Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 127

В разговор вступил Сидоренко, внешне неприметный, но въедливый лаборант, неясно каким путем попавший в модульную мастерскую год назад сразу по окончании ПТУ.

– И поделом тебе. Надоело выслушивать твои маразматические бредни. Кому ты теперь нужен со своим замшелым героизмом? Уцелел, вот сиди и радуйся, замаливай старые грехи. Я выведу тебя на чистую воду, как ты того заслуживаешь. Что вытаращил глаза? Не корчи из себя несчастного. Не притворяйся шлангом.

Осточертел, блин, кондовый старик! И как с такой дремучестью ты изловчился попасть в инженеры? Решил, что если поднаторел чуть-чуть в науках, так теперь имеешь право учить нас до самой своей смерти? Какое самомнение! И на хромой козе не объедешь. Нетушки, устарел ты, батенька. Псу под хвост твои излияния. Пакуй вещи, дедуля. По этой жизни со старым багажом редко кому удастся проскочить. И с чего ты взял, что все должны быть счастливыми? Только те, кто сумеет. Думай, прежде чем высказываться. Бубнишь, как долгий осенний дождь! Заснуть можно под твое нытье. Долдонит, блин, долдонит о своём призрачном счастье. Может, чего доброго ещё расплачешься? Едва не свел с ума своей болтовней. Хватит причитать, прикуси язык. Думаешь ты один такой умный и разговорчивый?

Никто не одернул невоспитанного парня. Похоже, все были поглощены своими мыслями.

– Ты меня слушаешь до обидного невнимательно. Тебе что, уши заложило? Нашёл время вскрывать болячки общества, а заодно и свои! К чертям собачьим твои вонючие стоны. Мы не нуждаемся в твоих, блин, речах. К чему задаваться подобными вопросами, попусту раскачивать людям нервы? От твоих слов пользы, что от полива огорода после продолжительного ливня.

Собственно говоря, мечтать, может, и не вредно, только что может дать констатация выдуманных фактов? Окати себя ледяной водой реальности, посмотри правде в глаза, не прячься от неё. Любопытно то, что всё вокруг происходит независимо от того, хочешь ты этого или нет. Оно просто происходит, и к твоим желаниям, старик, это не имеет никакого отношения. И у простого народа никто не спрашивает, нужно ли ему это или нет. В своё время вы уже проделали нечто такое… только много худшее. А на сегодняшний день у вас, видите ли, проблемы!

Вот ты сейчас прокукарекал, а что толку? Что сдвинулось с места? Правильно говорят, что человек раскрывается в несчастье. А у тебя на роду написано: не высовывайся. Ты ни на что не годишься. Вот увидишь, выгонят тебя. Дадут пинка – не успеешь и чирикнуть. Нутром чувствую, прихлопнут тебя, как муху, и уйдёшь ты не с цветами, а под оркестр неодобрения. С треском уволят. С лестницы спустят.

С задних рядов кто-то зашикал на распоясавшегося юнца. Но это не возымело желаемого действия, напротив, воодушевило. Его слушают! И он продолжил:

– Думаешь, пронесёт? Не надейся. И будешь, старик, искать себе работу по трафаретным объявлениям типа: «Кандидат биологических наук быстро и грамотно окучит вашу картошку» или «Райсобесу требуется вышибала», «Мясокомбинату нужны рабочие-вегетарианцы».

А вообще, единственно подходящее место для таких, как ты, – кладбище. Катись туда ко всем чертям и лежи там себе полёживай… Путаетесь тут, блин, под ногами. Получил по рогам, козёл?» – теряя остатки совести, презрительно выпаливает Сидоренко короткие враждебные фразы, дающие уму злое удовлетворение.

Он явно вошёл во вкус, и, приклеив на лицо придурковатую улыбочку, упивался своей наглой речью. Как же, заставил всех обратить на себя. Обычно молчаливый, отчуждённый, малоприятный в общении, здесь он непринуждённо перепрыгивал с «ты» на «вы» и громкой грубой скороговоркой приводил в замешательство присутствующих. Он был без ума от своей смелости, он восторгался звуками своего собственного голоса!

И все взгляды на самом деле обратились к неожиданно возникшему оратору. Неприличная, скандальная выходка шокировала многих. Лаборант говорил с места, сидя, бесцеремонно откинувшись на спинку стула, лениво покачивая ногой, закинутой одна на другую. Он никогда не выступал на собраниях, но похоже было, что сел на своего любимого конька – валить все беды на старших и презирать стариков.





Такое дерзкое изъявление чувств вызвало в задних рядах зала новый взрыв откровенного негодования, выразившегося в хаотичных выкриках, которые, впрочем, достаточно быстро затихли.

Неподготовленному человеку резкую отповедь трудно снести. И Белков опешил. Инна нарушила молчание:

– Наступила зловещая пауза. Устав от бури, природа безмолвствует. Начну с того, что мы стали очевидцами сцены, красноречиво свидетельствующей об омерзительном, безответственном и нелепом садизме, напоённом чрезмерной жестокостью, – строго продекламировала она. И в этот момент очень напомнила сама себя лет тридцать пять назад. Но это её нисколько не смутило.

Белков внезапно обрел речь:

– Нерадивый, не обременённый постами, должностями… ни умом, ни воспитанием, неприметный даже на уровне заурядности. Конечно, не всем суждено стать наполеонами… Решил, что произнес приличествующую моменту шикарную речь? Закончил свои умозаключения? Из кожи вон лезешь? Тебе главное больше нагромоздить гадостей, по обыкновению не вдаваясь в подробности, в суть дела. Обнаглел. Думаешь, обойдётся, не аукнется… Ты – не человек, а жертва недоразумения, – тоном, полным злой иронии, проговорил Белков. – И где только такие типы произрастают? И вас, таких непутевых, к сожалению, больше, чем хотелось бы. Я и раньше был по горло сыт твоими вывихами, твоей настырностью, неумением и нежеланием работать. Глаза тебе застилает туман глупости. Что с тебя взять?

Белков вдруг сжался, точно кто-то жёстко сдавил его безвольные тощие плечи, и замер в приступе панической растерянности.

Оторвавшись от статьи, Елена Георгиевна лихорадочно вглядывается в лица окружающих её людей, рассчитывая обнаружить некие внешние признаки сочувствия. Почему ни у кого не поднимается рука одернуть грубияна? Сама она никак не могла отделаться от тяжёлого, брезгливого ощущения, вызванного выступлением Сидоренко, но не вступала в разговор, не желая выслушивать от мужчин обычные укоры женщинам: «Опять все перегрызлись». «В конце концов, чья прерогатива быть защитниками своих подчинённых? У обоих есть руководители. Один на один я бы быстро поставила мальчишку на место, но лезть без их ведома в «чужой огород» не принято, – раздражённо размышляет Елена Георгиевна.

Безучастно-задумчивый Дудкин под пристальным взглядом Елены Георгиевны поспешно уткнулся в окно. Равнодушно-величественный Ивонов опёрся локтями на исписанную крышку стола, водрузил свой трёхъ-ярусный ступенчатый подбородок на прижатые друг к другу кулаки и погрузился в глубокомысленные соображения, наверное, по поводу своих проблем. «Молодой, а уже отрастил себе «шикарное жабо». Может, больной? – сочувственно подумала о нём Елена Георгиевна. Власьев вздрогнул, выйдя из состояния летаргического сна, каким обычно сопровождал монологи шефа, и устало, но беззвучно, одним жестом, изъявил своё несогласие. В нём смесь трусости и наглости очень быстро меняла свой процентный состав в зависимости от ситуации.

Щербаков, точно желая избавиться от навязчивого видения, встряхивает головой и протирает глаза. Его принцип: «Я не я, эта хата не моя. На всех души не хватит». Это заглазно он с удовольствием костерит начальство, особенно, после рюмки. Он не любит присоединяться ни к какому «хору», не хочет ни перед кем расшаркиваться, предпочитая оставаться в стороне. Поэтому сейчас торопливо занялся составлением и заполнением каких-то бумаг, лежащих перед ним, делая вид, что чем-то очень озабочен. Елене Георгиевне вспомнилась фраза, произнесённая телеведущим какого-то шоу: «Где у таких мужчин находится точка «джи»? На пульте телевизора? На дне рюмки?» Но тут же у неё мелькнула другая мысль: «Не слишком ли крепко достается от меня мужчинам? Я их щажу. Женщинам я в лицо не такое ещё говорю. Они адекватно воспринимают критику».

Председатель профкома сидит с лицом, приличествующим его теперешнему положению. И на заднем плане взбаламученное, но молчаливое море людей. На приставном стуле сидит Шибин из слесарной мастерской. Он всегда радостно-довольный, беспроблемный. Этакая тощая, костлявая, добродушная громадина. Он не одобряет Сидоренко своими широко раскрытыми, удивлёнными глазами. Нина Петровна из бухгалтерии – обычно уютная, милая и доброжелательная – растерянно моргает длинными белыми ресницами. «Всё, что происходит у неё дома, её волнует больше, чем работа. Наверное, для женщины её типа это правильно. А может, безразличие – защитная реакция организма в наше сложное время? Хотя какое такое сложное время? Все времена по-своему сложные. И вот что меня занимает: отчего все эти, поодиночке, в общем-то, хорошие люди, вместе, в коллективе, сильно дешевеют? Излишняя тактичность или зависимость тому виной?» – думает Елена Георгиевна.