Страница 5 из 13
ххх
Французские вальсы – не самый доходный репертуар в московском метро. За них не кидают денег в шляпу. Публика предпочитает либо уголовный жанр, по неведомой причине именуемый «шансоном», либо что-то омерзительно-попсовое из телеэфира. Удивительно, но за десять с небольшим лет моих концертов в московском «МетропОлитен», пристрастия публики практически не изменились. Я играл мюзеты редко, когда становилось особенно тошно. Обычно под вечер, перед уходом домой. Вальсы похожи на шампанское: мгновенное опьянение и столь же стремительно накатывающее похмелье. С головными болями, депрессией, социофобией. Но несколько минут мюзета стоят любого похмелья.
– Скажите, как мне, пожалуйста, ехать на метро… «Шоссе Энтузиастов»,– спросила очаровательная шатенка, дослушав вальс, и аккуратно положила в шляпу бумажный доллар.
– Жанна?..
ххх
– Пьер, как ты можешь знать все мои сны? – поражённая подробностями, девушка пыталась найти хоть одно несоответствие.
– Я их придумал, пока записывал вальсы.
– Покажешь мне студию?..
Свет на заброшенном заводе отключили полностью. Пришлось вернуться к метро и купить фонарик, чтобы отыскать две крошечные комнатки нашей студии, не переломав ноги. Аппаратуру на радость паукам не вывезли. Решив устроить Жанне полное погружение в её сны, я расчехлил аккордеон.
– Удивительно… Словно я уже была здесь… – дрожащим голосом проговорила девушка из темноты.
Была… В каждой мелодии, в каждом звуке… Без тебя ничего бы не произошло. А вдруг, ты была в этой студии единственным реальным персонажем?
– Пьер… – её руки легли мне на плечи, скрутив мелодию вальса в волшебный клубок.
Какой трепетной и нежной может быть первая близость в подвале заброшенного завода в промзоне на шоссе Энтузиастов…
ххх
Ответный визит в страну грёз случился несколько месяцев спустя. В канун Рождества взволнованная Жанна встретила меня в аэропорту «Шарль де Голль», ей безумно хотелось, чтобы мои фантазии тоже совпали с реальностью.
Париж трясло арабскими демонстрациями, мы постоянно натыкались на перевёрнутые горящие автомобили. Когда нас ограбила стайка смуглых парней с повязками на лицах, погружение в реальность окончательно разочаровало. Как спасение, где-то на периферии сознания появились звуки вальса-мюзета. И я, наконец, узнал Париж. Мой Париж. Наш… Жанна это мгновенно почувствовала.
– Помнишь? Помнишь? Помнишь? – спрашивала она всякий раз, когда мы оказывались на улочке из моих фантазий.
– Помню…
– Твой Париж, Пьеро… он настоящий, а это всё…
– Париж там, где… – я не договорил, вспомнил подвал на заброшенном заводе и улыбнулся.
Если люди живут в природных условиях планеты Земля, в пространстве вальса-мюзета они тоже могут жить. Человек – не постоянно умирающее тело и не диск с накопленной информацией. Человек – бесконечный танец эмоций. Каждый из нас – вереница переживаний. Вальс, как среда обитания, идеально нам подходит.
На Champs-Élysées мы столкнулись с Лёвушкой и его мужем Тьерри – милым адвокатом по авторскому праву. От этой пары веяло нежностью и Парижем, который я себе представлял.
– Столько лет мечтал угостить вас каштанами! – воскликнул Лёвушка и, не принимая возражений, увлёк нас в кафе.
Было забавно наблюдать, как знакомятся Жанна и Лёвушка, знавшие друг друга лишь по моим фантазиям. Ревность, радость, трепет… Шампанское, танцы под ансамбль, исполнявший репертуар моего недописанного диска. Лёвушка вспоминал пронзительные пустяки из нашего общего прошлого.
Через столик от нас я заметил Шарля Азнавура, что-то шептавшего на ушко очаровательной юной брюнетке. Захотелось поблагодарить маэстро за счастливую возможность записать французские вальсы, но путь к его столику преградили крепкие парни. Судя по профилям, родственники Ашота. Я сказал спасибо им. Вдруг именно они послали мне продюсера?
Опьянённые вальсами и шампанским, мы попрощались с друзьями и отправились к Жанне. По дороге к её дому я узнал перекрёсток, где впервые заговорил с ней.
– Мадмуазель, как пройти к площади л’Этуаль?
Раз-два-три…
– Пётр, простите… у меня магнитофон плёнку зажевал, пишем заново, – раздалось в наушниках.
Клен ты мой опавший…
Рэгтайм
Allegretto
Аэропорт Ванкувера в последние часы полета представлялся мне одной большой курилкой. Виновата не зависимость от табака, а здоровое чувство относительно свободного человека, которому, по непонятной причине, не позволяют делать то, что он хочет. На поверку аэропорт оказался похож на гигантскую футуристическую пепельницу, к которой периодически подъезжали монорельсовые зажигалки. Таможенники были весьма подозрительны, в их глазах читалось недоверие, плавно переходящее в немой укор: «Почему вы без лыж?!». А с лыжами были все, кроме нас, и это несмотря на то, что до олимпиады в Ванкувере оставалось еще месяцев пять. Таможенники тщательно обследовали всю нашу ручную кладь, тщетно пытаясь обнаружить в ней хоть какие-нибудь, ну хоть детские лыжи. Не нашли, злобно пожелали «приятного пребывания» с ярко проступающим подтекстом: «Эти русские думают, что им все позволено» – и…
… Икая от вожделения, я помчался в Канаду. Курить!
Ни одна голливудская мелодрама не способна передать поэзии последних шагов к выходу из аэропорта. Такое стремление к объекту страсти не снилось даже Ромео и Джульетте. Все, как в замедленной съемке (это неправильно с точки зрения профессиональной терминологии, пусть!). Сквозь тонированные стекла здания аэропорта маняще светит солнце, похожее на свет в конце тоннеля, образованного некурящими лыжниками. Я прорываюсь, спотыкаясь о лыжи, палки и сноуборды, я без должного пиетета выражаюсь о зимних видах спорта и ванкуверской олимпиаде в целом. До выхода десять шагов, девять, восемь, семь…
Неужели я попал в канадский рай? Мое имя написано по-английски на табличке, а над табличкой – ангельский лик! Вожделенная сигарета падает к ногам ангела. Я вспомню о ней через три часа.
ххх
По договоренности нашей редакции с местным телеканалом мою съемочную группу встречала журналистка по имени Тиффани. Для того чтобы осуществить мечту о сигарете, для начала надо было вспомнить, как люди дышат. Это было нечто надэротическое. Я услышал, как бьется ее сердце, я поймал ритм ее дыхания. Наступило состояние эйфории, когда знаешь ответы на все вопросы. В реальность меня ненадолго вернул удар штативом от камеры Betecam по спине. Брутальный оператор, не знающий слов и кадров любви, так же, как и я, стремился к долгожданной сигарете и налетел на меня, застывшего перед Тиффани.
Пока мы грузили технику в ее огромный серебристый «Крайслер», мое тело откликалось на каждое ее движение. Я чувствовал сопротивление дверной ручки ее пальчикам, я подробно проживал процедуру фиксирования ремня безопасности, мои руки и ноги включились в процесс вождения, когда машина тронулась с места. Я сидел рядом с ней на переднем сиденье. Нет, я парил, не чувствуя гравитации.
Тиффани ангельским голосом ворковала о цели нашего визита. Если человека моей профессии умудрятся пустить в Рай, обязательно послушаю ангелов и сравню их голоса. Я слышал мелодию ее голоса, я видел губы, которые эту мелодию до меня доносят, я понимал все – и ничего. Во всяком случае, ничего по делу.