Страница 9 из 10
Минута, словно целая жизнь.
Разбавляем алкоголем внешнюю скуку или внутри смуту?
А, все равно ее грызть…
Так почему не со льдом?
Все несущественное вдруг стало существенным,
Все нематериально резко стало вещественным,
Не отложить на потом.
На потом, два по пятьдесят и со льдом…
День допивает кровь из бокала заката,
Все спешат куда-то.
Странно. Любят воздух и даже могут на чем-то летать,
Но не смотрят в небо, любят страдать и мечтать,
Наверное, поэтому и могут только во сне по-настоящему летать.
Да все такие же, да и я такой же,
Для кого-то похожий на остальных прохожий.
Всем ведь нужен уют и покой же,
Но просят об этом всегда слишком поздно.
Поэтому нельзя лезть за чужие свободы.
В чужие монастыри со своими воеводами.
И не потому, что у них так часто закрыто,
Просто мы так редко для кого-то открыты.
Просто все, карты вниз и карты биты…
Нужно думать о тех, кому хуже,
Чтобы совсем уж не утонуть в первой попавшейся бренности луже,
И не забывать о тех, кому всегда было жить легче и лучше,
Параллельно думая о вселенском удушье
Справедливо тех, кому несправедливо лучше.
Страшно
Страшно. Очень, очень страшно.
В любимых вы веру не теряйте,
Это очень, очень и очень опасно -
Предать напрасно.
Жизнь и без того не столь прекрасна,
Сколь и мало чем притягательна.
Что правда отвратна,
Что ложь абсолютно безобаятельна.
Жизнь…
Да что жизнь?
Проститутка преклонных лет.
На края ее морщинистых плеч
Падали и падают горы разных бед.
Без декораций и прикрас видна одна лишь голая суть.
И вместо того, чтобы линии гнуть,
Абстрагируйтесь от всех конфронтаций,
Останьтесь на секунду в режиме гибернации,
Не выходите хоть раз из стагнации,
Забудьте о мобильности, стратификации,
Откажитесь от призвания, рода и фракции
И перед вами выстелется путь,
Да, та самая голая суть,
Которая не давала уснуть.
Догматизм суждений,
Гордость и предубеждение,
Они убивают всяческие отношения…
Слушать всех, но жить по-своему,
С волками жить, по-волчьи выть,
Но, сука, выть по-своему!
Страшно. Очень страшно.
Страшно и странно
Всех ненавидеть.
Не так уж и гуманно
Всем плохого желать,
Но правды не видеть
И себе врать
Гораздо легче и приятнее.
Приятнее глядеть
Через опасный обмана туман.
Сложная стихотворная форма и
Своеобразный речевой оборот
Говорят им, что это искусство
И понять его сложно, но,
Боюсь, все, наоборот,
И даже между строк здесь будет пусто.
Ненавижу все усложнять.
Просто не могу ничего сделать проще.
Обидно. Им трудно меня понять,
Я не могу понять их вовсе.
Страшно. Страшно любимых терять.
Верьте им,
Верьте в них,
Доверьтесь себе
И все вдруг станет проще
В вашей нелегкой судьбе…
Им не понять
Я сквозь вас всех глядел.
Там снег блестел
Белый, на чёрной земле,
По всей поля зимнего длине.
Миром правят двойные стандарты и
Однобокие взгляды людей.
Поскорее, фальстартом, с перрона в плацкарт,
До плацдарма и дальше по карте стандартов.
Что ты можешь мне сказать?
Один лишь только косой взгляд
И я готов рвать и метать.
Быть избитым и бить,
Быть убитым и убивать,
Обескровленным стать
И самому чью-то кровь испить.
Её пролить
И в этом море бордовом плыть.
Святым мне точно не прослыть,
Мне вас всех уж точно не простить
Ровно столько же, сколь и вам меня не понять.
Все могут лишь пинать,
Лишь без толку кричать.
Где же благодарность ваша?
Где хвалёное "спасибо"?
Я безвозмездно прославляю в который раз вас всех, ублюдков.
Промежутки предрассудков украдены
Неверным светом в дыме самокруток.
В вас таятся истлевшие и скомканные,
Неудачами нереализованные
Детские рисунки,
Ах, право, злая Бога шутка -
Не дать право шутам притронуться к своим королям, а королям
К своим же тронам заветным ни на минутку.
Экстраординарный репертуар
Звезды элитарной
Заслоняет светоч мой полярный,
Вот и вся благодарность ваша,
Зато я принимаюсь как данность.
Привыкли?
Толерантные домотканые доминанты,
Социума эмигранты.
Натянутая странность,
Чертова сохранность,
Аккуратная жадность
Сжираемая вероятностью погаснуть
В беспощадной важности
Квадратной индивидуальности,
Такой угловатой, туповатой, банальной горизонтали вертикальности.
Не страшно не понять,
Страшно быть не понятым.
Проклятый, свергнутый
Король, народной волей заколотый,
Художник, в красках утопленный.
Сидишь весь свернутый, согнутый
Под деревом кронистым
С бокалом поднятым,
Один, лишь ветром понятый и поднятый.
А в бокале вино или яд?
Какая разница, что они все говорят,
Если им всем никогда не понять?
Могут хвалить и любить,
Обожать и ценить.
Могут поносить и бранить,
Гонять и гнобить.
Могут душу спасти,
А после вырвать из груди
И убить…
Сказка или быль,
Кто бы в ней тебя ни любил,
Им никогда не понять тебя,
Кто бы это ни был
Он сквозь взгляд её глядел,
Там, где снег чернел,
Кровью пропитанный,
На, теперь уже, бордовой земле.
По всей поля зимнего длине…
Оставь мне только боль
Отстань, уйди, брось!
Сожги, убей, уничтожь!
Только тьма и злость,
Только кровь и боль,
Оставь мне эту роль!
Прочь!
Оставь мне только боль.
Оставь передо мной нагую злость.
Оставь за собой пустоту и ненависть.
Насыпь на раны мои соль,
Если больше ничего не нашлось,
Иди на свободу.
Стань беззастенчивой, невежественной,
Какой-нибудь млекопитающей,
Какого-нибудь неогена.
Летающим китом
Или мёртвой принцессой – все равно,
Только не полыхающим, раскаленным огнём
Стуком живого сердца.
Эти звезды сияют для тебя,
Горят и даже лгут тоже для тебя.
Кто эти звёзды?
Так сияет только чья-нибудь гордынь.
Смерть седых,
Вежливость худых,
Нетвердые ушли на вечный передых.
Звезды горды?
Они вредны для молодых,
Для остальных чужды.