Циклоп и нимфа

Начальника бронницкого отдела полиции Катя, убей бог, не помнила – а ведь они с Гущиным приезжали к нему, беседовали, забирали уголовное дело. Но она Скворцова не помнила совсем. Удивительно, что он ее запомнил – такая яркая неординарная личность, да? Катя тогда сразу же запомнила лишь Клавдия Мамонтова. Ну еще бы!

А майор Скворцов был худ, быстр как горностай, на его носу с горбинкой красовались очки, чем-то похожие на пенсне, ото лба начинались залысины. Левая рука его, закованная в гипс, покоилась на перевязи. Катя подумала, что главный бронницкий полицейский с внешностью домашнего репетитора не слишком подходит этим самым Бронницам, самобытности которых она уже успела подивиться по пути в ОВД.

Она вышла из гостевого дома в половине девятого. Оделась, как и рекомендовал ей шеф Пресс-службы, тщательно, стиль деловой от «Джил Сандер», ее любимой марки – белая хлопковая рубашка, черный брючный костюм, вместо туфель на шпильке – лоферы. Из украшений – только браслет. Стиль – дорогой столичный минимализм. Шик и простота. Она пока не знала, что ее ждет и что предстоит делать, но костюмчик «должен сидеть».

На дом ювелирши, где заночевал на пышных бронницких перинах Мамонтов, она даже не оглянулась.

Проходя по главной улице мимо магазина хозтоваров, она узрела странного аборигена – крепкий мужчина в толстовке и брюках карго таскал коробки и ящики в «Форд»-грузовичок. Он что-то бормотал и активно жестикулировал. Его круглое лицо блестело от пота, а глаза поражали этаким застывшим в них трагическим «византизмом» – почти как на иконах, но еще более истовым и со звериной серьезностью. Все приятное впечатление от его относительной молодости и крепкого сложения сводила на нет бритая налысо голова. И череп его блестел в лучах осеннего робкого солнца, словно позолоченная маковка.

– Россия, нищая Россия… мне избы серые твои… Ах ты… все плохо живем? Это хотел сказать, да? Это? Декадент… все одна Европа на уме, а здесь, значит, избы да расхлябанные колеи, и спицы, блин, вязнут, да? А при ком мы лучше жили? – бритоголовый с силой шарахнул ящик в кузов «Форда». – Нет, ты ответь мне, при ком мы лучше жили, а?

Незнакомец явно дискутировал с поэтом Блоком, применяя к нему нелестные эпитеты из политических телевизионных шоу. В ящиках что-то позвякивало, словно тайно возражало – ехидно и нечленораздельно. И от этого бритоголовый малый разъярялся лишь пуще.

Катя быстро забыла о странном типе. И, как оказалось, зря. Потому что их следующая встреча была не за горами.

А майор Скворцов в своем кабинете после приветствия и обмена дежурными любезностями и извинениями сразу начал с главного: «Смерть крайне подозрительная».

– А кто умер? – спросила Катя.

– Все расскажу вам, – пообещал Скворцов. – Только сначала один вопрос – вы по тому, прошлому делу работали с нашим сотрудником Клавдием Мамонтовым. И весьма плодотворное вышло то сотрудничество. Вы не против снова поработать с ним напарниками?

Возможно, вчера часов этак в шесть вечера, если бы Скворцов не задержался неизвестно где, она бы и ответила – да, конечно, не против. Однако после поцелуя напоказ с ювелиршей она вовсе не была уверена, что вообще хочет видеть Мамонтова снова.

– Я не понимаю, он ведь в ГИБДД, – уклончиво ответила Катя.

– Он с тех самых пор переведен мной в канцелярию, – объяснил майор, – занимается банком данных по машинам – номера, угоны. Компьютерные базы.

– Мамонтов в канцелярии?

– Я его на «землю» не пускаю, сугубо картотека, – Скворцов глянул на часы над дверью. – Что-то он запаздывает. Мы его редко видим. Его у нас соседние УВД то и дело берут в аренду.

– То есть как в аренду?

– Когда какое-то серьезное задержание. С применением оружия. Не кланяться же нацгвардейцам. Мы уходим от сотрудничества с жандармерией, репутация в глазах населения у них швах. Так что мы здесь, в полиции, обходимся своими силами. А Мамонтов, учитывая его прошлое – работа в такой структуре, в «секьюрити» такого крупного бизнесмена… Он же профи, бывший телохранитель. Соседние УВД его приглашают помочь, берут у нас в аренду, и он делает все порой один, сам – раз, и готово. Наши только на подхвате. Цены ему нет! Но надо вот так держать! Строго! – Скворцов стиснул худенький кулак и ткнул им свою руку в гипсе. – Это он мне сломал. Костолом чертов! Приемчик один показывал крутой. Ну и не рассчитал. Ничего, срастется. Я на него не в обиде.

В дверь кабинета постучали. И появился Клавдий Мамонтов – одетый очень тщательно и даже со вкусом. Тоже в черном дорогом костюме бывшего бодигарда и белой рубашке. При галстуке.

«Как клоны мы с ним, прямо гендерное равноправие, – подумала Катя недобро. – Рубашечку, интересно, кто ему утром гладил?»

– Добрый день, – Клавдий кивнул им. – Денис Петрович, я готов.

– Я сейчас принесу документы, – сказал Скворцов. И вышел из кабинета.

– Катя, как спали на новом месте? – спросил Мамонтов после затянувшейся паузы, потому что Катя демонстративно занималась своим смартфоном, пролистывая «Фейсбук».

– Прекрасно, спасибо.

На языке так и вертелось спросить – а вам как спалось в гостях? Но Катя решила вообще это тему не поднимать. Мамонтов словно хотел каких-то выяснений, объяснений. Ну, уж нет, обойдемся без этого.

Скворцов вернулся с папкой документов.

– Это материалы страхового фонда. Фонд выражает крайнюю озабоченность – он же был их клиент. И он застраховал себя на очень солидную сумму.

– Кто? – спросила Катя.

– Наш покойник. Савва Стальевич Псалтырников.

Катя удивленно глянула на Скворцова. Фамилию она слышала – ее порой упоминали в новостях.

– Да, не кто иной, как Псалтырников – тот самый, про которого столько писали и прежде, и сейчас, но сейчас, конечно, реже. В прошлом, как говорится, – «особа приближенная к императору», говорят, входил в самый ближний круг. Занимал такой высокий пост – глава департамента, ранг федерального министра. Один из первых, кто угодил под санкции. А потом вдруг в одночасье уволен со службы с мотивировкой «утрата доверия». И все из-за сына, который проживает в Лондоне и имеет гражданство Великобритании. И который наотрез отказался этого гражданства лишаться, когда его отцу приказали – мол, так надо, политическая ситуация того требует, и ваша должность высокопоставленная. Из-за сына Псалтырников потерял все. Он даже был вынужден уехать из Барвихи – соседи перестали с ним знаться. Как это у нас бывает – пока при должности, все наперегонки кланяются, а как вышел в тираж, и замечать перестают, словно ты место пустое. Три года назад он перебрался сюда к нам, в Бронницы. Он здесь когда-то давно начинал свою карьеру на ювелирном заводе инженером. В места юности его потянуло. У него здесь поместье, на озере нашем Бельском. Там его и нашли мертвым на берегу восемь дней назад.

– Он, помнится, когда при должности состоял, все на Афон летал, как архангел, – заметил Клавдий. – Я читал в интернете – всем департаментом они фрахтовали самолет. Есть дела, нет дел – все бросали и летели на Афон молиться. Такие богомолы! И огонь благодатный он из Иерусалима любил возить – прямо как Прометей. А потом Фанар дал нам пинка, и Афон накрылся. Так что о нем теперь в прессе только в «судебной хронике» – он судился со всеми подряд изданиями, то требовал изъять о себе и семье все упоминания в интернете – типа гражданской смерти, что ли? То чтобы не писали, сколько у него денег и каково состояние его сынка, на которого он в Англию капиталы перевел.

– Доходило до того, что рассматривалось одновременно до десяти исков против средств массовой информации, – кивнул Скворцов. – Мне его экономка-секретарша это поведала с гордостью. Но теперь все в прошлом. Он мертв.

– Вы подозреваете, что его убили? – прямо спросила Катя.

– Сейчас пока мы можем сказать лишь то, что это не естественная смерть. А убийство или самоубийство – это и предстоит нам выяснить.

– А что стало причиной смерти?

– Яд. Отравление.

Мамонтов стукнул кулаком по спинке стула, стоявшего рядом.