Последнее испытание

– Почему же вы ничего не сказали мне раньше?

– Но я не знала его имени… Никто не знал. И почему он оставил тебя в приюте, тоже никто не знал. Должно быть, причина была веская… Ведь разве можно просто так обрекать ребенка на то, чтобы он в каждом встреченном на улице мужчине искал своего отца?..

– Да, было, было… – глухо произнес Римо. – Я часто так делал.

– Мы прозвали тебя «Мальчик у окна», знаешь? Ты все время сидел у окна и ждал, когда за тобой придут и заберут домой. И был таким храбрым… и одновременно печальным. И вот теперь вырос и живешь собственной жизнью…

– Так вы так ничего и не узнали про того человека?

– Нет.

– Черт… – тихо пробормотал Римо.

– Правда, несколько лет спустя я увидела его снова.

Римо побледнел.

– Где?!

– Видела в кино, – прошептала сестра Мария. – Постарел, но это был он, я уверена… И глаза – точь-в-точь твои. Такие же глубокие и серьезные.

– В каком городе это было?

– Вряд ли вспомню… То ли в Оклахома-Сити, то ли… Да, в Оклахома-Сити.

– Вы с ним говорили?

– Нет. Как я могла…

Сестра Мария Маргарита умолкла. Дыхание ее было слабым, но ровным. Римо видел, как медленно вздымается под покрывалом ее плоская грудь.

Он сжал холодную руку монахини. В голосе его прозвучала последняя надежда:

– А может… вы помните что-то еще? Что-нибудь, что могло бы навести на след?

– Да. Помню…

Римо так и подался вперед.

– Помню, как назывался фильм… – сонно произнесла Мария Маргарита.

– Что ж, уже хорошо. – Бывший воспитанник ободряюще похлопал ее по руке.

– Он назывался «Море – мое единственное дитя». Так себе фильм. Цветной, а мне всегда больше нравились черно-белые. Тебе тоже?

– Конечно, сестра Мария. – Римо едва не заплакал от разочарования.

– И еще помню, что глядела на экран и думала: как это печально, что все так обернулось… И еще подумала: а знает ли он?

– Знает что?

– Что ты умер.

Римо словно током ударило. Он вздрогнул, а когда заговорил снова, голос его от нахлынувших чувств звучал очень глухо.

– А вы… знали?

– О да, и очень горевала. Но в глубине души ни секунды не верила, что ты способен на преступление.

– Так оно и есть. Меня подставили.

Он почувствовал, как дрогнули ее холодные пальцы, как крепко сжали его ладонь.

– В глубине души я так и считала. А теперь, когда ты здесь, рядом, знаю наверняка… Потому как если б ты и впрямь стал плохим, то не был бы сейчас здесь, со мной… – Она ловила ртом воздух. – Здесь, на небесах…

У Римо перехватило дыхание. Он судорожно сглотнул.

– Так и знала, что ты умер истинным христианином… – прошептала Мария Маргарита.

Римо снова сглотнул, но ком в горле не исчез.

– А последнее время только о тебе почему-то и думала, – тихо произнесла она каким-то странным голосом, который словно и не принадлежал уже этому немощному хрупкому телу. – Ну, скажи, не странно ли это?

– Я тоже часто о вас думал, – пробормотал Римо. – Вы даже не представляете, как пригодилось мне то, чему вы меня учили.

– Это хорошо, Римо. Просто чудесно… – Рука с четками на запястье потянулась к нему. – А теперь ступай, побегай и поиграй. Что-то твоя сестра Мария сегодня сильно устала… Завтра поговорим.

– Прощайте, сестра Мария. Я никогда вас не забуду!

– Прощай, Римо.

Римо поднялся. Взглянул на женщину, вырастившую его, – такую хрупкую и почти бестелесную в этом сумеречном освещении. Дыхание ее было медленным и ровным, пульс едва прощупывался.

Римо задумчиво посмотрел на монахиню, затем направился к двери. И тут вдруг услышал тихий храп. Сперва он не придал этому значения, но звук усилился и заставил мужчину похолодеть. В постели что стояла у него за спиной, сестра Мария Маргарита отошла наконец в мир иной. Поддалась, откликнулась на зов смерти.

* * *

– Порой такое случается, – проговорила сестра Новелла. – Человек держится за жизнь, цепляется за соломинку до последнего. И вот вы – должно быть, это послужило сигналом. Теми ножницами, что перерезали тонкую нить.

Римо не ответил. Он ощущал все тот же леденящий душу холод и пустоту. Но глаза его оставались сухими.

– Вам не в чем упрекнуть себя, мистер Уильямс. В общем-то этот ваш визит был даже благом. Больше ей не для чего жить.

Сестра Новелла отхлебнула чай.

– Хорошо поговорили? – спросила она после паузы.

– Я никогда ее не забуду… – прошептал Римо.

– На похороны останетесь?

– Наверное, не получится.

– Ну, если передумаете, всегда можете приехать.

Римо поднялся. Он словно бы одеревенел.

– Спасибо. Я, пожалуй, пойду.

Сестра Новелла проводила его до двери.

– Спасибо, что приехали. Рада была познакомиться с вами, – заметила она тоном, каким обычно обсуждают только что прогремевшую грозу, а не жизнь человека, угасшую, словно свеча.

Уже у порога сестра Новелла остановилась:

– Она не могла смириться с потерей сиротского приюта, вот в чем ее трагедия.

Римо кивнул.

– Что вполне можно понять. Ведь приют был делом всей ее жизни. Она отдавала работе всю себя. И потом, она ведь и сама там выросла.

Римо резко обернулся.

– Что?!

– Сестра Мария тоже была сиротой. Разве вы не знали?

– Нет, – тихо ответил мужчина.

– Кто же лучше поймет нужды и страхи сирот, нежели человек, сам выросший без родителей?..

– Полагаю, вы правы. Спасибо, что сказали.

– Не за что, мистер Уильямс. Ступайте с Богом.

Римо вышел на улицу, под солнце Оклахомы. Он ничего не видел и не замечал вокруг – сел в машину и кружил по городу, пока не стемнело.

Утомившись от этого бесцельного занятия, он подъехал к мотелю, приютившемуся возле окружной железной дороги, в районе под названием Бриктаун. Снял номер и бросился на постель. Он вновь и вновь вспоминал все, что произошло в больничной палате. Теперь, под стук колес и вой паровозных гудков, случившееся представлялось ему нереальным. Настолько нереальным, что его можно было принять за сон.

Одна только мысль не давала ему покоя: кто был тот худой высокий мужчина, оставивший его на пороге сиротского приюта много лет тому назад?..