Игромания

– Но, мы то знаем, что тебя грызёт зависть к соседкам и денежки тебе очень нужны.

– Да, милок! Что мне делать, я просто и не знаю, – старушка ещё туже завязала концы платка под подбородком. Глаза её горели сухим блеском. Она хотела перекреститься, но рука не поднялась.

– Да, я иду на чёрное дело, – произнесла она тихо.

Тимошка подмигнул ей снова и сказал:

– Давай Степанида Тимофеевна, дуй-ка ты к вечеру в соседнее село, якобы к своей дочери, а я всё сам сделаю в лучшем виде. Твой постоялец уйдёт завтра утром и даже не возьмёт свои тридцать рублей обратно. И деньги за ремонт твоей калитки и крыльца. Он не такой человек, он просто очередной раз разочаруется в людях. Но, тебе – то деньги важнее? Правда, ведь, старуха?

– Да, сама не знаю, что со мной. Всё это треклятые деньги.

Она накинула чёрную шаль и, схватив посох, пошла по дороге. А в это время, по другой дороге с рыбалки возвращался художник и предвкушал мирную беседу и чай с пряниками и конфетами.

*

* *

На другое утро вернулась Степанида в свой домишко. Ни треноги, ни удочки в сенях не было. Осиротела изба. Старушка прошла в бывшую комнату художника и обомлела: на столе стояла та самая картина. Из-под простой, но аккуратно сбитой рамы торчал листок. Трясущимися руками она расправила бумагу. Буквы были крупные, печатные, специально для старческих глаз:

“Дорогая Степанида Тимофеевна! Не корите себя понапрасну. Знаю я, что злые языки с душой человеческой делают. И вас неплохо узнал, во время наших посиделок. Незачем вам на старости лет муки совести испытывать. Так что будьте спокойны, зла я на вас не держу. А картина – это вам подарок, на добрую память”.

– Эх, что же я наделала, дура-то старая! – всхлипнула Степанида.

А на картине, как совсем недавно весной в саду, полыхали бело-розовой кипенью яблони.

Было слышно, как в калитку уже стучал Тимоха:

– Эй, открывай, Степанида Тимофеевна, я жильца привел. А с тебя два пузыря! Не забудь!

Старуха тяжело вздохнула, бросила взгляд на картину и побрела открывать калитку.

Другая жизнь

С раннего детства Ирина любила рисовать. Сначала это были цветные карандаши, которыми она раскрашивала в альбоме героев сказок, а затем появились и рисунки акварельными красками. Жила она с родителями в небольшом городке Бологое, возле железнодорожной станции. Места вокруг были очень живописные. Учась в школе, Ирина любила уходить на целый день из дома и бродить по полям, лугам и перелескам, делать зарисовки.

Родители частенько ругали её за такие дальние отлучки.

– Иринка, ты опять сегодня уходила так далеко? Разве тебе не страшны такие одинокие прогулки? Взяла бы с собой подружек – волновалась мать.

– Что ты мама, я совершенно не боюсь леса, для меня этот лес, как родной дом. А люди плохие мне не встречаются.

– Пока не встречались, но могут и встретиться, обидеть. Да мало ли что! – мама укоризненно смотрела на дочь.

Однажды, гуляя, она попала в очень сильную грозу. Небо вдруг потемнело, черные тучи заволокли всё вокруг, раскаты грома и молнии сильно напугали её. Укрыться было негде, и она добежала до близлежащей раскидистой ели. Ведь капли дождя не проникают через крону, а стекают по веткам. Она села на опавшую хвою и прислонилась к стволу дерева. Незаметно для себя она заснула под шум капель дождя, и ей приснился необычный сон. Ей приснился Париж, Лувр, Елисейские поля, Монмартр. Когда она проснулась, то гроза уже прошла, и стало темнеть. Скорее надо бежать домой, а то мама будет волноваться, – опомнилась Иринка и припустила что было сил по дороге.

Конечно, дома уже все переполошились, но когда она пришла, родители облегчённо вздохнули.

– Иришка, ты больше не уходи так далеко и надолго, – мама так обрадовалась, что всё обошлось, что не стала её сильно ругать за столь долгое отсутствие.

* * *

Годы мелькнули как молния, и вот уже выпускной бал в школе. Конечно же, она мечтала поступить в художественное училище, а затем в Академию им. Репина. Выбор был прост – сесть на поезд «Красная стрела» и умчаться в Ленинград. Родители проводили Ирину на перроне станции Бологое.

Ленинград 70-х годов встретил её радушно и гостеприимно. Ирина приходила в восторг от проспектов и улиц, дворцов и фонтанов. Её восхищали белые ночи и развод мостов, музеи и театры. На Невском проспекте продавали сахарные трубочки за 15 копеек – любимое мороженое гостей и жителей Ленинграда. На набережной Васильевского острова часто пахло свежими огурцами – это рыбаки продавали свежевыловленную корюшку. Ирина успешно сдала вступительные экзамены и была зачислена на первый курс. После экзаменов она поехала в Бологое, а к 1 сентября вернулась в Ленинград и началась новая студенческая жизнь. Тусовки, песни под гитару известных бардов – Высоцкого, Окуджавы, Визбора, Галича и многих других. Иногда она сидела возле Казанского собора на Невском, а рядом кучковались хиппи. Дешёвый портвейн, питерская колбаса в нарезку, сыр, в провинции такого не продавали. Студенты часто посещали знаменитые пригороды – Пушкин, Павловск, Петергоф, Гатчину, Ломоносов и много других замечательных мест.

И вот три года пролетели незаметно. Ирина блестяще защитила дипломную работу и получила диплом с отличием. Закончив учёбу, вернулась к родителям в Бологое, где снова продолжились прогулки по знакомым местам и этюды. Портреты писать ей не нравилось, только несколько работ по обязательной программе. И причина была одна, ей казалось, что в 19 веке были лица, а теперь только одни морды. Очень редко стали встречаться одухотворённые и выразительные лица.

Но единение с природой снова закончилось, нужно было продолжать образование – ехать в Ленинград и подавать документы в Академию имени Репина. Здесь её приняли без вступительных экзаменов. Академия живописи находилась в красивейшем месте – на набережной Невы.

И вот новый коллектив, но на этот раз всё гораздо серьёзней. Здесь, в стенах Академии она встретила свою первую любовь.

Это был очень симпатичный и стройный юноша, как и она, начинающий художник. Их любимым занятием стало посещение музеев и художественных галерей, коих в Ленинграде немало. Вернисажи тоже посещали вместе. Ирина и Костя, так звали юношу, часто бывали в сквере театра имени Пушкина. Там художники выставляли свои работы и у них можно было заказать свой портрет. В любимом ими Эрмитаже был огромный зал авангарда, импрессионистов. Здесь были работы Ренуара, Матисса, Ван Гога, Сальвадора Дали, Пикассо и других художников. Но самым привлекательным для них был первый русский импрессионист Константин Коровин. Ирина решила познакомиться с биографией великого художника, тем более, что и её друга тоже зовут, как и художника – Костя Коровин. Она узнала, что Константин Коровин в 14 лет поступил на архитектурное отделение Московского училища живописи ваяния и зодчества. Через год перешёл на отделение живописи, учился у Саврасова и Поленова. В 1888 и 1892 году он поехал в путешествие в Париж, где осваивает новый стиль в живописи – импрессионизм.

Начиная с 1900 года, Коровин много времени отдаёт театральным декорациям и костюмам.

Его ученик Н. М. Чернышев вспоминал слова мастера:

“ Живите в своей комнате окруженной красками, акварелью, пастелью. Пишите, пробуйте себя во всём. Больше ешьте, будьте здоровым, весёлым, но всё для искусства. Лучше жить в норе и, терпя всякие лишения, наслаждаться своим искусством. Знайте Веру, Надежду и Любовь, и во всех лишениях помните эти три благодетели”.

После революции Коровин много занимался вопросами сохранения памятников искусства. В 1923 году, по совету наркома Луначарского уезжает в Париж. Умер Константин Алексеевич Коровин в 1939 году в Париже.

Эти сведения о русском художнике потрясли Ирину до глубины души, как и его работы. Ирина решила, что именно импрессионизм наиболее близок её собственному стилю.

А тем временем, влюблённый в неё Костя посвятил Ирине свои первые стихи: