Ее величество

– А теперь чувства называют, но не испытывают – вот в чем трагедия, – вздохнула Инна. – Теперь за красоту любят. Если жена увянет, списать ее, на помойку к чертовой матери! А когда женятся, то обещают: «в горе и радости, в болезни и здравии» любить, и в старости уважать.

– Мужчины так далеко не заглядывают. Когда они в загсе произносят эти слова, то в их смысл просто не вдумываются, – сказала Аня.

«Ну и мотает девчонок по тематике! То сплетничают, то в историю заглядывают», – поморщилась Лена как от зубной боли.

– А Федор от семейного бюджета деньги отрывает и проматывает. Козлиное отродье… отребье. Стол у него в ресторане ломился от разной снеди и напитков. Шиковал, зараза. Настежь распахнул свой кошелек для этой «прости господи», – опять разгорячилась Аня на тему своей случайной встречи.

– В противном случае ему не светило бы… – хихикнула Инна.

– Может, он пил, чтобы заглушить голос совести? – предположила Жанна.

– Наивная.

– Не жалуешь ты Федора. Напоролся мужик на лавину критики. А я слышала, он забил на алкоголь. Одну рюмку весь праздничный вечер вымучивает.

– В семье старается держаться – он же больной-притворной, – чтобы жена работать по дому не заставляла. Представляете, Эмма болеет, а Федька запоминает симптомы ее болезней и тут же начинает себе приписывать ее недуги. Слово в слово повторяет все жалобы. И неспроста. Так же вела себя его вечно «больная» мамаша, дожившая почти до ста лет. Это у них семейное. Сынок твердо следует ее напутствию. Хоть в чем-то старается, – насмешливо хмыкнула Инна.

Жанна «взяла» слово:

– У моей подруги муж пил по-страшному. Конечно, пьяные оргии сопровождалось гульбой «с девочками». Погряз в пороке. Для него ничего уже не было святого. Говорил, мол оставь меня в покое, я виноват не больше, чем другие. Жить с пьющим человеком – ад. Это сродни ежедневному кошмару. Так вот она делилась со мной: «Как бы мне ни было плохо, я улыбалась, успокаивала себя тем, что про любовниц – всё это пасквили сторонних завистниц и что важен ироничный взгляд на любую ситуацию. Это многих раздражало. Они ощущали себя ущемленными, задетыми. Им-то это не удавалось... А муж вернется домой, станет передо мной на колени, поплачет, и я прощаю, потому что вновь чувствую себя откровенно желанной, вижу, что именно от меня он теряет разум. Хоть и приводил в недоумение, но я верила, что так хорошо, как со мной, у него ни с какой другой не было. Но в какой-то момент я почувствовала к нему жутчайшую ненависть, такую, что свет стал не мил, и я поняла, что готова к окончательному разрыву. И дети уже не были препятствием. И только трагедия отрезвила его и удержала меня от решительного шага. Он попал в аварию и приобрел кучу болячек. Перенес несколько серьезных операций. Были и «художественные штопки», и лоскутные. Всё было. Несколько раз моя семья замирала в ожидании конца. После больницы врачи запретили мужу пить».

Он чуть не умер, жена его с того света вернула. Потом он ей каялся: «Проснулся как-то в расхристанном состоянии и подумал: «Что же я творю со своей семьей?.. Жилы из них тяну, жизнь им укорачиваю… Простите меня… А перебороть себя так и не смог… Мы, мужики, во всех бедах своих семей виноваты!» И я, слушая телепередачи о реальных судьбах нетривиальных женщин, прихожу к такому же выводу.

А много позже подруга сказала мне: «Не стоит таких мужей терпеть. Надо сразу прекращать с ними всякие отношения, уходить и из памяти изгонять. Знаешь, в этом забвении и в отсутствии сожаления есть что-то… от достоинства. Мы сами в себе его попираем, а потом обиды, комплекс неполноценности из-за несмываемого позора. Отсутствие достоинства не скомпенсируешь деньгами, подарками, уверениями. Конечно, мы прямо или опосредованно все равно связаны с мужьями, но разъединенными унижение переносится много легче». Всю жизнь жалею, что вовремя не оставила мужа».

– Сейчас молодежь меньше пьет. Увлечений много: йога, здоровый образ жизни, компьютер, – сказала Аня так, словно успокаивала Жанну.

– …Сдается мне, комплименты – не самое последнее дело при завоевании женщин любого возраста и любой «категории». Они, как правило, дань галантности, но не искренности, – сказала Аня.

– Где мужчины-рыцари, способные воскликнуть: «Ты женщина и этим ты права!» Нет их в современном мире. Но есть женщины, которые заслуживают этих прекрасных слов.

– Инна, ты на кого-то намекаешь?

– Да так. Вспомнила Федькин любимый комплимент: «Женщина имеет право на сумасбродство». В одной фразе он дважды унизил женщину.

– Я думаю, он запомнил эти слова, глубоко не вникая в их смысл. Бездумно применял. Мужчины часто говорят красивые выражения как бы в состоянии невменяемости, не давая отчета в своих словах. Это когда всё в них автоматически направлено на завоевание, на достижение цели. Ну а потом не помнят своих обещаний, – сказала Жанна.

– Анекдоты Федор перед той дамочкой рассыпал все больше про плохих жен. Наверное, считал такой способ обольщения особым шиком, – продолжила свой рассказ Аня. – Фальшивыми алмазами пошлых шуток свою никчемность прикрывал. Я, правда, не очень много слышала за то нарастающим, то затихающим, словно оседающим, шумом толпы, но и того было предостаточно.

– Ты своим ярким воображением дополняла им сказанное, – вклинила реплику Инна.

– Наверное, говорил, что не хватало, чтобы его жизнь обременяла жена, – предположила Жанна.

– Сойдемся на том, что все они… – попыталась остановить ее Аня.

– Не хотел лишать себя «надежного уютного оплота» на всю ночь. Видно, с детства боялся один засыпать, – продолжала проезжаться Инна. – Возможно, забыв родные пенаты, утверждал, что эта дамочка единственная и неповторимая и он мечтает связать себя с нею узами Гименея. У каждого ловеласа свой подход.

– Если он дурак, то нельзя исключить и такой вариант, – рассмеялась Жанна. Какие подробные познания в столь интимной области!

– Классикой объелась, – заверила Инна.

– Продолжу о Федоре. В гостиницу, в свой номер женщину звал, обещал золотые горы.

– И она, поняв, чего он от нее ждет, не оскорбилась? – осторожно спросила Жанна.

– Сверхнаивная, – фыркнула Инна.

– Потом они танцевать пошли, и я услышала как он, гадко хохоча, говорил своей партнерше, что не может добровольно отречься от шанса на свое совершенствование в интимной сфере. Они будто нарочно топтались у своего столика.

– Объедки, что ли, стерегли? – рассмеялась Инна.

– С женой не унесешься в вихре вальса, – усмехнулась Жанна.

– А с ним, с этой старой развалиной, так получится? – удивилась Аня.

– Он своей старости не видит. Тем более что лишен центров торможения.

– Почему я вижу и свои, и его недостатки, а он – нет? Он же не дебил! – взвилась Аня.

– Он мужчина, и к тому же эгоист.

– Не все мужчины эгоисты, – возмутилась Жанна.

– Те, что гуляют, или слабаки, или эгоисты, – категорично заявила Аня. – Говорят, женатый мужчина в своей жизни должен выдержать экзамен на мужество, самостоятельность и порядочность, а женщина еще на терпеливость. Мы-то свои сдаем, а вот наши мужчины…

– Это всё, что ты вынесла из вашей встречи в ресторане? – подтолкнула Аню к продолжению рассказа Жанна.

– Слабость, в чем бы она ни выражалась, – это, несомненно, порок.

– Блистательное заключение. Высокий класс! Твоя убедительная победа, – насмешливо похвалила Аню Инна и обернулась к Лене:

– Ты еще утверждаешь, что я перебираю в «комплиментах» Федьке?

Лена пожала плечами.

– Лживому человеку – за редким исключением – везде здорово. Он идеально вписывается в любую ситуацию.

– Глупому тоже везде рай. Это положительному не всегда и не везде хорошо, – видно, отвечая на какие-то свои грустные мысли, тяжело вздохнув, философски заметила Жанна.

– Вот и мои мужья – мужчины, прошедшие сквозь мое сердце, – что ни фрукт – всё с червоточинкой. Один несамостоятельный, у другого самостоятельность выливалась в распущенность. Третий тоже не бог весть какой: пил и лодырь был темный. Сказать по правде: выводили они меня из себя, – скривилась Инна. – Нянчишься, нянчишься с ними, веришь в их возможности и – нате вам… сюрприз за сюрпризом. Сама виновата, что влюблялась без памяти и многое им позволяла. За всё надо платить… Все мужья жаловались мне, что предыдущие жены не понимали их. Говорили: «Если не понимает, то хотя бы сочувствовала». На жалость давили. А сами-то не больно старались для семьи, избегали всяких проблем, в основном грудью… за моей спиной стояли. Только о себе, любимых, и радели. А претензий, претензий-то… ой-ёй-ёй сколько! Ждали материнской чуткости, отзывчивости, но не задумывались, что такой женщине требуется добрый, успешный, может, даже неотразимый партнер. За малые победы платить большими уступками? Какого еще понимания они ожидали от жен, если сами стояли в стороне от дел и наблюдали… И от меня хотели, чтобы я сидела при них на краешке стула… Сначала я не могла их отдать, а потом хотела, чтобы их поскорее схватили другие… Они же как ярмо… Другой раз такая слепая, словно звериная, ярость наплывала…