Не по совести

От внимания Азмиры не ускользнул столь пристальный интерес старшеклассника, но не видя с его стороны никаких шагов к их сближению, не зацикливала на этом внимания, переживая только за то, как прокормить себя и семью. Его она про себя называла: «недостойным молокососом и отчаянным трусом», не смевшим «разорвать» их разницу в общественном статусе. Она не понимала, что парень, охваченный страшным смущением, сам, видя, как возле девушки «вьются» самые красивые и состоятельные мальчики школы, не смел к ней приблизиться, сокрушенно переживая, что она на него даже не взглянет. Так и тянулись для него унылые дни старших классов, пока, наконец, девушка после девятилетнего выпуска не забросила окончательно школу. Одиннадцатый год Холод заканчивал при полном отсутствии в образовательном учреждении «объекта» своего воздыхания, на долгое время потеряв ее след.

Встретились они лишь спустя долгое время, когда Андрей уже поступил в Нижегородскую академию МВД России, где проходил обучение на первом курсе по специальности: «оперативно-розыскная деятельность ОВД». Тагиева тогда уже была профессиональной путаной, не имея других навыков зарабатывать деньги. Случайно повстречав на улице давнего воздыхателя, она хотела было пройти мимо, совершенно его не заметив, но к тому времени уже достаточно осмелев, парень сам окрикнул прекрасную девушку:

- Азмира, постой. Я давно пытаюсь тебя разыскать: мне очень нужно сказать тебе что-то важное.

Проститутка, тогда, очень спешила на встречу к очередному клиенту, поэтому не могла терять времени, но ошарашенная такой смелостью недавнего застенчивого юнца, невольно остановилась.

- Чего тебе надо? - произнесла она, запыхаясь от быстрого шага, - Давай, только быстрее: я очень спешу.

- Как бы нам с тобой встретиться в более спокойной располагающей к общению обстановке? - спросил в тот день юноша, пытаясь завязать с ней контакт, - Может оставишь мне свой телефончик?

- Записывай, - «брякнула» недовольно Тагиева и продиктовала молодому курсанту (одетому, кстати, в полицейскую форму) свой сотовый номер.

В тот день Холод уехал обратно учиться и смог вернуться в родное Иваново только-лишь через месяц. Когда, в один прекрасный момент, у Азмиры зазвонил телефон, почему-то в тот самый момент, когда она ублажала очередного клиента, девушка сначала не поняла, кто с ней сейчас разговаривает.

- Мира (так ее звали друзья и знакомые), привет – это я.

- Кто такой – я? - недовольно «бросила» она в свой мобильник.

- Холод Андрей, - немного смутившись от тона своей собеседницы, промолвил звонивший, - помнишь такого?

- Чего тебе надо? - не меняя своих интонаций, грубила Азмира, - Я сейчас занята.

- Ты обещала, что позволишь пригласить тебя в ресторан, - настойчиво продолжал юный влюбленный.

- Что-то я такого не помню, - усмехнулась молодая путана и тут же, почувствовав, что это именно то, о чем она беспрестанно мечтала, ухватилась за эту возможность, как рыбак подсекает пойманную им только-что рыбу, - хотя ладно, давай приглашай.

В тот день они сговорились на встречу и с тех пор между ними установилась прочная платоническая любовная связь, в которой девушка не спешила переходить к более близкому отношению. Она не торопилась посвящать дорогого возлюбленного в теневую сторону своей жизни и раскрывать перед ним сразу все свои «карты», интуитивно понимая, что «рыба» еще не до конца заглотила «крючок».

С тех самых пор, появляясь в Иваново, Андрей сразу же назначал свиданье любимой им девушке и вел ее в полюбившийся им ресторан с красивым названием: «Чайхана», располагавшийся на площади Пушкина.

Вот и сейчас Тагиева согласилась на встречу, обозначив время в девятнадцать часов на их старом месте. Поэтому она и спешила, ведь ей, поскольку она приняла уже ванну после последнего в этот вечер клиента, нужно было нанести скромный не вызывающий макияж и нарядиться соответственно случая. Заскочив по пути в магазин, чтобы купить родителю водки, Тагиева забежала в квартиру, где, одарив «любимого» папочку, проследовала в свой будуар и принялась там активно изменять свою внешность.

Она слегка подвела тушью ресницы, нанесла на веки легкие тени, «набросала» на щеки пудры, после чего облачилась в красивое чуть выше колен укороченное темно-синее платье, сплошь покрытое яркими блестками. Она купила его, на днях, специально для этого случая, и еще ни разу до этого времени не надевала. Оно так было ей к лицу, что Азмира непременно намеревалась сразить своим видом и так бывшего в ее полной власти возлюбленного. Поскольку, был уже июнь месяц, колготок она одевать не стала, облачив и без того прекрасные ноги в остроносые черные туфли на завышенном каблуке. Ее нынешний туалет заканчивался, в тон обуви, дамской сумочкой.

Когда она выходила из отгороженной от основных помещений каморки, ее отец уже «принял на грудь» не меньше четверки и чувствовал себя превосходно, наслаждаясь, как он считал, вполне удавшейся жизнью.

- Куда расфуфырилась, «шлюха»? - не смог он сдержать замечания, поразившись красотой своей дочери, - Опять пошла позорить родителя?

- Позорить!? - с негодованием воскликнула девушка, никак не желающая привыкнуть к такому хамскому обращению, - А, где Вы, папенька, были, когда мне в пятнадцать лет пришлось идти на панель? Водочку кушали? Вот так и кушайте, а то договоритесь и больше ее не увидите. Обижусь – уйду, тогда поглядите: самому придется идти зарабатывать.

Так сложилось, что девушка обращалась к отцу на «Вы» не потому, что его уважала, а, напротив, хотела так показать до какой степени тот ей безразличен. Мужчину сначала такое отношение к нему раздражало, но потом совершенно утратив чувство хоть какого-то там достоинства, он стал воспринимать это абсолютно естественно.

Азмира, еще раз одарив родителя взглядом, полным презрения, недовольно фыркнула и, словно легкий ветерок, выпорхнула на улицу. На дворе было еще светло, одета она была довольно прилично, поэтому такси вызывать не стала, а отправилась на площадь Пушкина на маршрутке. Как и положено девушке, она опоздала на пятнадцать минут.

Ее преданный кавалер уже находился на месте, где в томном ожидании ерзал на стуле. Он собирался в этот день сказать своей девушке нечто самое важное, поэтому никак не мог собраться с мыслями с чего же стоит начать этот, как он считал, судьбоносный для него разговор. Что же такое могло так тяготить душу этого юного еще человека? Подходил к концу первый семестр первого курса его обучения. Готовясь к экзаменам, он имел свободное время и имел возможность покидать учебное заведение. Эту небольшую отсрочку парень решил использовать для того, чтобы съездить в родное Иваново, где собирался сделать Тагиевой предложение выйти за него замуж. Для этой цели он, тайком от родителей, долго экономил выдаваемые ему капиталы и смог приобрести для любимой дорогое кольцо, пусть и с небольшим, но очень красивым бриллиантом. Именно его он собирался преподнести сегодня милой Азмире, вместе со своей рукой и, конечно же, сердцем. Вот такое серьезное обстоятельство и явилось причиной его крайнего возбуждения.

Когда прекраснейшая из всех молодых девушек легкой походкой вошла в помещение ресторана, «плывя» по паркету грациозно, словно бы лебедь по играющей глади спокойного озера, ей сразу же бросилось в глаза не обычное для нее состояние любимого человека. Нежно поцеловав его в щеку (дальше у них пока дело не заходило), она уселась на удобном стуле прямо напротив своего ухажера. Глядя на то, как его лицо меняется в красках, становясь – то бледным, то красным, а то бело-красным одновременно – она, изобразив крайнюю заинтересованность, уставилась юноше прямо в глаза, желая поскорее узнать, что явилось поводом такого его необычного, для нее, поведения. «Поедая» кавалера вопросительным взглядом, Тагиева его только больше смущала, заставив отвести в сторону взволнованный взгляд.

- У нас что-то случилось? - не желая оставаться больше в неведении, настойчивым тоном спросила Азмира, - Что, Андрюша, тебя беспокоит? Расскажи, я послушаю, и если это в моих, скажем, силах, то обязательно помогу.