Надежда

Потом няня начала работать уборщицей в драматическом театре. Во время спектаклей я часто оказывался на галерке, на репетициях присутствовал. Позже во дворе с друзьями свои спектакли разыгрывали для взрослых. Сначала принимали участие только шесть человек. Потом стал привлекать ребят из соседних дворов. Познакомился с Витей Заславским. В его доме был большой коридор, и мы имели возможность репетировать и выступать при любой погоде. «Золушку» ставили. Витина мама познакомила меня с актрисой бывшего Театра юного зрителя. Здание ТЮЗа немцы взорвали, поэтому она работала в Театре кукол и с энтузиазмом относилась к нашему увлечению. Рассказывала много, учила тонкостям актерского мастерства. Как-то мы ставили спектакль на военную тему. Там девочка-партизанка выкрадывала важные документы у фрицев и спрыгивала с корабля в море, чтобы спасти секретные сведения. Немцев никто не хотел играть. Пришлось мне и Вите взять на себя роли главных офицеров. Чтобы все выглядело натурально, за сценой поставили корыто с водой. Девочка прыгала, на зрителей летели брызги! Все были в восторге. Девочку поздравляли, целовали, а на нас никто не обращал внимания. Мы же фашистами были...

Еще в школе небольшие скетчи ставили. А когда объединились с женской школой, поставили «Сказку о правде» о Зое Космодемьянской. Директору очень понравилось наше представление, и он пригласил к нам заслуженного артиста. Осокин много моего оставил в постановке спектакля, но я обиделся и больше туда не приходил. Не знаю, может, это было детской глупостью, но первый режиссерский опыт был слишком дорог для меня. Еще в нашей школе был «Клуб знаменитых капитанов». Мне, как сироте, позволили немного побыть юнгой, но в Нахимовское училище не взяли, потому что в войну я находился в оккупированной зоне.

Позже в нашей школе появился новый учитель математики. Вошел он первый раз в класс неожиданно. Мы стремглав прямо по партам побежали к своим местам. Учитель возмутился, выгнал нас, пятерых друзей, и сразу этикетку повесил — хулиганы. Он хотел таким способом с первого урока навести в классе дисциплину. Мы постоянно испытывали с его стороны давление, презрение, унижение и сами вели себя так, как он нас провоцировал. Репрессии учителя не помогали, а делали нас жестокими. Помню: как-то весь класс по веревке спустили с третьего этажа и отправили на речку есть зеленые яблоки. А другой раз хворост на окнах разложили и подожгли. Протест так свой выражали. Понимаю: плохо вели себя.

Зато историка я очень любил. Старался показать свои знания. «Откапывал» в библиотеках особенный материал и рассказывал перед классом. Во всем историк был особенный человек! По весне раздавал ученикам чубук (черенки виноградной лозы). Мы сажали и ухаживали за ними. Он всегда помнил, где чье растение, и всем детям рассказывал об этом. Учитель ценил меня и пытался поговорить с математиком, но тот был непреклонен.

Учительницу географии все обожали! У нее было круглое монгольское лицо. Как она интересно и проникновенно объясняла материал! Мы очень серьезно относились к ее урокам.

Вожатая была великолепная! Няня водила меня в церковь. Я прислуживал высокому духовному лицу, но был сомневающимся атеистом. Так вот, эта веселая энергичная девушка давала мне много поручений, пытаясь отвлечь от религии, развивала организаторские способности, и, в конце концов, сумела увести от церкви.

Я всегда был очень ранимым. А лет с десяти придумал себе хорошую защиту: «Не буду думать об этом!» И начал понемногу учиться сопротивляться всему плохому.

— Много было смешного в ваши детские годы? — полюбопытствовала я.

— И смешное, и курьезное, и грустное — все рядом происходило. Помню: шел сорок второй год, февраль месяц. Мама еще жива была, но находилась в гестапо. Пришли к нам с обыском полицаи. Ничего не нашли. Один полицай мне очень запомнился. Все улыбался и по шее меня похлопывал. А в сорок пятом году первые пионерские лагеря стали организовываться. Я тоже поехал. Начальник лагеря говорит нам: «Вот ваш вожатый Володя». Мне дурно стало, а ребята подумали, что солнце в голову напекло. Я пришел в себя и начальнику лагеря говорю: «Фашист он». На другой день военные приехали. Долго беседовали с вожатым, какие-то документы проверяли. Оказалось, что Володя Костров был партизаном. Потом он много рассказывал нам про войну.

И все же не закончил я школу. Раньше мы не очень дружили впятером, но действия учителя математики объединили нас. Тирания сплачивает людей, которые стали ее жертвой. Теперь, вспоминая детство, я думаю, что мы в самом деле могли бы сделаться хулиганами. Дружки у нас появились из воровской компании. Выпивать я не любил, но курить начал рано. Втягивали нас, на «дело» звали, но во мне внутреннее сопротивление проявлялось, что-то настораживало, и я не приходил на встречи. Старался уйти мягко, без трений, и от меня отставали. А некоторые хулиганы даже оберегали, почему-то уважение ко мне с их стороны возникало.

Еще был такой Леша Карнаухов. За испанца себя выдавал. Этим пытался выделиться. Хотел он меня придавить, на себя заставить работать. Но я не подчинился. Отношения поддерживал, но не дружил. Как-то на танцплощадке познакомился с девушкой. На праздник она привела меня к своим друзьям. По их манере поведения сразу почувствовал — не то! А через несколько дней подходит ко мне один из них и спрашивает: «Ты привел милицию? Они у нас шорох навели». Я отнекивался. Долго проверяли. Перестал я встречаться с этой девушкой, и обо мне позабыли.

Очень выручало меня то, что в училище, куда я попал после школы, большим успехом пользовалась художественная самодеятельность. Педагоги бесплатно, на добровольных началах организовывали интересные вечера. Роза Михайловна Одинцова не имела своих детей и всю свою любовь отдавала девочкам, которых не только учила шить в соседнем училище, но и ставила с ними спектакли. Она создала настоящий театр. Пригласила и нас. Скоро я стал у них ведущим артистом. Еще мы выступали в «Клубе кооперации». Мы звали директора клуба батей. Здесь я читал стихи, исполнял роли ведущего. Потом режиссер театра кукол пригласил меня и Юру Южина (он теперь тоже артист) на парный конферанс в филармонических концертах. А наш спектакль «Витя Малеев в школе и дома» так понравился ему, что все лето мы провели на сцене. Это было удивительное время!

В театре надо мной взяла контроль Надежда Николаевна Кумачева-Заславская. Она следила за дикцией, учила работать. У меня к ней трепетное отношение. Она Богом одаренная, огромной силы драматическая актриса. В ней присутствовал мощный внутренний заряд. Нам хотелось так играть, чтобы она заметила и похвалила.

— Везло вам на хороших людей! — вставила я в рассказ артиста свое замечание.

— И на плохих тоже. Но я быстро расставался с ними. Друзья еще в войну назвали меня «везунчиком», и это слово прилипло ко мне, — улыбнулся артист и оглянулся на двери театра.

— Кого-то ждете?

— Жену. Она тоже актриса. В войну одна осталась. Отец без вести пропал. Мать умерла. Сестра ее забрала к себе. Судьба нас в театре свела.

— Верите в судьбу? — удивилась я.

— Да. Часто замечаю, что, если не слушаю свой внутренний голос, все выходит «верх ногами». Еще в юности судьба сводила меня с Галей, а я тогда уехал. И хоть через годы, но она все-таки соединила нас.

Дверь служебного входа театра открылась. Из него вышла высокая, стройная, уверенная женщина. Темные волосы волнами ниспадали на ее худенькие плечи. Улыбка освещала тонкие выразительные черты лица. Мой знакомый сорвался с места.

Я долго смотрела вслед счастливой паре. «Как трудно и красиво они живут! Как интересен и многообразен мир человеческих судеб!» — думала я. На душе было спокойно и радостно. Будто солнце выглянуло из-за туч.

Я стояла перед театром и улыбалась. Понимала, что теперь с этим местом у меня связаны очень добрые мысли и желания и меня всегда будет тянуть сюда.

СТРОЙОТРЯД

Экзамены закончились, но школьную практику для семиклассников никто не отменял. Зато нам, как выпускникам, разрешили выбирать время отработки по своему усмотрению. Одну неделю я перебросила на август.