Страница 1 из 26

Марсианская роза

Синякин Сергей Николаевич

Сергей Синякин

Марсианская роза. Повести и рассказы

Яркан звездного паука

Глава первая

И тут невидимый враг нанес удар по светилу.

На голубоватой поверхности солнца образовалось темно-багровое пятно, медленно, но заметно пульсируя, пятно это распространялось по поверхности звезды, наконец, звезда выстрелила во все сторонами огненными и жгучими протуберанцами, корона ее яростно закипела. Волна раскаленной плазмы устремилась в стороны, выжигая и превращая в пульсирующие шарики окружающие звезду планеты.

Все кончилось быстро. Огненная волна накатилась на окружающее пространство и откатилась назад, звезда изменила свой цвет – теперь она была багровой, и по поверхности ее гуляли черные пятна. Да и сама звезда перестала быть таковой. Она вытянулась, превращаясь в эллипс, потом в центральной части эллипса обозначилось сужение, словно в пространстве делилась гигантская амеба.

Дрожащие капельки, еще недавно бывшие планетами, стремительно притягивались к бывшему светилу, разделившиеся багровые части звезды вновь медленно сходились воедино; темнея, звезда сливалась с окружающим пространством, несколько лет – и на месте звезды образуется еще одна черная дыра, появление рядом с которой окажется гибельным для всех созданий Вселенной, ведь, захваченные выросшим притяжением невидимой звезды, они превратятся в энергию, чтобы питать ее все возрастающую мощь.

– Впечатляет, – отворачиваясь от экрана, подвел итог Армстронг. – Такому оружию нам нечего противопоставить. Противник, разрушающий звезды, слишком серьезен, чтобы мы вели с ним успешную войну.

– Именно так погибли цивилизации ориан, скуттеров, линдов, – сказал Брызгин. – Этот враг не ставит ультиматумов, он не требует ничего, он просто появляется неожиданно и гасит звезды. С ним невозможно договориться, никто не знает, где его можно найти и как к нему обратиться.

Армстронг удивленно поднял редкие брови. Его бледное абсолютно лишенное растительности лицо осталось невозмутимым. Двести прожитых лет научили Армстронга выдержке. В начале своей научной карьеры, до того как стать звездной величиной, Армстронгу довелось немало полетать к планетам-гигантам Солнечной системы на несовершенных изотопных планетолетах.

– Собственно, почему все решили, что это агрессор? – задумчиво спросил Армстронг. – Не проще ли предположить, что мы имеем дело с обычным физическим явлением космических масштабов? Сравнительные характеристики погибших звезд, разумеется, уже подобраны. Кто-нибудь изучал их? Нет ли у всех звезд чего-нибудь общего?

– Общее у всех звезд одно, – сказал Брызгин. – Все погибшие системы являлись стабильными, и не было ни малейшего намека на их возможную гибель. Линды в астрофизике намного обогнали нас, но и они не проявляли никакого беспокойства. А в результате – нет больше цивилизации линдов, только несколько экипажей космических кораблей, высадившиеся на космодромы Содружества после гибели их собственной системы. Представляете, что это значит – пережить собственную цивилизацию, потеряв не только близких и родных, по сути дела потеряв смысл самого существования?

– Знаю, – сказал Армстронг без улыбки. Бледное лицо его оставалось бесстрастным. – Я уже бывал в колонии на Эль-Ди.

Колония на планете Эль-Ди была создана Содружеством для таких, как уцелевшие линды. На планете в системе Сириуса проживало несколько тысяч разумян, потерявших свои цивилизации. Содружество помогало им всем чем могло, но не могло помочь справиться с бедой. Сочувствие здесь было излишним. Колонисты с Эль-Ди не просто лишились всего, они потеряли нравственную опору – ни социума, ни религии, ни философии, созданной их народами, больше не существовало, а те обрывки знаний, которые колонисты еще сохраняли, стали бессмысленными. Армстронг даже не представлял, как продолжали жить эти люди, сам он никогда бы не смог жить, зная, что Солнца и Земли больше нет, что вместо зеленой его родины где-то в космическом пространстве черным невидимым пауком таится черная дыра, скрывающая за горизонтом событий все следы однажды случившейся трагедии.

С затаенной печалью он поглядывал на Брызгина. Андрей Брызгин был молод, ему еще не исполнилось двадцати пяти лет, поэтому прибегать к услугам геноинженеров, чтобы законсервировать свой возраст, ему еще было рано. Обычно к услугам генотехники прибегают лет в тридцать, тридцать пять, потому и Земля выглядит теперь так молодо, да и в колониях ее людей, подобных Армстронгу, почти не осталось. После шестидесяти лет мало кто консервировал свой возраст, психологически это оказалось неприемлемым для большинства землян. А в более ранние годы генотехника, к сожалению, таких успехов не достигала. Здоровье подправить – пожалуйста, биоблокаду установить, избавив людей от тысяч болезней, – тоже запросто, но старость оказалась не слишком податливой, ее удалось победить всего столетие назад. Армстронг рискнул, ему было очень интересно жить, слишком много оказалось во Вселенной неразрешенных загадок. Он рискнул и получил дополнительный срок. Но не молодость, хотя и это, говорят, было вполне возможным, только вот жизнь Армстронга уже устоялась, и менять ее на молодость он не желал. «Консервативность, – с неожиданным огорчением подумал Армстронг. – Вот в чем дело. Я уже не могу представить себя молодым, не могу представить, что можно влюбляться в девушек, заводить семью. Я просто слишком стар для того, чтобы повторить однажды пройденный путь. А эти ребята родились значительно позже, поэтому у них нет комплексов, они уже привыкли и считают, что вечная молодость вполне обычна, поэтому они даже не торопятся ее обрести, каждый ищет для себя оптимальный возраст…»

– Я посмотрю, – сказал он. – Оставляйте выкладки.

Брызгин поднялся.

Был он высок, плечист и, наверное, очень нравился женщинам. Кровь трех рас смешалась в нем, и каждая дала Брызгину все самое лучшее своей расы. Европейская кровь дала статность его фигуре и белую кожу, азиатская – разрез глаз, выдержку и невозмутимость, полинезийская кровь дала этому человеку красоту и наделила его острым любознательным умом, который стремился познать недоступное. Он был очень хорош, этот молодой парень, и он взял у своих предков все, что только можно было взять.

Генотехника позволяла исправить недостатки человека еще во время беременности, когда зародыш только начинал развиваться. Поэтому низкорослых и некрасивых людей среди нынешнего поколения землян почти не было. Исключением мог быть лишь ребенок, родившийся в космосе, вдали от диагностического оборудования и геноклиник. Правда, и в этом случае риск сводился к минимуму. Мог ли родиться больной или некрасивый ребенок у двух родителей с прекрасным набором здоровых генов? Это могло произойти лишь в результате рецессии, но такие случаи выпадали один на миллиард, если не реже.

– Тогда я пойду, – сказал Брызгин. – Не буду вам надоедать. Вы знаете, как меня найти.

Армстронг кивнул.

Оставшись один, он некоторое время продолжал неподвижно сидеть в кресле, осмысливая полученную от Брызгина информацию. Информация о космическом агрессоре была секретной, и Армстронг хорошо понимал, почему это делается. Незачем будить беспокойство людей. В случае опасности они просто не смогут сидеть сложа руки и ждать. Но ведь и что делать, было совершенно неясно. А когда человек начинает что-то делать, не представляя, во имя чего он это делает и каковы будут последствия, ни к чему хорошему его действия обычно не приводят. Мы это не раз уже проходили. Разве не потому умалчивался сто двадцать лет назад сход с обычной орбиты астероида Надежда? Сто двадцать восемь километров в диаметре, это была не просто каменная глыба в несколько миллионов тонн, это была бомба, летящая к Земле. И что произошло бы, если тогда о ней стало известно жителям Земли не после того, как Надежду увели за пределы Солнечной системы, а до?