Двенадцать отважных

А Мюллер все шел и шел по пустынной улице и все стрелял по окнам.

…На следующий день в селе снова были похороны.

С наступлением весны Вася стал чаще бывать у партизан. Возвращался оттуда повеселевшим и необычайно разговорчивым. Ребята дивились его памяти: он умудрялся запоминать чуть ли не слово в слово длинные сводки Совинформбюро. И передавал их, невольно копируя голос диктора.

Особенно ребята любили слушать о боевых действиях партизанских отрядов, о чем теперь говорилось почти в каждой сводке. Да, вот это были дела! Прежде они и не подозревали, какая это силища — партизаны. А оказывается, они нападают на целые вражеские гарнизоны, уничтожают танки, даже — подумать только! — залповым огнем из винтовок сбивают самолеты. Словом, воюют люди все равно как на фронте.

После одного Васиного рассказа о партизанских делах — это уже было летом — ребята разворчались на себя.

— А мы-то! — сердился Борис, размахивая своими длинными руками. — Какие уж мы партизаны! За все время хотя бы плюгавый фашистский драндулетишко в кювет спустили!

— Ни одного фашиста не укокошили, — вторили ему другие ребята.

— А вы откуда знаете? — вдруг с загадочной улыбкой спросила Варя.

Цыган часто-часто захлопал черными ресницами.

— Так, может, ты… это самое?

— Еще чего! — ответил за Варю Борис. — Что, вы не знаете? Она фашистов жалеет.

Варя добродушно отмахнулась от него.

— Да уж хватит тебе. Заладил!

— Ничего! — кричала Лена. — Мы с Анатолием Каровым еще покажем этим фрицам!

— Да, ребята, кто еще придумал про Карова? Вася, ты?

— Мы остановились на том, — вставила Лена, — как нужно было спасать партизан.

— Верно, — сказал Вася и начал читать:

«В тот вечер Каров собрал свой небольшой отряд в землянке. Он сказал:

— Завтра на рассвете гитлеровцы должны расстрелять наших…»

— Это он тогда узнал, когда переодевался немецким офицером? — спросила Лена.

— Да, — ответил Вася. — «Глубокая тишина наступила в землянке, — продолжал он.

— Где? — наконец спросил Сергей.

— Наверно, во дворе тюрьмы, — ответил Каров. — Нынче они боятся вывозить осужденных из города.

— Что же теперь делать? — спросил Николай Степанович. — Тюрьма ведь за толстой кирпичной стеной, а вокруг часовые с собаками.

— А на углах пулеметы, — прибавил Сергей убитым голосом.

— Есть выход, — сказал Каров твердо. — И мы спасем наших дорогих товарищей любой ценой!

Наступил рассвет. Было сыро и холодно, дул ветер. Но Анатолий Каров и его смелые бойцы не боялись непогоды. Через окно чердака Каров увидел, что враги вывели во двор пленных партизан. Они стояли, гордо подняв головы. Их не пугала смерть. Холодный ветер развевал их непокорные волосы.

Десять солдат с ружьями и лейтенант уже шли через двор к пленным.

— Пора! — сказал Каров и нажал гашетку пулемета. Сухая очередь прорезала воздух. Лейтенант взмахнул руками и упал навзничь. Над ухом Карова застучал автомат — это Сергей стрелял в пулеметную будку на углу ограды.

Спокойно и уверенно Каров прошелся длинной очередью по фашистским солдатам. Одни падали, другие бежали по двору, но всех настигала его меткая пуля. И тут раздался оглушительный взрыв. Это взлетела на воздух вторая пулеметная будка вместе с куском ограды. Пленники радостно бросились к проходу. А снаружи навстречу им уже бежали партизаны.

Но враги тоже не дремали. Из казармы выскочили автоматчики и хотели было стрелять, но все упали под пулеметным огнем Карова. Он не давал охране догнать беглецов, но все же врагов было много, и они стреляли из-за угла, из окон и дверей.

И в это время пулемет Карова замолчал.

— Ленту! — крикнул Каров, хватаясь за автомат.

Полищук быстро сменил ленту, но вот беда: фашисты успели поставить в угловом окне тюрьмы пулемет и били сейчас прямо по чердаку. Засвистели пули, посыпались щепки. Правда, освобожденные уже скрылись за углом, но уходить было еще рано, потому что партизаны, прикрывавшие их отход, лежали сейчас у ограды, прижатые к земле шквальным вражеским огнем.

Пули застучали уже по щитку каровского пулемета.

— Ленту! — крикнул Каров, но Полищук не двигался. Каров схватил новую ленту из окоченевшей руки Полищука, и в тот же миг пуля обожгла ему лоб.

— Пора уходить! Идут сюда! — крикнул Сергей.

— Рано.

Враги стреляли уже внизу, у самого дома.

— Уходите, товарищ командир, я останусь.

— Я не уйду. Это мой долг, — ответил Каров, строча из пулемета. По лицу его текла кровь.

И только тогда, когда партизаны все-таки отползли от ограды и скрылись в переулке, Каров сказал:

— Идем!

Вражеские сапоги уже стучали по лестнице. Каров и Сергей бросились через чердак к другому окну и увидели, что дом уже оцеплен фашистами. Сергей кинул вниз гранату, а Каров крикнул: „Прыгай!“ — и направил автомат вниз. Сергей прыгнул, за ним прыгнул Каров. Во дворе были одни убитые. Они бежали по двору, пригнувшись, а над головой свистели пули.

Но на улице они столкнулись с врагами. Каров дал очередь. Кончился диск. Он выхватил маузер и бросился прямо на врагов. Перед самым его лицом сверкнул парабеллум. Каров отскочил в сторону, но пуля вошла ему в правое плечо.

— Врешь, не возьмешь! — гордо крикнул он, перехватив маузер в левую руку. Но фашист уже рухнул, сраженный прикладом Сергеева автомата.

Они вбежали во двор, стреляя и бросая гранаты. Потом перемахнули через забор и помчались к балке. Повсюду слышались выстрелы: это партизаны, отстреливаясь, уходили в лес».

— Вася! До чего же здорово! — воскликнула Оля. — Ну просто замечательно!

— Одно только плохо, — насмешливо сказал Борис. — Каров сделал много, а мы — с гулькин нос.

— Мы делаем все, что нам поручают, — ответила Надя.

— А можем делать больше, — возразил Борис.

— Ну что? Опять ты про налет?

— Конечно.

— Я не знаю, — медленно начала Надя, — может быть, лучше вам и не говорить… Вчера мне мой лазутчик…

— Кто, кто?

— Да Гришка Тимашук, — улыбаясь, повторила Надя, — как всегда, подстерег меня в проулке и сказал, что завтра или послезавтра у них соберутся офицеры. Бедняга он! Стоит, губы дрожат. Все равно, говорит, я жить не останусь. Отец у меня предатель. А я ему: не горюй, дети за отцов не отвечают… Так вот он и рассказал мне, что в их доме собираются фашисты. Отец, говорит, таскает в дом консервы, бутылки. Много, много всего.

— Ну конечно, — вставил Володя Моруженко. — Мюллер хочет этим показать — вы, мол, не думайте, что наши дела плохи! У нас-де все распрекрасно! Мы пируем!

— И вот теперь самое время нам напасть на них, — подхватил Борис. — Подкрадемся к окнам…

— И бах, бах! Трах-тах-тах! Бум! — закричал Цыган. — А потом мы консервы у них захватим.

— Так там же часовые, — сказал Вася.

— Бросьте! — взмолилась Варя. — Бросьте даже и думать. Они перебьют вас — и все.

— Нет, не перебьют! — настаивал Борис. — Мы подождем, пока они перепьются, и окружим дом.

Он говорил уверенно. Видно было, что все это он обдумывал уже не раз.

— Мы пойдем все семеро. Оружие у нас есть — два автомата, две винтовки, три пистолета. Как раз на семь человек. Двое стреляют в часовых, остальные по окнам. Фашисты не успеют опомниться, как будут на том свете.

— Неплохо, — веско сказал Анатолий Прокопенко. — Можно подумать.

— Так я же и говорю, что нужно подумать! Кто какое оружие возьмет… Кто где станет… Кто будет начинать…

— Нужно подумать и о том, — вставил Вася, — что из этого получится.

— Весь народ кровь проливает, о себе не думает, — сказал Толя Погребняк.

— Это правда, Вася, — сказала Надя.

— Мы на них нападем, — горячо продолжал Борис, — потом разбежимся. Гитлеровцы подумают, что партизаны. До сих пор все только мы своих хоронили. Пускай и они своих похоронят.

— А про нас никто не догадается! — подхватил Толя Цыган.

— Давайте, давайте! — сказал Володя Лагер. — На что же в конце концов нам оружие, если оно у нас в земле лежит?