Страница 11 из 14
Закрытая книга, напоминает плоский, скудный мир. Страницы, буквы, слова слипаются, перепутываются намертво, сплющиваются вакуумом… Жизни там нет? Или есть? Такая же плоская, сплющенная, скудная? Обращали внимание на то, как бывает непросто порой открыть книгу! Вот об этом я и пытаюсь сказать… Но едва лишь удастся книгу открыть, и распахнутые страницы (правая и левая или – левая и правая, как говорится: на вкус и цвет…), точно легкие, которым не давали воздуха, начинают жадно впитывать в себя все, что окажется перед ними, или же над ними; начинают жадно впитывать жизнь.
Чувствую: меня время от времени как будто сносит в сторону, и повествование лишено плавности, оно рвется-сновавозобновляется-опятьсбивается. Словно в него бестактно вклинивается нечто (а может быть некто?), пытается стать частью нехитрого рассказа, перетягивает одеяло на себя, запутывает и неимоверно всё усложняет. Иногда эти вторжения происходят почти незаметно. Даже швы, неровности, выпуклости связующих узелков, не так грубы, не так бросаются в глаза. Подумав, тщательно взвесив все «за» и все «против» решил: пожалуй, не стоит сопротивляться такому вмешательству (по сути дела, я и дозволил его), ведь история любой жизни лоскутна, фрагментарна для постороннего глаза, но каждая жизнь, если вдуматься, всего лишь нить в ткани, которую непрерывно ткет, распускает и снова сплетает в свой замысловатый рисунок Творец. Узорный ковер бытия… Насколько хватает моего скудного рассудка понимаю: Он и не собирается заканчивать эту работу – приходится прибегать к средству, которое многие не одобряют: расплетать созданный узор и начинать заново кропотливую работу. Кто скажет Ему, что подобное недопустимо?
До сих пор не прибегал в своей истории к обозначению имени, потому как имя не играет значения. Скажу больше: оно вредно, оно лживо. Да-да, лживо, и хочу ещё добавить: любое! Не верите? Припомните, как давали имя вам, или, хотя бы – как вы нарекали кого-то; и то и другое – похоже до ужаса… Производились длительные, мучительные раздумья и, в результате, выбиралось одно единственное из тьмы имён; ещё напоминало это попытку слепить из множества имен словесного снеговика, милого вашему сердцу или уму. Что-то наращивалось, что-то отсекалось, совершались скурпулезные, тщательные поиски в множестве журналов, книг и всевозможных календарей. Оттуда на вас изливался неиссякаемый поток всевозможных имен, раздражая, веселя, удивляя, вызывая недоумение, смех, одобрение… Вы просили совета, выслушивали новый нескончаемый поток, затыкали уши, не в силах уже ничего понять. Вы начинали рыться в тайных смыслах имен, но вскоре, все эти «воскресающие», «горячие», «царственные», «великие», «победители», «мудрые», «славные», «богоданные», «кроткие» так же надоедали, сбивали с толку, скручивали в бараний рог мозги; и отчаявшись придумать нечто путное, вы нарекали того, безымянного, глупо-красивым заморским именем, обрекая его на муки липких прозвищ в школе и последующей жизни, или обряжали его в имя святого, который почил в день, когда появилось на свет чадо (разумения не хватало воспользоваться хотя бы мирским его именем), язычески уповая, будто бы это имя способно творить чудеса. Вот и выходит: почти все имена фальшивы, за исключением редкой случайности, да ещё монахи не особо грешат против правды, выбирая себе имя почившего святого и стараясь делами подобными, когда-то совершённым этим святым, походить на своего незримого вожатого и покровителя. Но вот всем ли удается?
Не стану начинать историю с неправды. Начав со лжи, в ней и погрязнешь! Итак, назову его N. Тьфу ты, гадость какая-то! Так и повеяло чем-то старым полузабытым, наивным, похожим на названия старинных стихов из альбомов. Нет, стихов тут точно не требуется, с ними пока повременим. Слышу ещё что-то, не такое манерное, куда более скромное, куда более незамысловатое. Негромко звучит внутри головы простым мотивчиком: Ни-мант, Ни-мант, Ни-мант… А что? Без выпендрежа, да и вообще – мило, скромно, и, кажется, присутствует определенный вкус. Почему бы не Нимант? Не знаю, правда не знаю, зачем, для кого делаю это? Очень похоже на то, как назойливый ребенок, не прерываясь, дергает вас за рукав, и настырно требует исполнить свою волю. Не вижу рядом никакого ребенка, но мотивчик: Ни-мант, Ни-мант… слышу отчетливо. Ну да ладно, Нимант так Нимант. Не называть же его дикими буквами. Это было бы ещё хуже, чем выдумывать притянутые за уши странноватые имена. Например: назвать его А. было бы подобно безрассудному выбору модных веяний; наречь вычурным Z., пускай и отстоящим псевдоскромно в самом конце, всё равно, что выбрать редкое жеманное имечко. Впрочем, сама по себе буква не имеет никакого значения. Тут хоть М., хоть Т., хоть Х. назовись – разницы никакой. Поэтому пусть будет Нимант.
Чую, вот каким-то почти звериным чутьем (только зверем никогда не довелось побывать хотя если верить индусам… ничего нельзя исключать!), что-то не то происходит; как будто пытается мной управлять что-то (или быть может кто-то?). Вот уж хрен этому неизвестному или этой неизвестности… Или наоборот? Да, без разницы! Не на того нарвались. Сколько помню себя, не по душе мне были всякие манипуляции мной, и я сопротивлялся таким попыткам, как только мог. О, я всегда был отнюдь не приятный подарок, тщательно упакованный в красивую обложку. Недурно сказано, не правда ли? Да уж, красивой обложкой облик мой никогда нельзя было назвать. Что можно сообщить об этом подробнее? Да, в общем-то, не так уж и много, не так уж и много. Вообще-то, толком ничего не могу сообщить, кроме того, что тщательно было продумано мной и вот именно это теперь я принимаю за чистую монету:
Лицо – да и форма головы – были округлы в детстве (ведь должно было быть у меня детство), даже можно сказать: эллипсоподобно вытянуты к востоку и западу. С годами это должно было перемениться, и вытянутость эта постепенно переместилась к северу-югу. Волосы кудрявились (мне всегда казалось что кудрявые волосы должны придавать лицу утонченный оттенок), и если бы их не подрезали, спирали волос множились бы, и множились, и множились… Однако, в силу неизвестных, и можно даже сказать загадочных причин, неимоверная кудрявость волос вдруг, в какой-то (теперь уже позабытый) день, перестала развиваться, а затем (сразу после того самого дня) волосы стали выпрямляться, а затем ещё и начали укорачиваться. Разгадать причины этого укорачивания мне не удалось. Прошло время. Вместе с переходом горизонтальной вытянутости головы в вертикальную, в некоторых местах на ней волосы укоротились настолько, что начали обнажаться участки гладкой кожи головы. Это напоминало таяние весной плотного снежного покрова. Конечно, о полном облысении речи пока не шло, но и полностью исключить его в далекой, или же, относительно близкой перспективе, не взялся бы ни один мало-мальски опытный трихолог. Впрочем, положение мог бы спасти какой-нибудь трихологический консилиум… Допускаю, что обсуждали бы там не катастрофическое состояние убывающих волос, а, скорее, прощупывали все возможные способы по сохранению достойного лица упомянутой области медицины. Как? Да очень просто! Одна сторона консилиума стала бы утверждать: о-о-о, разве можно было так варварски относиться к своим волосам? Увы, время упущено и, кажется, сделать уже ничего невозможно! Другая, напротив, будет совершенно не согласна с предыдущей, пессимистичной точкой зрения: нет-нет, непременно все будет хорошо, нужно только запастись терпением! Третья сторона (и весьма вероятно наиболее многочисленная) не стала бы принимать ни первую, ни вторую точку зрения, но, скорее всего, выставила бы перед собой крепкий щит осторожных суждений и слов:
– Ну, конечно, нет ничего невозможного… Однако, всякое, всякое может случиться. Да-да, может произойти любая неожиданность. Не исключено, что эта неожиданность совершится совершенно неожиданно. Возможны ли чудеса? Разумеется, конечно, очень даже возможны… Возможны ли ухудшения? Хмм, ммдаа, нууу, это зависит от множества, множества мельчайших причин и обстоятельств, не зависящих, собственно говоря, от медицины. Это и внезапная перемена внешнего атмосферного давления; и возможное ухудшение (равно как и улучшение) внутреннего самочувствия больного; это и сквозняки, жара или холод, чрезмерная сухость или высокая влажность; это и отсутствие благоприятных или же присутствие нежелательных микроорганизмов, впрочем, бывает достаточно и незначительного недостатка, как и едва заметного избытка вышеупомянутых bacillum3. Ничего! ровным счетом ничего нельзя исключать…
3
– (лат.) микроорганизмы;