Соколиная охота

Убедившись, что сказанное в той или иной степени занимает каждого из присутствующих, гостья с лукавой улыбкой продолжила свою филиппику, театрально прижимая руки к груди:

– Мне известно, где вы весь день сегодня пропадали! Изволили ездить за реку, смотреть лес. Не так ли? В лице Владимира Матвеевича я приобрела ценнейшего друга и союзника. Он сообщил мне о вашем намерении оценить объем пригодного для поставки товара и, главное, его качество, сильно упавшее после прошлогодних пожаров.

– Вам, поистине, невозможно отказать ни в очаровании, ни в проницательности, дорогая Ольга Каземировна, – ровным голосом произнес хозяин особняка, вытирая губы батистовой салфеткой. – Ваш источник непревзойденно точен. Я действительно пожелал выехать сегодня на осмотр собственных владений, сударыня, дабы окончательно разъяснить для себя вопрос предложенной вами цены и, увы, нашел ее чрезмерно заниженной. Мне жаль, но я никак не могу принять ваши условия. Боюсь, вам следует поискать древесину где-нибудь в соседнем уезде. Впрочем, с моей стороны было бы взаправду жестоко, и даже вовсе не по-рыцарски, отказать даме в помощи! Володя, с коим вы отличнейшим образом поладили, подготовит рекомендательные письма к некоторым нужным людям. Полагаю, они охотно пойдут вам навстречу, едва только завидев на конверте мою облатку. Уверяю вас, мадам, слово Арсентьева кое-что весит в этих краях.

– Вы очень любезны, князь. Не знаю даже смогу ли я когда-нибудь возвратить вам этот долг! Впрочем, к чему принимать столь скоропалительные решения? Ох, эти милые, принципиальные мужчины! – Листвицкая обратилась к Софье в поисках поддержки, точно приглашая ее посмеяться над мужской принципиальностью. – Подобная твердость хороша лишь на поле боя, верно же, моя дорогая?

Комично нахмурившись и размахивая на манер кавалерийского палаша доверху наполненным бокалом, доктор шутливо протянул:

– Эскадроон, слушай мою командууу… приготовиться к бооою…

Раздались сдержанные смешки. Улыбнулся и Фальк, оценив попытку Вадима Сергеевича несколько сгладить возникшее напряжение. Полячка не удостоила шутника даже поворотом головы.

– Возможно, вы правы, Дмитрий Афанасьевич, – с показной робостью молвила она, – названная мной сумма и впрямь несколько занижена, но ровно в той степени, насколько завышена ваша! Посему молю вас не отвергать навовсе моего предложения! Полагаю, мы все-таки сможем прийти к консенсусу. Обоюдовыгодному. И потом, что тащиться в другой уезд! Если и здешние древесины вполне сносны. Приходилось ли вам слышать, какие на моей мануфактуре делают клавикорды? А какие столы! Вы и сами, говорят, первостатейный бильярдист и понимаете толк. Ну же, князь, проникнитесь, наконец, сочувствием к несчастной женщине! Не дайте захиреть моему производству, я в него душу вложила.

Вряд ли у этой «несчастной женщины» есть душа, решил Иван Карлович. Он со скучающим видом расправлялся с трапезой, но внутренне был собран и деловит.

Оставаясь внешне безмятежным, Фальк напряженно работал. Пристально наблюдая за людьми, сидящими за столом, он наскоро составлял на каждого из них психологический портрет. Например, что можно сказать про эту мебельную магнатку? Прямая осанка, педантичное расположение столовых приборов, строгое черно-серое платье с ажурными белыми манжетами и воротничком, волосы, тугим узлом собранные на затылке безо всякой вычурности современных дамских причесок – все выдавало в ней человека огромной внутренней дисциплины. Похоже, что жизнь этой немолодой вдовицы была устроена по самым строгим правилам. Выходило, пожалуй, резковато, как-то уж совсем не по-женски. Без рюшек.

Существует целая наука, способная многое поведать о человеке по его гардеробу, жестам и, конечно, мимике. Фальк в свое время прослушал на эту тему несколько обязательных лекций. В интересах службы.

Надо, впрочем, сказать, что даже обращение к профессиональному навыку выводить из частного общее – занятие в иные минуты не раз позволявшее молодому фехтмейстеру контролировать эмоции – на сей раз желаемого результата не принесло. К сему моменту им безраздельно овладело раздражение. Мысли скакали и путались.

Конечно, убеждал он себя, всему виной усталость и возникшая как следствие расшатанность нервов. Шутка ли отмахать столько верст? Впрочем, на нервы не было времени. Иван Карлович сделал глубокий вдох и потер виски. Не помогло.

В действительности причиной гнева молодого человека было не утомление, он в своем возрасте вообще не ведал такого слова. Его злили два неприятных открытия. Одно пустяковое, другое куда более серьезное.

Во-первых, прав был Вадим Сергеевич, мужчины здесь совершенно не носили фраков, отдавая свое предпочтение более удобным и практичным сюртукам, да и вообще уделяли внешнему виду заметно меньшее внимание, нежели это было принято в Петербурге или даже в Москве. Фальк же в своем щегольском наряде кремового цвета и с безукоризненно повязанным на шее платком чувствовал себя в обществе «сюртучников» в высшей степени неуютно, точно павлин, по случайности забредший в курятник.

Спасибо Софье Афанасьевне, выручила!

Девушка явилась к ужину в невероятной красоты платье-роброн, исполненном изумрудным шелком и перехваченном на талии широкою лентой цвета «аделаида» или, как говорили в этих местах, «оделлонида». Златые пряди ее были завиты по самой последней Парижской моде и ниспадали на открытые плечи водопадом искрящихся пружинок.

Судя по реакции окружающих и буйному выражению восторга, особенно рьяно прозвучавшему из уст мужчин, к числу привычек мадемуазель Арсентьевой вовсе не принадлежало обыкновение всякий раз трапезничать с этакой помпой. Прочие, как уже поминалось, облик имели самый заурядный.

Ох, если бы ни это ее волшебное убранство бедный штаб-ротмистр нипочем не смог бы отделаться от ощущения, именуемого соплеменниками Бонапарта: «Tu n'es pas dans ton assiette!» (франц. «Быть не в своей тарелке!»).

Во-вторых, и, разумеется, в-главных, к сему моменту окончательно стало ясно, что выполнить поставленную перед ним задачу будет значительно труднее, чем представлялось изначально. И без того не простая профессия, так нет! Вот вам, Иван Карлович, от судьбы дополнительный вираж.

***

Перед самым ужином в комнату Фалька пожаловал управляющий, с порога заявив, что пришел сопроводить дорогого гостя к столу, а заодно растолковать круг его новых, согласно условиям найма, обязанностей. Штаб-ротмистр как раз завершал свой вечерний туалет, оправляя перед зеркалом концы шейного платка, пряча их под белый с золотом жилет.

– Входите-входите, Владимир Матвеевич, я быстро.

– Да вы, Иван Карлыч, не тревожьтесь, продолжайте себе, а я пока баринову затею излагать стану, ради экономии времени. Ничего это вам?

Молодой человек пожал плечами, мол, излагайте, любезный, коль желаете. Не оставляя своего занятия, петербуржец поглядывал в отражение на черноволосого арсентьевского слугу и с каждым словом его заметно мрачнел.

– А давайте мы с вами, Фальк, рванем напрямки-с? К чему нам цирлихи-манирлихи-то разводить… excusez-moi (франц. «извините меня»). Его сиятельство Дмитрий Афанасьевич желают, чтобы вы, нимало не мешкая, прямо с завтрашнего утра, принялись обучать шпажному делу его крепостных, на кого укажут-с. Как есть, без утаек, по всей французской науке клинковой рубки. Вы, надеюсь, не позабыли прихватить с собой книжицу этого вашего прыткого галла? Слыхал, она презанятная. Правду сказать, сейчас у вас подопечный токмо один будет, но после появятся и другие, много других, уж будьте покойны! Впрочем, оно, может, и ничего-с, что теперь один еще мужик-то, так оно даже и к лучшему. У нас, видите ли, рапиры до сих пор не наличествуют. Обещали на той неделе из самого Тобольску заказ подвезти. Но и это ничего, ведь вы, я знаю, приехали при собственных клинках, верно-с?

Фальк молчал.

– А вы ожидали, сударь, что станете здесь княжича-барина какого учить, словно «цыпу-лялю»? Так нету у нас тут таких-то, не в заводе. Да ведь и чем крестьянин, по-вашему, плох? Он тоже, кажется, при руках, при ногах. Живой человек опять же? Ну-ну, не сердитесь, душа моя, эдак нахмуримшись стали. Так как, возьметесь, Иван Карлыч? Не передумали-с?