Страница 15 из 18
– О Джим, слава богу, ты здесь.
– Что случилось?
– Мне надо позаботиться о мисс Перкинс, а медсестра Эрик сегодня на больничном. Ты не можешь сводить мисс Хьюз на ее ЗСВ?
Я колебался. Последние несколько дней мне удавалось избегать Теи. Делать свою работу. Никуда не лезть. Я не разговаривал с ней в комнате отдыха и уж точно не собирался думать о ее словесных цепочках. Я должен был верить Алонзо, что доктора знают свое дело, иначе я бы сошел с ума.
– Извини, я знаю, что у тебя перерыв, – продолжила Рита. – Я бы не стала просить, но больше никого нет…
– Нет-нет, все в порядке, – заверил я. – Я могу ей заняться.
«Вот тебе и «никуда не лезть».
– Спасибо огромное. Она в кафетерии, заканчивает перекус. – Она побарабанила по дверному косяку. – Ты не поторопишься, пока она снова не побрела к входной двери?..
Я направился в столовую. В коридоре снаружи стояла совершенно незнакомая доктор и беседовала с другими специалистами из Роанока. Лет тридцать пять, гладкие черные волосы, острый умный взгляд.
– Эй, Хоакин, – окликнул я, когда он проходил мимо. – Кто это?
– Доктор Кристина Чен, – ответил приятель. – Новая специалистка из Австралии. Вроде интересуется мисс Хьюз.
– Интересуется? Что это означает?
Хоакин пожал плечами.
– Ты хоть раз видел доктора Стивенса? Я тоже, – сказал он, прежде чем я успел ответить. – Интерес лучше, чем ничего.
Я кивнул. Уже несколько дней я говорил Тее, что доктора работают над ее делом. Возможно, эти слова наконец стали правдой.
Тея сидела за столом перед пустой тарелкой и половиной стакана лимонада. Она была одета в обычную тусклую форму, но летнее солнце, струящееся из высоких окон, превращало ее в красавицу.
Судя по нервному взгляду, только что случилась перезагрузка. Я поспешил к столу.
– Сколько уже прошло? – спросила она, когда я еще был на полпути.
– Два года, мисс Хьюз.
Она кивнула, с облегчением вздохнула, и ее глаза устремились к моему бейджу.
– Спасибо… Джим. Я попала в аварию. Врачи пытаются выяснить, что со мной не так. – Она протянула руку. – Я Тея.
Я заставил себя перестать считать наши знакомства и выдержал ее энергичное рукопожатие.
– Хотите пойти на прогулку?
Лицо Теи вспыхнуло в улыбке, от которой у меня заболело в груди.
– Мне бы очень хотелось. Ты мой сопровождающий?
Я кивнул.
Она подняла бровь.
– Что ж?..
– О, верно…
Я предложил ей свою руку, и Тея, посмеиваясь, приняла ее. Мы отправились к задней двери, что выходила на огороженную территорию.
– Какой прекрасный день, – сказала Тея, поворачиваясь лицом к солнцу.
Жара накрыла нас густым влажным одеялом. Насекомые гудели. Пышная зеленая трава угрожала иссечь каменную дорожку. С правой стороны виднелась высокая ограда, а с другой стороны – густой лес. Я задавался вопросом, видела ли Тея только деревья и растения, а не забор, который удерживал ее внутри.
– Ты ужасно тихий, Джим, – заметила она. – Не большой любитель поболтать?
– Не особо.
– А вот я наоборот. Сестра утверждает, что я никогда не затыкаюсь. – Тея посмотрела на меня. – Джим – это от Джеймса, да? Ты не похож на Джеймса. Даже на Джима. Скорее, Джимми. У тебя добрые глаза. Не возражаешь, если я буду звать тебя Джимми?
– Не возражаю, – сказал я, а мое сердце болело и радовалось одновременно. То же самое, каждый раз.
– Что-то тебя беспокоит, Джимми? – Тея сжала мою руку. – Что бы там ни думала Делия, я умею выслушать.
– Н-ничто меня не беспокоит.
Я ничего не мог поделать с трудностями Теи. И вдруг пожалел об этой прогулке.
Тея склонила голову.
– Ладно, но я вся твоя, если ты передумаешь. Особенно сейчас. Здесь так тихо.
Уже дважды она упомянула тишину. Я задался вопросом, беспокоило ли ее безмолвие собственного разума – пустого без воспоминаний – больше, чем тишина этого влажного полудня.
«Конечно, беспокоит. Потому что она знает. Ее цепочки слов тому свидетельство».
Такое мышление никуда меня не приведет. Я не мог изменить будущее, но мог сделать что-то для нее в данный момент. На те пять минут, что у нее есть.
– Ты любишь музыку?
Лицо Теи загорелось.
– Люблю? Музыка – это жизнь. Я бы убила ради возможности послушать пару мелодий прямо сейчас.
Я потянулся за телефоном, чтобы включить ей какую-нибудь песню, и понял, что оставил его в своем шкафчике.
«Дерьмо. А такой план был».
– Как насчет тебя, Джимми? – спросила Тея. – Что ты слушаешь?
– В основном олдскульный рок и металл.
– Еще бы. А я тащусь от танцевальной и техно. Ты на чем-нибудь играешь?
– На самом деле, нет.
Она подтолкнула мою руку.
– Обычно это означает «да, но я не хочу, чтобы кто-то знал».
«Какая разница, если ты ей скажешь? Примерно через три минуты она все равно не вспомнит».
– Я играю на гитаре. И немного пою. – Слова вылетели прежде, чем я успел их поймать.
Тея остановилась и встала передо мной на дорожке.
– Ты поешь?
– Немного, – сознался я. Вот блин.
– Ты поешь и играешь рок-музыку на гитаре. Боже, Джимми. Ты же понимаешь, как это сексуально, верно?
Я кашлянул.
– Н-н-нет…
Она склонила голову, выражение ее лица смягчилось.
– Я заставляю тебя нервничать?
Вдох. Выдох. Черт, я говорил ей раньше.
– У меня заикание. В детстве было хуже. Учительница сказала мне, что пение может помочь.
Тея кивнула, затем ее улыбка вернулась.
– Мне бы очень хотелось услышать, как ты поешь.
Я уставился на нее. Я никогда ни перед кем не пел. Никогда.
– Никого рядом нет, – настаивала она. – И здесь так тихо. Пожалуйста? Хоть чуть-чуть?
– У меня нет с собой гитары.
– А капелла сойдет, – заверила Тея.
Живот свело, ладони взмокли.
– Не стоит.
– Ты уверен. Ведь…
– Я уверен.
Тея вздрогнула и отвернулась. Я выругал себя, осознав, сколько доверия Тея невольно проявляет ко всем, кто ее окружает. А ведь за исключением Делии, все в ее жизни были незнакомцами.
– Извини, – сказал я. – Не х-хотел на тебя рявкать.
– Нет, я сама виновата. Делия всегда твердит, что я чертовски настойчивая. Думаю, она права. – Тея нерешительно шлепнула меня по руке. – Ты мне ничего не должен. Я просто чувствую, что…
– Что?
– Будто так тихо, понимаешь? Не только здесь. – Она указала на землю. – А все время. Всегда. Знаю, это кажется бессмыслицей. Даже мне самой…
Просто спой для нее, придурок. Сделай ее счастливой. Перезагрузка вот-вот грянет. Она не вспомнит.
Боль в груди усилилась, словно невидимая рука сжимала сердце. Я боялся петь на людях, но перезагрузки я боялся больше. Как она разрушает все, что мы построили. Очередное знакомство. Очередная просьба называть меня Джимми. Но эти несколько минут у Теи будет то, что она хочет. Свежая струя в ее бесконечных циклах одинаковости.
Так или иначе, речь же шла не обо мне. Если Тея в глубине души действительно знала о своей ситуации, то меньшее, чем я мог ей помочь, – это дать все, что она хотела.
– Хорошо, – сказал я. – Спою.
– В самом деле? – Лицо Теи загорелось. – Ура. Я готова.
– Давай прогуляемся. Я не могу петь, когда ты на меня смотришь.
Мы двинулись дальше по дорожке. Годы насмешек и издевательств едва не заставили меня передумать, но, не дав себе времени на сомнения, я начал петь – «Sweet Child O’Mine», низко, хрипло и медленно.
Мы шли по тихой местности, а я пел о голубых глазах женщины, которая думала о дожде, о ее улыбке и таком красивом лице, что я мог заплакать, если бы засмотрелся на нее слишком долго. Я растворился в словах, запреты исчезали с каждым слогом, потому что я пел Тее. Я пел о Тее, и это была самая легкая вещь в мире…
– Ты шутишь, что ли? – Она вдруг перебила меня, сжав мою руку.
«Дерьмо. Вот и все. Перезагрузка».
Но эти кристально-голубые глаза были полны удивления, благоговения и – Боже, помоги мне, – желания.