, Мейвели. Тебер2 я спрятала на нижней палубе, меж двух мешков риса. Моя младшая сестра Селима просила передать тебе слова благодарности…
Вольф, не дав договорить женщине, схватил её руку и, с силой сжав, прошептал:
– Так не пойдёт, Сетеней! Ты обещала всё устроить с лодкой. Что там твой преданный евнух?!
– Тише…, тише, Мейвели, – поспешила успокоить его красавица, – Кизляр обещает, что всё устроит и позаботится обо всех невольницах гарема.
Вольф коротко и одобряюще кивнул. Будь он на месте Кизляра, он бы тоже мечтал удушить Омира-паша голыми руками и не думая вступил бы против повелителя в заговор.
В гарем паши Кизляр попал маленьким мальчиком, будучи набранным из числа пленных мальчиков иностранного происхождения, в основном чернокожих – из Африки.
В восточных странах монархи придавали большое значение чистоте династической крови, претендуя на происхождение от богов и на верховную власть. Чтобы исключить даже возможность неверности, половозрелых мужчин в покои своих жён и наложниц монархи не допускали. Готовили мальчишек в евнухи ещё до того, как у них началось бы половое созревание и они смогли бы почувствовать себя мужчинами.
Кизляру не было и восьми лет, когда его, оскопив, сделали евнухом. Жертву привязали к столу по рукам и ногам и, перетянув его мужской орган крепкой верёвкой, пустили в ход нож с острым лезвием. После рану прижгли калёным железом, вставив в канал для вывода мочи бамбуковую трубочку. Затем ребёнка на несколько дней закопали по шею в горячий песок.
Заживление и невыносимая боль при мочеиспускании продолжались несколько месяцев. Кизляр чуть не сгорел в горячке. Многие кастрированные умирали даже от шока, от потери или заражения крови, остальные же, кому удавалось выжить, приобретали тонкие голоса, женственные черты лица и навечно неутолённую потребность в естественном желании, а также пожизненное «недержание».
Со временем Кизляр, превратившись в настоящего гиганта и имея прекрасно-женственные черты лица, начал пользоваться большим спросом у представительниц противоположного пола. И дабы удовлетворить покинутых прелестниц гарема, ему вовсе не требовался «эркек генеталь»3.
В Османской империи предпочтение отдавалось чернокожим евнухам-рабам, взятым в Судане, Эфиопии. Кастрированный африканец стоил дорого, дороже красивой христианки.
Пережив жестокую пытку мальчишкой, Кизляр молил своих Богов о жизни, лишь для того, чтобы суметь отомстить, отомстить за себя и за всех обиженных, униженных и лишённых достоинства рабов – детей.
Долгие годы пресмыкания и служения сломили и подавили дух мщения Кизляра, но появление Щербатского возродило в евнухе былую жажду свободы, и заговорщики сошлись в этом желании. Лишь одно обстоятельство мешало приступить им к действию: «Женщины гарема не должны пострадать, ни одна», – как сказал евнух. Поэтому Щербатский медлил в ожидании, когда Кизляр подготовит всё необходимое для спасения своих подопечных.
– Мы с Селимой не хотим ждать, – продолжала упорствовать прекрасная черкешенка, – мы из княжеского беснелеевского рода Кануковых и приходимся родными сёстрами черкесскому князю Маашуке Канукову. Мы не желаем быть рабынями больше ни дня. Уж лучше смерть, Мейвели.
Черничные глаза Сетеней с мольбой глядели на Щербатского, и в глубине этих бездонных колодцев глаз, обрамлённых чёрными пышными ресницами, дрожали слёзы.
– Значит, ты княжна, Сетеней?
Вольф как-то горько улыбнулся, а затем продолжил:
– Князь Вольфганг Вениаминович Щербатский, к вашим услугам, моя прекрасная черкешенка.
И, согнув указательный палец, князь Щербатский снял бриллиантовую слезу с ресниц черкесской княжны Сетеней Недак Геверин Кануковой.
– Как только я увижу хоть одну птицу, я потоплю это судно, Сетеней, – пообещал он, – а теперь иди, уже поздно.
***
Омир-паша всячески пытался ублажить свою возлюбленную, предлагая ей то восточные сладости, то дорогие прозрачные ткани и пёстрые наряды, то драгоценные ярчайшие серьги сусального золота, то подвески с браслетами из червонного серебра – всё, что удалось захватить с собой из огромного количества награбленного богатства, паша был готов бросить к ногам прекрасной черкешенки. Сетеней не впускала его в свою каюту вот уже вторую неделю. Вскоре их путешествие подходило к концу, и по расчётам со дня на день они должны были заметить на горизонте берега Трапезунда4.
Омир-паша даже не подозревал, что в каюте возлюбленной вот уже вторую неделю готовился настоящий заговор, бунт и побег. По всей каюте были аккуратно разложены плотно свёрнутые тюки с припасами и всем необходимым. Наложницы гарема ночами работали не покладая рук, сшивая свои чадры и паранджи, дабы превратить свои юбки в штаны-шаровары.
Но в этот раз Омир был настроен серьёзно. Решив любым способом попасть в каюту своей наложницы, он приказал главному начальнику стражи разрубить в щепки массивную дверь.
Пока раб, орудуя огромной балтой5, обрушивал на дверь из дуба мощные удары, по ту сторону двери тихо возносили молитвы:
– Тхашхо, создатель Законов Вселенной, давший человеку возможность их познания, – шептала Сетеней, – тот, кого все просят, сам ни у кого не просящий. Тот, кто несуществующее умножающий. Тот, на кого все надеются, сам ни на кого не надеющийся, от кого дары исходят, сам ничего не принимающий, помоги детям своим воссоединиться на их земле, в их Храме. Или даруй нам хабзэ. Избранный и хранимый тобою народ обязан вернуться и восстановить свой Храм.
– Всё пропало, Сетеней, – тихо простонала Селима по-черкесски, – он нас сейчас тут же и казнит…
– Тише, сестра. Да пошлёт нам Тха птиц на небе, и Мейвели сделает что должен.
Щепки с каждым ударом балты с треском разлетались во все стороны. Паша уже мог видеть через внушительную щель всё происходящие, но для того чтобы большое тело паши могло протиснуться в каюту, дверь требовалось разрубить пополам.
Неожиданно, как по волшебству, в каюте потемнело, как будто кто-то снаружи накинул плотные одеяла на маленькие окошки. Раздался потрясающий громовой удар, в отдалении блеснула молния. Корабль резко качнуло, так, что евнух, замахнувшись балтой для следующего сокрушительного удара, отлетел от каюты в противоположный конец.
Все женщины в каюте хором завизжали и повалились на дощатый пол.
– Скорее, – скомандовала Сетеней, – хватайте тюки и наверх! Живо! Это наш шанс.
Сетеней, схватив Селиму и сунув ей в руки один из плотно скрученных тюков, распахнула двери каюты.
Ни на секунду не растерявшись, пользуясь благословенным моментом неожиданности, Сетеней вырвала с пояса старшего евнуха связку ключей и, преодолев вверх пару ступеней, захлопнула снаружи дверь.
Две девушки-славянки и маленькая француженка, которая вообще не понимала происходящего, а только дико озиралась по сторонам, остались в каюте, не пожелав в открытую встречаться с разгневанной стихией.
Вырвавшись на свободу, Сетеней беглым взглядом сквозь обильную пелену дождя отыскала Вольфа и, крепко сжимая руку сестры, кинулась к нему навстречу.
Насквозь промокший Щербатский, не веря своим глазам, как обезумевший смотрел на Сетеней, неумолимо приближающуюся к нему.
2
Турецкий топор, секира.
3
Мужской половой орган (турецкий).
4
Трабзон – город Турции, расположенный на берегу Чёрного моря.
5
Турецкий топор.