Реквием

И при этом он бросил быстрый взгляд на Елену Георгиевну, будто ощупывая её. Конечно же, признаваться в том, что он уже допускал подобную ошибку, ему не хотелось, тем более что удалось благодаря «старушке» Елене незамеченным уйти в кусты, не подставив никого из своей лаборатории.

«Что это с Дудкиным? Зачем он восстанавливает коллектив против себя? Кому нужен такой расклад? Разве он уловил в глазах заместителя шефа признаки начальственного расположения? Пытается расчистить себе дорогу наверх, намеренно выгораживая сынка высокопоставленного чиновника? В друзья к нему набивается, давая шефу возможность «слить» на себя плохое настроение, или здесь ещё что-то неявное кроется? А может, стремясь завоевать ещё чье-то расположение, проявляет минимум внимания к словам шефа?» – трезво рассуждает Елена Георгиевна и тут же остерегает себя от стремления залезть в дебри ей неведомого. Но эти мысли навели её на более простые размышления:

«Дудкина используют только в «политических играх», а ему как об стенку горох. В работе он бесполезный человек для отдела, даже напротив. Уже то, как струсил в прошлый раз… Мог бы не высовываться, а он ещё раз предпринял попытку отгородиться от им же самим уже совершённого. Забыл, кому пришлось отдуваться, разгребать результаты его глупости? Шефу скажи спасибо, попросил тебе помочь. Я бы такого выгнала. Мозгляк. Демагог. Корчит из себя святошу, да что-то плохо получается. И Ивонов того же поля ягода. Даром, что блатной. Но ведь за что-то держат…»

Иван Петрович, пользуясь привилегией перебивать любого, в весьма решительной и резкой форме высказал своё возмущённое мнение по поводу выступления Дудкина:

– Хорош! Нечего сказать! Что это сегодня с вами? Надо же додуматься до такого! Вместо того, чтобы нацелить нас на решение проблемы, вы хотите затянуть нас в трясину? Глаз да глаз нужен за вами! На мой взгляд, ваше заявление не только абсолютно беспочвенное, но и вредное. И вы осмеливаетесь предлагать мне такое? Вы всерьёз полагаете, что это выход? Безответственные действия никогда не заканчиваются удачей. Чего-чего, а этого добра у нас не меряно. (Иван Петрович и Елена Георгиевна при этом обменялись согласными взглядами.) Да, вижу и ваше поведение несет отпечаток времени. Выгораживая и покрывая Ивонова, вы идете на поводу у эмоций и заступаетесь за лодыря самым возмутительнейшим образом! Он виноват. И я обязан его наказать.

Товарищи, я призываю всех к осторожности в выводах. Я проследил основные тенденции в монологе Дудкина. Бросается в глаза тот факт, что он исходит из неверных принципов. Дудкин, вы не опасаетесь, что вас неправильно поймут?

Не морочьте мне голову вздорными глупостями. Не люблю риска, превышающего возможности. Первейшей моей заботой является воспитание научных кадров. Пользуясь случаем, заявляю: авантюра – это всегда сомнительное предприятие. Иллюстрацией к этому служит неудачный опыт Ивонова. Дудкин, вы меня очень обяжете, если возьмёте свои слова обратно. Не забывайте, что отсутствие моральных границ неоспоримо и властно приведут нас к краху. Ивонов, мне удастся облегчить вашу участь, если вы срочно уберетесь с глаз моих долой. Я вынужден временно препроводить вас за линию огня. Сядьте подальше, может, это поможет вам думать.

Евгений Ивонов, не оказав сколько-нибудь энергичного сопротивления, примостился на табурете в укрытии за фикусом. Он понимал, что только когда шеф поостынет, можно будет приблизиться к нему на безопасное расстояние.

А Иван Петрович продолжал «рвать и метать», но тем самым не убавлял своей привлекательности в глазах Елены Георгиевны. Она знала недостатки шефа, но ценила достоинства, которые не затмевали ни его горячность, ни невоздержанность в словах.

– Яркая, обличительная речь, – тихо и сердито прокомментировала в пространство слова шефа Инна.

Рядом с фикусом послышалось тихое шипение:

– Жень, с катушек не слетел?

– Нет. Не съел меня шеф. Видно, на диету сел, – миролюбиво изрек голос с другой стороны развесистого комнатного растения.

«Не растерял ещё юмора Ивонов. Женька – он из разряда «обожаемых». Блатной, поэтому не боится попасть в немилость. Но, видно, и у него сегодня не всё обстоит благополучно. Чуть смутился, но быстро овладел собой. А может, и роль сыграл. Его дядя всем в городе заправляет, поэтому шеф шумит на него долго, а стегает слабо, и на многие его выходки смотрит сквозь пальцы. Не станет он чинить над ним расправу и тем более вымещать на нём плохое настроение, хоть и вывел его из себя именитый племянничек. Дело примет совсем другой оборот. Наверняка заставит кого-нибудь из нас хвосты за Женькой подчищать, договор его выправлять. И это уже не гипотеза, а неопровержимая истина», – думает Елена Георгиевна. И в её голове сразу заработал счетчик: кого? На каких условиях?

А Инна от скуки уже за Леонида взялась, на ивоновского дружка-прилипалу переключила внимание. Не преминула проехаться и в его адрес, шепча Елене Георгиевне на ухо:

– Смотри, Лёнька слушает всех чересчур снисходительно, с милым безразличием сияет своей ослепительной плакатной улыбочкой, ни к чему серьёзно не относится. Даже ирония у него спокойная, не очень колючая.

– Позволь напомнить тебе, что ирония заведомо предполагает нанести обиду, зацепить, поддеть, ущипнуть, а ему этого не надо, – шёпотом сказала Елена Георгиевна и, повернувшись в сторону шефа, вся обратилась в слух.

Иван Петрович продолжил монолог:

– Во что нам выльется подлог Ивонова, изложу буквально в трех словах. Запомните, товарищи, как я уже ранее говорил, есть границы, которые никогда нельзя переходить. Завышенные амбиции могут любого далеко завести. Вот тут-то, можно сказать, и начинается падение человека. Со всей очевидностью могу заявить, что Ивонов неправильно понял фразу «новые стандарты жизни», сплоховал, и теперь вопрос подлежит дополнительному согласованию между договаривающимися сторонами. Это оттянет сроки сдачи документации, но мы тем самым исключим возможность возникновения нежелательных последствий промашки нашего сотрудника. Не стану перечислять ошибок Ивонова. Он провалил работу.

Откровенно говоря, своим невниманием к нему и я в какой-то мере способствовал тому, что произошло и теперь потребовало незамедлительного вмешательства. Упущение с моей стороны. Я проигнорировал слухи и поплатился.

«Психологически выверенный способ шефа: взять часть вины на себя и тем самым смягчить ситуацию и спасти обвиняемого», – подумала Елена Георгиевна.

– Надеюсь, я не ошибаюсь в своём предположении: Ивонов сделает соответствующие выводы, придет к правильному решению и найдет выход из морального тупика. – Издалека испытующим взглядом Иван Петрович прямо-таки пришпилил виновного к стене. Тот утвердительно качнул головой и опустил глаза.

– Мы все тут свои, так сказать, из одной песочницы. А жизнь – длительный испытательный срок, и каждый может споткнуться. Надо помогать друг другу. Будем надеяться, что не все мои тревоги обоснованны. Но об этом чуть позже. Вопрос о дальнейших шагах непростой и требует внимательного изучения. И, тем не менее, давайте прекратим бесцельное блуждание в словесах. Я бы поставил вопрос ребром: «Дело не терпит отлагательства. От чего будем отталкиваться?» – сказал Иван Петрович, переходя на интонацию глубочайшей серьёзности.

– Я вошёл в курс дела и считаю, что главной помехой на пути к достижению цели является главбух заказчика. Беру её на себя. Я исправлю досадное недоразумение. – Это впервые подал голос заместитель руководителя отдела Сабина Владимир Григорьевич.

– Отлично! Свяжитесь с ней. Только, пожалуйста, поскорее, – мягко попросил Иван Петрович. – Того и гляди, к нам плановая комиссия с ревизией нагрянет, и тут уж на кого налетишь.

Шеф сделал устрашающее ударение на слове «ревизия» и продолжил развивать свою скорбную мысль:

– Хорошо, если только пуговицы посыплются, а если без штанов оставят? Я вам честно доложу: ум за разум заходит, как о ревизии подумаю. Ведь нет единой законодательной базы. Всяк трактует законы как ему вздумается. Ничего невозможно доказать, хотя я всегда стою за прозрачность нашей отчётной документации. Их же хлебом не корми, а дай поискать нестыковки, чтобы придраться. Как запустят щупальцы – только держись – пух-перья полетят. И отнюдь не факт, что мы с их точки зрения окажемся правы. Нам не понять тайных происков ревизоров. Надо ли объяснять вам, как это было бы некстати? Ох, забегаем мы тогда, как тараканы ночью на кухне при включении света.