Вкус жизни

– Некому помочь сегодняшним Чеховым и Блокам, если ты не принадлежишь к избранным… к узкому кругу, – сказала Инна.

– Пройдет лет десять-пятнадцать, и все изменится, – ободрила Риту Жанна.

– По сути?.. – удивилась Лера. И ее губы покривила усмешка.

– А мне повезло. Я не обращалась, как ты, с официальной просьбой, а послала свою первую книгу по адресам нескольких любимых мной писателей и получила от них и отзывы, и советы, – сказала Алла.

– Я слышала, что писатель помогает другому писателю, пока он заведомо слабее его. А иногда и похуже случается… – «закинула удочку» Инна.

От прямого обсуждения и осуждения кого бы-то ни было Рита уклонилась и заметила, что не стоит свои трудности навешивать на других и в других же искать причины своих неудач.

– Всякое бывает. Уродливое и недостойное труднее поддается переработке сознанием, чем глупое. В этом смысле поэт, как и любой человек, абсолютно беззащитен. Оговор – документ, не имеющий законной силы, но хитро сработанный и грамотно сформулированный, к сожалению, стреляет без осечки… Закулисье иногда бывает неприглядно… Оно встречается в любых областях нашей жизни… – пустилась в рассуждения Лиля.

– Одних возвеличивают, других сминают, унижают… Всё, как везде… – усмехнулась Инна.

– Не обобщай, – остановила ее Алла.

– «Посредственности всегда ведут страшную борьбу с теми, кто их превосходит», – подтвердила Лиля слова Инны фразой знаменитого Бальзака.

– Здесь может быть совсем другое… иная подоплека. Не стоит приписывать людям им не свойственное.

– Я думаю, теперь деньги всему виной… качество произведений не в счет… Поди узнай, кто греет на этом руки, – высказалась Инна.

– Девчонки, хватит наезжать на незнакомых нам людей и бросаться надуманными фразами! Не повторяйте сплетен. Все это пыль, суета сует. Не это главное. Опустим пустые рассуждения на эту тему, – остановила подруг Рита.

В голосе ее чувствовалось раздражение.

– Человек и автор могут не совпадать. Что далеко ходить за примерами? Есть у меня знакомый писатель. И вот ведь какая несуразица: пишет такие прелестные душещипательные рассказы, а в жизни жесткий, эгоистичный, циничный! Такая вот двойственность. Родился поэтом, но жизнь отредактировала его, оставив часть души чистой, нетронутой. Скажешь, такое невозможно? – поделилась недоумением Жанна.

– Боже мой! Некоторые люди с такой легкостью делают пакости, если это им несет хоть какую-то выгоду. Был у меня милый, обаятельный знакомый. Мы много раз, попадая в одну компанию, беседовали с ним об искусстве, я всегда восхищалась его эрудицией. И вдруг узнаю: одного из своих заводских коллег утопил ложью, другого. Я в ужасе… Какая двуличность! Так и норовит поймать в свои сети неосторожную легковерную душу, внушая ей мысль о своей порядочности и благожелательности. Тонко, изощренно действует. Для него это просто и естественно? Может, даже нравится? Получается, что место под солнцем выигрывает тот, кто хитрее, а не тот, кто умнее. Иногда вот так задумаешься – жить не хочется… Какой я была счастливой в студенческие годы! – простонала Аня. – Еще у меня была коллега. Расположит к себе, наобещает кучу всего и ничего не сделает. И ведет себя, будто не понимает, что обидела человека. А сама радуется, видя ее волнение и разочарование.

– Аня, ты опять в миноре. Смени, пожалуйста, настрой, – мягко попросила Лиля. – Я сейчас почему-то представила, как ты радуешься, когда, ожидая от человека подвоха, вдруг получаешь помощь или, в крайнем случае, доброе слово. В каком-то смысле ты счастливее оптимистов.

Лиля улыбнулась, в надежде, что чуть приободрила подругу.

– Это, как если бы кто-то занес над Аней пудовый кулак, а потом вдруг раскрыл ладонь перед ее носом и отдал давно утерянную ею золотую брошь, – хмыкнула Инна.

– Обычно по жизни успешнее тот из талантливых, кто имеет поддержку, – уточнила Лера в продолжение начатой темы.

– Хорошо, если талантливый… – буркнула Инна.

– Мозги даются, чтобы предвидеть, просчитывать варианты и не попадать в ловушки, – усмехнулась Лера.

– Я хочу свой ум использовать на пользу детям, а не на распутывание хитрых ребусов непорядочных людей, – возмутилась Аня.

– Одно другому не мешает. Что это ты на старости лет стала азам жизненных перипетий обучаться? Хочешь просвещать своих подопечных?

Аня утвердительно кивнула.

– …Рассуждения о бессмысленности премий стали общим местом. Одних авторов обвиняют в ангажированности, других – в политизированности.

– Ха! Немыслимый позор на все времена!.. Экая невидаль! Думаете, капитализм привнес в наше общество эти ухватки и приемы Запада? И раньше подобных «талантов» всегда хватало, – фыркнула Инна.

– В каждом, даже элитном, саду есть сорняки.

– Иногда их бывает слишком много.

Лена задумалась о чем-то своем.

– …Неизменное мое пристрастие по жизни – Некрасов, – сказала Рита. – По характеру он был очень даже сложным, говорят даже порой отвратительным, а поэт прекрасный. Человек – существо многоплановое. Но мне интересна только одна его грань – поэтический талант. Язык хорошего писателя или поэта – наслаждение. Ум восторгает, если он не злой…

– Поэты острее чувствуют ситуацию или слово? – поинтересовалась Аня.

– Как сказать… чувства первичны, а у кого они на что в большей степени направлены... это индивидуально.

– Поэтам, писателям и артистам хорошо, у них всегда есть выход страданиям. Для меня вот чувства важнее. Можно не понимать чего-то, но чувствовать.

– …Вот Горький, познавший гнилой яд власти, хоть и был человеком великих утопий, а в юности зажигал меня. Я некоторое время была под мощным облучением его харизмы.

– О, это обаяние прекрасной лжи! – рассмеялась Инна. – Ну, никак не можем мы избежать сопоставлений! Так и тянет нас помериться с великими.

– Не видела я людей, с таким восторгом описываемых Горьким. Если вор, так он обязательно гад, если бандит, так уж точно прожженная сволочь, – заметила Аня.

– Мне Лермонтов ближе всех. Надеюсь, тут тебе нечего мне возразить.

– Это уж точно.

– У Достоевского, Толстого и у современных авторов зло человеческое разное, – захотела поделиться своим мнением Жанна, всерьез заинтересовавшаяся беседой.

– Так и время было разное. К тому же одно и то же произведение не одинаково воспринимается читателями разных эпох, – ответила ей Лиля.

– Она не в том смысле… – заметила Рита.

– …У героев западных классиков простые радости: дом, семья, дети, а героям Достоевского, кем бы они ни были, обязательно «надобно мысль разрешить». Эдакая погруженность в свои и чужеродные философские идеи. И душеспасительных речей ему недостаточно. Надо крушить…

– …Говорят, произведение – подлинный шедевр, если его ценят единицы. Правда? – спросила Аня.

– Ты имеешь в виду, что понимают только специалисты?

– Я, например, Хармса не понимаю и его стихи не отношу к шедеврам. У меня с Кирой даже спор на эту тему вышел. А совершенный язык Пушкина люблю. И что из того?

– Речь не об этом…

– Хармс? Он особенный, нетривиальный, тем и интересен. Ты просто не вникла. Его с кондачка не осилить.

– А как тебе Тургенев?

– Ничего… «Почему бы не любить свой народ, сидя во Франции».

– А еще лучше в Америке или в богатой Дании, – сказала Инна, не вникнув в суть разговора.

– …Набоков? Мощное эстетическое потрясение. Он не рвет на груди рубаху, а холодностью и высокомерием закрывается от всех. Его отстраненность мне импонирует.

– Я бы то же самое сказала о Бунине.

– Сноб он. В этом его ущербность. И глазомер его хищный…

– Но это с твоей точки зрения… У Бунина потрясающее слово!

– …Я не о характере, о качестве творчества писателя.

– Часто произведения выше автора. Все подробности личной жизни забудутся, а прекрасные книги останутся.

– Мне Пастернак ближе. Помнишь его «шафрановое утро», «имбирно-красный лес»? Перед глазами стоят...