Тина

Я заговорила на повышенных тонах, а Кир разозлился:

«Ну вот, опять двадцать пять! Снова занесло на торную дорожку нотаций? Ты помешана на благопристойности. С каких это пор? Ах, этот твой тревожно-волнующий голос!.. На фиг мне твои разглагольствования. Не нуждаюсь в твоих ремарках. Тоже мне, третейский судья!.. Не жду я ничего хорошего от жизни, обработала она меня давно по-своему.

Загубил я свою жизнь во имя своеобразно понятой справедливости, во имя несчастной любви. Моя жизнь – заблуждение, она обеднена, выхолощена до предела, она давно не чувствует и не вбирает звуки неба… Меня никто не любит и это вполне справедливо. И теперь мне не нужна совесть, выносящая приговор, – упорствовал Кир. – С точки зрения Тины, через страдания человек приобретает совершенство. Что же я получил от своих страданий?»

«Тебе так и не пришло осознание ценности и неповторимости человеческой личности. А она, прежде всего, в дееспособности. Работаешь для счастья – оно есть, не работаешь – его нет. Я ничего не жду от жизни, я живу. Тебе не хватило ума понять, что жизнь – это единственное чудо?

– А у меня она не задалась. Я прошел дорогу надежд, разочарований, горечи и краха. Может, я чего-то недоучел… Понимание и осознание приходит тогда, когда должно прийти. Кому рано, кому поздно».

«А кому-то оно вообще не является. Так и сидит где-то в подсознании, застряв там навечно. Плачешься! Никому не удается пройти только вдоль белой полосы. Желчи за жизнь накопил много, а мудрости – нисколько. Одни красивые слова. Так и не образумился, несмотря на благие намерения, а еще пытаешься решать загадки человеческой индивидуальности. Ни вдохновенной пылкости в тебе, ни умной сосредоточенности. Человек серьезных намерений не станет понапрасну расплескивать свой талант. Пустозвон ты бесхребетный! При твоем уме ты – охламон и беспардонный дармоед. Надо бороться. По-другому в этой жизни не получается. Воображаешь, что тебе предстоит убедить меня в обратном?»

«Скора ты на выводы. Тебя не смущает категоричность скороспелых суждений? Твой психологический террор не может служить справедливости. Ради красного словца никого не пощадишь. На фиг мне твои грубые пассажи».

«Зато ты у нас тонкий, одухотворенный, ни к чему не способный лирик, превозносящий свои порочные наклонности. Если у тебя депрессия, стихи учи. Мне помогает. Только не бездействуй!»

«Возложила на себя ответственность за меня и Тину? Все это социалистические глупости – вера в идеального человека. А я потомственный алкоголик, и список моих несчастий можно продолжать бесконечно. Вот и пролил я свет на свою предысторию… Я не готов был стать пасынком, точнее, верным сыном своей родословной. Думал, выучусь, оторвусь от своей семьи, как сыр в масле буду кататься. Катил, катил камень своей судьбы в гору, да так и не втащил на вершину. «Всё проходит, как проходят Азорские острова». Помнишь, в юности мы любили так говорить.

Не хочу больше выворачивать свою душу перед тобой. Не агитируй меня на подвиги, не разрушай мою последнюю цитадель. Не сумел я распорядиться своей жизнью, но другую у Бога не позаимствуешь. Нет у меня особых иллюзий по поводу возможности чем-нибудь помочь себе. Говорю это в здравом уме и полной памяти. Я обречен, все равно осуществится давно предвиденное. Я уже дошел до точки невозврата. Мне некуда себя девать, меня здесь уже ничего не держит. Ничто не может изменить моего подлого ползучего существования. Мне расхотелось жить, незачем идти дальше, там все равно пустота. Поздно, не вписался… Хоть в лепешку разбейся. Это возмездие за мою самоуверенность. Иногда кажется, будто жизнь мне дали, а в главное забыли посвятить. Слишком велик счет, предъявляемый мной к самому себе.(?) Где-то в темных уголках моей души мой собственный голос вполне отчетливо и с каждым разом все громче требует уйти из жизни… (Где-то я нечто подобное уже слышала.)

Ну и так далее все в том же невеселом духе».

Договорил, нахохлился и посмотрел на меня с каким-то последним, горьким отчаянием. Потом злая усмешка исказила его лицо, оно стало совсем старым. От жалости к этому потерявшемуся во времени человеку у меня вновь заныло сердце, мне захотелось встряхнуть его и тем защитить.

«Трудно познавать новое? Знание порождает осторожность, но не бездействие. В жизни надо чаще и глубже нырять в неизвестное, тогда будет интересно. Знаю твое ироничное отношение к умным женщинам, считаешь, что они умничают, лезут в глубокомыслие… Просто я привыкла до конца разрешать любые проблемы, за которые берусь. А тут примитив по первому слою понимания жизни… Ладно, не накручивай себя, не оговаривай, не ищи себе новой вины, не добавляй к той, что на виду».

«Наконец ты взяла нужную ноту», – оживился Кирилл.

«У тебя психология пораженца. Держись, – продолжила я. – Помнишь, на нашем курсе был смешной парнишка: маленький, шустренький, в очках с толстенными линзами. Читал, поднося книги к самым глазам. Так ведь никогда не терял присутствия духа, с юмором относился ко всякого рода проблемам. Активно жил. У него даже много раньше, чем у других ребят появилась девушка. Сумел же встроиться в жизнь! Говорят, что-то там даже изобрел особенное, неожиданное».

Но Кир скривился как от зубной боли и опять заныл, мол, не продолжай, я все понял. Давай не будем портить впечатление друг о друге… И поехал по кругу. Тут я снова взвилась:

«Как же я устала от тебя! Ой, прекрати, не пугай, я тебе не Тина. Не жди, что соизволю снизойти до твоей глупости. До сих пор не созрел до идеи взять реванш?»

Я не могла не рассмеяться, вспомнив его фокусы. Рассмеялся – надо отдать ему должное – и он. Не ожидала я от него такой реакции. Странно это как-то прозвучало. Будто мы с ним в театре: он на сцене, а я в зале.

Потом он стоял передо мной как в воду опущенный, весь скукожившийся и размышлял о чем-то, явно не доставлявшем ему удовольствия. Наверное, думал: «Испугалась? Ничего, толика мрачного юмора, тебе, Инка, не повредит».

Я, глупая, расчувствовалась, в какой-то момент, мне даже захотелось попросить у него прощения за резкость, за то, что задирала… Жанна, ты представляешь, сначала он плакался, а потом – я и глазом моргнуть не успела – стал ехидничать над моими словами сочувствия! Я жаждала услышать от него признания в своей ничтожности, а он уклонился от диалога. Переиграл меня.

«По большому счету издеваться и смеяться, опускаясь до пошлости, можно не над всем. Не всего можно касаться. В некоторых случаях должна быть грань, через которую нельзя переступать. Но на каждый роток не накинешь платок. Мы, слушающие, сами поощряем таких… юмористов или скептиков. Прости, Кирилл, за вторжение в твою жизнь. Я редко выбираюсь на сходки. Мне не безразлична твоя судьба. Инна перегибает в своей излишней прямолинейности и эмоциональности. Так и хочется выставить ее из нашей интеллигентной компании, но поскольку я здесь не хозяйка, а гостья, то вынуждена терпеть ее присутствие, – сама с собой рассуждает Жанна. И тут же строго обрывает себя: «Никто меня не заставляет ее слушать».

«Боже мой, до чего же не однозначна эта первая любовь: и любишь, и ненавидишь, и оторвать от себя не можешь, – с грустью, но как-то отстраненно, будто бы не о себе, подумала Жанна. – Конечно, для подобного поведения Кирилла можно было бы придумать много объяснений и оправданий, но что-то ни одно не приходит мне на ум за исключением очевидного: он несчастлив. Парадокс тут в том, что он не любит и не уважает Тину за то, что она ему все прощает. Жена, которая каждый день перед ним, не может быть музой, вдохновительницей. Она должна быть абстрактной. И что накатывает в этой связи?.. А ведь Тина, как и всякая из нас, тоже, наверное, мечтала об особой, деликатной культуре отношений в семье, надеялась купаться в любви и заботе и самой на максимум отдавать… Может, она особо любит Кирилла потому, что он трудно ей достался? Как мне сын… Но из-за такой малости позволять себя унижать?

Как мы по-разному оцениваем один и тот же факт! Помню, Кирилл сказал мне: «Тебе со мной стало скучно? Но на ком-то ты все равно должна остановиться». Я думала, он понял, что должен расти, стремиться для меня быть на высоте, а он, оказывается, был поражен и обижен тем, что я посмела его такого прекрасного оставить, и из самолюбия попытался меня удержать. Характер отвечает за личностное поведение. Душещипательная история! Первая любовь! Все горячо, все воспалено… Раны давно зажили. А казалось, никогда и ничем не унять эту боль… Но я даже не рассматривала этот вариант.