Страница 21 из 27
– Так вот Руденко тут очень уж отличился. До такой степени, что перед войной его за жестокость вообще уволили из прокуратуры и хотели арестовать. Потом, в связи с уходом едва ли не всей страны на фронт, начался кадровый голод и его вернули, но… его поведение в ходе процессов над невиновными до начала боевых действий навсегда останется в памяти очевидцев… Понимаешь, Вышинский исполнял прямое указание Сталина в этих вопросах – его должность, близкая к Кремлю, не позволяла ему отказаться. А на местах порядочные люди всегда могли найти способ хотя бы сократить число жертв. Руденко же делал с точностью до наоборот – казалось, эти директивы только развязали ему руки. Как будто он, человек по природе жестокий, только и ждал команды, чтобы удовлетворить свою кровожадность…
– Да уж, – присвистнул Даллес. – Надеюсь, хоть судьи не таковы…
– И тут ошибаешься, – отрезал Шейнин. – Про американцев ничего не могу сказать, так как члены Трибунала еще не назначены, а вот насчет нашего главного судьи есть, чем тебя разочаровать.
Информация к размышлению (Иона Никитченко). Это про него Фурманов написал в своем знаменитом романе «Мятеж», сделав его знаменитым на всю страну, такие строки: «Иона может часами почти недвижимо оставаться на месте и думать, обдумывать или спокойно и тихо говорить, спокойно и многоуспешно, отлично делать какое- нибудь дело… Глядишь на него, и представляется: попадает он в плен какому- нибудь белому офицерскому батальону, станут, сукины сыны, его четвертовать, станут шкуру сдирать, а он посмотрит кротко и молвит:
– Осторожней… Тише… Можно и без драки шкуру снять…»
Никитченко принимал участие в проведении самых громких и ярких по своей безрассудной жестокости судебных процессов, следствием которых неизменно становилась казнь неугодных Сталину его вчерашних товарищей. Среди них:
– процесс по делу «Объединенного троцкистско- зиновьевского центра» (подсудимые Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев- Розенфельд, Г. Е. Евдокимов, И. П. Бакаев и т. д., всего 16 человек) – расстрельный приговор вынесен 24 августа 1936 года;
по обвинению в шпионаже в пользу Японии востоковеда, академика АН СССР А. Н. Самойловича – расстрельный приговор вынесен 13 февраля 1938 года;
по обвинению во вредительстве и шпионаже Я. Э. Рудзутака – расстрельный приговор вынесен 28 июля 1938 года;
по обвинению в участии в антисоветском заговоре П. Е. Дыбенко – расстрельный приговор вынесен 29 июля 1938 года;
по делу об объявлении (заочном) Ф. Ф. Раскольникова «вне закона» – расстрельный приговор вынесен 17 июля 1939 года. Символичен ответ Раскольникова, написанный им в виде открытого письма Сталину и опубликованный после приговора: «Сталин, вы объявили меня „вне закона“. Этим актом вы уравняли меня в правах – точнее, в бесправии – со всеми советскими гражданами, которые под вашим владычеством живут вне закона…»;
по обвинению в шпионаже и заговоре в пользу Великобритании английской подданной Роуз Коэн, заведующей иностранным отделом газеты Moscow Daily News. Приговор вынесен 28 ноября 1937 года. После расстрела Роуз Коэн 28 ноября 1937 года, её семилетний сын Алексей Петровский (будущий академик РАЕН) остался круглым сиротой и попал в детский дом.
Комиссия ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII Съезде партии, в своём докладе Президиуму ЦК КПСС от 9 февраля 1956 года о деятельности И. Т. Никитченко в рассматриваемый период отмечала следующее: «Установлены факты, когда Военная Коллегия Верховного Суда СССР дошла до вынесения приговоров по телеграфу.
Бывший член Военной Коллегии Верховного Суда СССР Никитченко (ныне генерал- майор в отставке), возглавляя выездную сессию на Дальнем Востоке, не видя дел и обвиняемых, вынес по телеграфу 102 приговора.
Тот же Никитченко, находясь на Дальнем Востоке, не только не вскрывал проводившуюся там органами НКВД массовую фальсификацию дел, но, наоборот, всячески потворствовал этой фальсификации и способствовал её внедрению в работу аппарата НКВД.
В Управлении НКВД по Дальневосточному краю существовала продуманная система «подготовки» арестованных к заседаниям Военной Коллегии, о чем было известно Никитченко, поощрявшему эту преступную практику».
Никитченко выезжал в регионы (Ленинград, Дальний Восток) где председательствовал на процессах по обвинению региональных руководителей в контрреволюционной деятельности. Дела рассматривал по принципу «конвейера». 8 августа 1940 года партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) наложила на него взыскание – строгий выговор – за систематические процессуальные нарушения при рассмотрении уголовных дел на Дальнем Востоке.
– Получается, что его, как и Руденко, на волну правовой работы вернула война и принесенный ею кадровый голод?
– Да, Аллен, именно так, – печально вздохнул Лев Романович. – И это печально. Но вдвойне печально то, что лучшие работники правоохранительных органов, ушедшие тогда на войну, на войне и остались, а в руках таких вот Руденко и Никитченко сейчас судьбы целого мира. И вопрос – смогут ли они должным образом ими распорядиться?..
Их откровения прервал Джексон, отозвавший Даллеса на минуту для приватного разговора.
– Видите ли, я думаю,.. – замялся он, – что, по причине отлета мистера Вышинского, слежка за членами советской делегации должна быть отменена.
– Но мистер Джексон…
– Не спорьте со мной, пожалуйста, – пряча глаза, говорил американский прокурор. – Во- первых, мы подозревали именно его в попытках сорвать процесс, а теперь он улетает. Во- вторых, заключение Гилберта сорвало планы Советов. А в- третьих, если все это выяснится, нас ждет скандал, который уж точно приведет к затруднениям в совместной работе по поддержанию обвинения и отправлению правосудия. Так что это мое последнее слово. Надеюсь, вы меня поймете…
Разведчика такое решение не вполне устроило, но делать было нечего. Он просидел в холле гостиницы оставшиеся два часа, что продолжались проводы главы советской делегации, мрачнее тучи. А вернувшись в номер, позвонил в Вашингтон, в штаб- квартиру УСС. Донован, кажется, тоже был не в настроении.
– Скверные новости. Кажется, мои худшие подозрения начали сбываться.
– О чем вы, Билл?
– Когда Трумэн отправил Джексона поддерживать обвинение, у меня закрались первые сомнения. Мы все знаем, что на грядущих выборах Джексон будет оппонентом Трумэна на пост Президента. Так не решил ли наш «папочка» избавиться от конкурента, отправив его поддерживать там обвинение – то есть решать заведомо не решаемую задачу?
– Ну, я не думаю…
– А я думаю. Думаю, что мистер Президент не верит в торжество правосудия, даже при условии нашей доминирующей роли в работе Трибунала. Потому сегодня он назначил судьями от США – кого бы вы думали?
– Понятия не имею.
– Биддла и Паркера.
Даллес тяжело выдохнул – эти двое «служителей Фемиды» были знамениты своими действиями по организации концлагерей для японцев, живших на территории США, после разгрома японскими летчиками американского флота в районе Перл- Харбора в 1941 году. Такие персонажи, хоть и не дотягивали по «послужному списку» до Руденко и Никитченко, тоже своим присутствием в составе членов Трибунала никак не способствовали ни работе, ни авторитету последнего.
– Думаете, это инициатива Трумэна или его кто- то подговорил сорвать процесс?
– Не знаю. После случая с Келли и Коржибски я уже ничему не удивляюсь. А вообще, только сторонний свежий взгляд поможет мне разобраться в картине…
– Вы меня имеете в виду?
– Да. Вышинский уезжает, а нам вроде пока нечего опасаться конкретных действий по срыву процесса, принимая во внимание заключение Гилберта. Если что и может теперь сорваться, то случится это не там, а здесь, в Вашингтоне. Так что, думаю, вам неплохо будет прервать свой отпуск и ненадолго вернуться сюда…
Даллес вылетел утренним самолетом. Вместе с ним в аэропорту садился на борт в Москву бывший глава советской делегации. Оба были не в лучшем расположении духа. Но Вышинскому было несравнимо хуже – провал задачи в Нюрнберге мог стоить ему жизни, если, конечно, срочно чего- нибудь не придумать…