Славы притяженье

– В тот момент мое детство кончилось, – вспоминает Максим Матвеевич. – Я сразу понял – закон военного времени жесток и не прощает ошибок, враг угрожает нашей родине и мы – ее защитники – должны быть готовы к тяжелой, беспощадной, бескомпромиссной работе. И все это не сравнимо с ценностью жизни одного человека. С той секунды я стал солдатом и понял, что способен отвечать за свои поступки.

Позже, вспоминая свои военные годы и анализируя весь четырехлетний путь нашей армии от Белоруссии до Волги и от Волги до Берлина, он все больше понимал, что иначе поступать в те жестокие годы было невозможно. Кстати, приказ о штрафных батальонах уже действовал и был действительно необходим. А в армии вермахта подобный приказ существовал с самого начала войны.

Потом были контузия, госпиталь в Саратове, авиационная школа в Энгельсе. Но летчиком он не стал, о причине чего догадался позже. Учился в снайперской школе, хотя и снайпером повоевать не пришлось. Очень хотелось на фронт, другие давно воевали, а он еще и не нюхал пороха: «Как же так, все участвуют в боях, настоящие фронтовики, а я как матери в глаза посмотрю?» Это чувство прошло, когда получил он свою первую награду – медаль «За отвагу». А воевать довелось танкистом. Ускоренный курс танковой школы настоящих навыков не дал – разве можно изучить танк за один месяц? Тут подоспел приказ командования о том, чтобы из молодых танкистов формировать экипажи и отправлять на завод, выпускающий танки. Каждый танк должен был собрать его же экипаж, для себя, и на нем отправиться на фронт. Когда ты знаешь механизм машины до единого узла и винтика, то и обращаться с ней, и воевать можно успешнее. С горящего танка ему приходилось прыгать пять раз. Участвовал в боях на Украине, в районе Киева и Бердичева, освобождал Чехословакию. 9 мая 1945 года встретил в Праге. Это было незабываемо:

– Мы двигались колонной к Праге – весна, солнце, природа оживала, все зеленое, а навстречу нам также колонной шли сдающиеся фашистские части. 8 мая я написал открытку маме: «Машина вся в цветах, просто не в бой идти, а на парад». Я хотел сказать, что война закончилась, но было только 8 мая и открыто говорить об этом не решился.

Служба продолжалась и в послевоенные годы. Судьба занесла его в Новосибирск, потом на Дальний Восток. Демобилизовался в 1947 году, вернулся на родину. Встретили его с распростертыми объятиями, как встречали не просто уцелевших фронтовиков, а героев. Буквально на следующий день направили секретарем райкома комсомола. В то время как раз появилось решение ЦК партии о работе с верующими. Требовалась не абстрактная, общая антирелигиозная пропаганда, а работа с конкретным человеком. В Дивном, конечно, был храм, полуразрушенный, но прихожан было много. Максим Матвеевич вспоминает:

– Мои родители не были фанатично верующими, но традиций придерживались. Мама ходила на службы, отмечали праздники. А после войны мама еще более укрепилась в вере. Дело в том, что она получала на меня две похоронки. Но надежды не утратила, просила Бога вернуть ей сына. Так и говорила: «Я тебя у Бога вымолила». И действительно, я вернулся – на войне всякое бывало. Так что решил я начать антирелигиозную пропаганду с собственной матери. Но у меня ничего не получилось – она обладала этакой крестьянской житейской мудростью и быстро поставила меня на место: «Я в твою марксизму-ленинизму не лезу, и ты мою веру не тронь!»

Вспоминается Максиму Матвеевичу и эпизод из раннего детства, когда учительница предложила первоклассникам записаться в «кружок безбожников». Он, конечно, записался самым первым.

– Иду, душа поет – приобщился куда-то. Мать поговорила со мной доверительно, терпеливо и велела из кружка «выписаться». Мне пришлось подчиниться – ослушаться маму я не мог, хотя тогда и не понимал, почему она так настаивает. Всю жизнь, независимо от того, каких высот кто из нас достиг, авторитет матери для меня и моих сестер оставался на высоте.

Много позже, уже здесь, в Волгограде, когда Максим Матвеевич был ректором Волгоградского пединститута, ему присвоили звание почетного профессора одного из престижных вузов Чехословакии. Вручили мантию, шапочку. Вернувшись, он решил все это продемонстрировать домашним. Собрались в семейном кругу жена, дети и, конечно, мама. Ну как? Все с любопытством ждут, что же скажет она, погордится ли сыном? Она помолчала и вдруг изрекла: «Не по той линии ты, сынок, пошел. Пошел бы по церковной – большим бы человеком стал». С тех пор это стало любимой семейной шуткой.

Заканчивались семидесятые годы прошлого столетия. В вузовских кругах ходили слухи, что в Волгограде планируется открытие государственного университета. Но кто возглавит новый вуз и кто будет преподавать в нем, было неизвестно. Прошло немного времени, и в числе первых получил приглашение на работу Р. Ковалевский. Случилось это при весьма необычных обстоятельствах. Ростислав Леонидович часто вспоминает тот день:

– В 1979 году проходила Международная конференция ректоров. Делегацию от Волгограда возглавлял Максим Матвеевич, с которым мы уже тогда не только вместе работали, но и дружили. Помню, возвращаемся как-то в огромном полупустом автобусе с очередного заседания, вдруг он меня спрашивает: «Ты знаешь, кто я такой?»

Я рассмеялся: вроде, водку еще не пили, чтобы забыть, кто есть кто. А он повторяет серьезно: «Нет, на самом деле, кто я такой, где работаю?» – «Вы, Максим Матвеевич, – ректор Волгоградского государственного педагогического института!» – «А вот и ошибаешься! Я – ректор Волгоградского государственного университета!»

Оказывается, перед самой поездкой он получил новое назначение.

«Пойдешь ко мне работать?»

Видя вдохновленность Максима Матвеевича, я сразу, не раздумывая, ответил согласием».

Еще не было ни студентов, ни преподавателей, ни нынешних учебных корпусов – ничего не было. Было лишь правительственное постановление о создании университета и огромное желание кучки энтузиастов воплотить это постановление в жизнь.

Надо сказать, свидетели и непосредственные участники тех событий сходятся во мнении, что решение назначить на должность ректора М. Загорулько было самым удачным и мудрым в тот момент. Более талантливого, энергичного, одержимого идеей человека просто невозможно было сыскать. Он понимал, что нужно создавать не новый пединститут, а принципиально другой вуз – нацеленный на науку. В разных ситуациях Максим Матвеевич мог вести себя по-разному, но всегда добивался желаемого результата. Трудно представить, как в начале восьмидесятых, когда жизнь в стране готова была круто измениться, все же удалось на этой горе, на совершенно не освоенном месте города и довольно быстро построить целый университетский городок. Причем не на базе существующего вуза, а что называется с нуля.

По проекту предполагалось возведение пятидесяти двух зданий – большой научной библиотеки и общежития, административного и нескольких учебных корпусов, жилых домов, спортивных сооружений и кинозала. Но до этого было еще далеко, а в 1980 году, к началу учебного года нужно было достроить отданное университету типовое здание школы близ обувной фабрики. Здесь и планировалось расположить первый и единственный к тому времени факультет.

– Помню, в феврале приехал к нам коллега из ГДР, – рассказывает Р. Ковалевский, – Максим Матвеевич водил нас по этому зданию, которое фактически представляло собой одну коробку – ни окон, ни дверей. Показывал: здесь будет мой кабинет, а здесь большая аудитория, где абитуриенты будут писать вступительное сочинение. Немец не верил: «Никак нельзя!».

Действительно, поверить, что уже в августе того же года университет откроет двери, было трудно. Но в отличие от заезжего гостя, Максим Матвеевич и его немногочисленные коллеги понимали, что выбора-то, собственно нет: от размера учебной площади зависело, сколько студентов разрешат набрать. Предстоял исторический «поход на Москву», о котором тоже часто вспоминает Р. Ковалевский:

– Поехали мы в министерство, в планово-финансовый отдел к специалисту, который решает вопрос о наборе в новые вузы. Сюда каждый посетитель обращался с одной и той же просьбой – увеличить набор. Входим. Сидит женщина, столь разгневанная, что и подойти страшно. Тем более мы тоже хотели просить об увеличении числа студентов, хотя никаких оснований на то у нас не было. И тогда Максим Матвеевич очень серьезно обращается к этой даме: «А почему у вас коврика нет? – «Зачем?!» – «А как же на колени становиться?»