Не по совести

Ее мать к тому времени, однажды опившись «до чертиков», не смогла «выйти» из охватившего ее состояния «белой горячки» и отправилась на вечное «поселение» на расположенное в черте города огромное кладбище. Отец принялся «горевать» по ее утрате сильнее обычного и уже совсем не выходил из своей коммунальной квартиры, заставляя дочь ежедневно покупать ему выпивку.

- Эй, «шалава», - кричал он ей, лишь-только она переступала порог, - принесла ли мне чего «полечиться»? Если нет, тогда иди на «хер» отсюда!

Их соседка, занимавшая две другие комнаты этой квартиры, была бабушкой – «божием одуванчиком», и ее возраст давно перевалил за восемьдесят пять лет. Аристархова Елизавета Ивановна (так звали эту старушку) была очень худосочного телосложения. Создавалось впечатление, что ее тело «высохло» само по себе, подвергаясь многолетним потрясениям и невзгодам. Лицо выпирало костями и скулами, обтянутое только высохшей испещренной множеством морщин кожей; глаза давно ввалились вовнутрь и были словно стеклянные с еле заметным зрачком, и как она умудрялась с их помощью видеть вызывало большое удивление у всех, кто мог ее лицезреть; нос был такой большой и к концу заостренный, что еще больше портил итак нехорошее впечатление; не содержащие влаги тонкие губы давно обесцветились и были всегда плотно прижаты, а раскрывались только в тех случаях, когда она изволила говорить; поседевшие волосы большей частью «повыпадали», оставшись на голове некрасивыми торчащими местами «ляпками», что служило причиной того, что она нигде не появлялась без скрывающей их одноцветной косынки; ее скрипучий недовольный голос нередко раздавался из обжитых ей помещений, когда соседи вели себя слишком шумно. Старой женщине принадлежало два жилых помещения в их трехкомнатной коммуналке, где она вела довольно-таки обособленный образ жизни. К ней никто никогда не ходил, так как она имела скверный вздорный характер и отвадила от себя всех родных.

Это что касалось старушки. Дальше следует не забыть еще об одном персонаже, проживающем в этой квартире. Сорокалетний Тагиев Ренат Тагирович был чистокровным татарином, переехавшим в город Иваново еще в самом раннем детстве вместе с родителями. Своим невысоким ростом Азмира была обязана именно этому человеку: он едва ли превышал сто шестьдесят сантиметров. Худощавое телосложение обозначало мужчину, не склонного к занятиям физической подготовкой, давно утратившего веру в светлое счастливое будущее; «про-черневшее» от постоянного употребления алкоголя и табака с обвисшими щеками и выпуклыми «подглазинами» лицо выдавало наличие заболеваний мочеполовой системы и желудочно-кишечного тракта; нос был прямой, расширяющийся к концу в виде синюшной картошины, испещренной многочисленными глубокими порами, точно такими же, как и на остальной коже его неприятной физиономии, покрытой густой многодневной щетиной; большие искрящиеся живым интересом глаза темно-карего цвета – единственное, что указывало на оставшийся в нем жизненный интерес продолжать влачить пагубный для других общественный статус; маленькие круглые ушки торчали в стороны, но чуть более, чем у его красивейшей дочери; черные с проседью волосы были острижены коротко и, не зная расчески, торчали взъерошено на полную их длину, не превышающую двух сантиметров. По характеру это был человек наглый, беспринципный, хитрый и очень трусливый: он проявлял смелость только в отношении прекрасной Азмиры, отлично зная, что та никогда не сделает ему плохо. Хотя случалось, что от его назойливых выходок, совершенных на почве беспробудного пьянства, терпение «лопало» даже у этой закаленной «улицей» девушки, и она устраивала ему разнос, но только словестно, высказывая в этом случае все, что «накипело» в ее давно уже не детской душе.

Вот в таком пагубном обществе и провела восемнадцатилетняя проститутка свои детство и юность. Однако, не зная никакой другой жизни, Тагиева не сетовала на судьбу, предпочитая глядеть смело в лицо всем невзгодам, пробивая себе дорогу так, как умеет. Она давно поняла, что мужчины сходят с ума от ее непревзойденно-прекрасного вида и активно старалась это использовать в своих личных мелкособственнических интересах. Зарабатывать юной путане приходилось достаточно: на скромное существование ей и родителю совершенно хватало, но она решительно была настроена выбраться из этой «помойки», куда ее «забросила» злая судьба, и собиралась прилично устроить свою личную жизнь.

Как и обычно, вернувшись от очередного клиента, Азмира взглянула на полупьяного батю, одетого в грязные порванные трико темно-синего цвета – прямо так (без трусов) на голое тело – и серую майку, застиранную до такой степени, что на ней не оставалось от дыр свободного места. Кроме всего прочего, он распространял такую ужасную вонь, что прекрасная девушка невольно подумала, как она еще терпит рядом этого мерзопакостного подлого человека, который еще набирается наглости ее оскорблять, именно поэтому, на его обидное обычное изречение вошедшая резко «бросила»:

- Каков отец, такая и дочь. Если родитель сам – проститутка, то чего ждать от неразумной девчонки. И вообще, будите кривляться, останетесь на бобах. Достаточно ли ясно я сейчас выражаюсь?

- Брось, дочка, - стушевался сразу мужчина, невольно осознав перспективы от ее недовольного настроения, - ты чего? Я же просто шучу.

- Зато, я нисколько не собираюсь, папаша, - отличаясь грубым ответом, проговорила восхитительная красавица, - по вашей с мамочкой-алкашкой вине я вынуждена была спуститься на самое «дно» этой нелегкой жизни. Так-что не Вам, моральный деградировавший «урод», говорить мне, теперь, эти вещи. Кстати, разлюбезный папочка, не хотите ли жареной рыбки?

- Не откажусь, - не чувствуя в вопросе подвоха, сразу же согласился полупьяный отец, - было бы не плохо иметь такую закуску.

- Тогда, пойдите, пожарьте, - уже веселея, сказала девица.

- А, если нету, - непонимающе промолвил Тагиев.

- А, вот в этом случае, сидите и не «трендите», - рассмеявшись от того, что ей удалось так ненавязчиво подловить не разумного батю, девушка вошла в их общую комнату, где у нее был отгорожен свой угол, куда не так проникал распространяемый Ренатом сногсшибательный запах.

Она не успела еще приблизится к разделяющему комнату самодельному фанерному перекрытию, как в забытую ею запереть на запор крепкую деревянную дверь ворвались двое молодых бритоголовых парней, явно, неинтеллигентной наружности.

Семья Тагиевых жила в двухэтажном доме еще сталинской планировки. В каждом подъезде располагалось по шесть квартир – по три на этаж. Они «квартировались» в помещениях, занимавших нижнюю часть этого небольшого строения, где имелось три отдельных комнаты, граничащих с местами общего пользования, включавших в себя коридор, кухню и сантехнический узел, и где совершенно не было ванны.

Для своей незавидной «работы» Азмира снимала однокомнатные, с отличным ремонтом, так называемые «апартаменты», для удобства оплаты деля их еще с тремя такими же проститутками, какой являлась сама. У каждого были свои определенные часы по приему клиентов, поэтому никаких накладок не возникало. Там можно было помыться, переодеться и придать себе вид, необходимый для произведения лучшего впечатления, сулившего возможность получения дополнительных чаевых.

Возвращаясь к описанию ее пропахшего вонью немытого годами родителя полу-обшарпанного жилья, следует непременно отметить, что их комнату, имеющую общий размер шесть на четыре метра, девушка с помощью фанерного перекрытия разделила на две равные части, в одной из которых расположилась сама, установив там кровать, шкаф для одежды и небольшой будуар, а вторую предоставив для захламления и распространения смрада родному отцу. Тагиева даже умудрилась смонтировать легкую дверь, чтобы наибольшим образом отделить себя от родителя.

Так вот: удачно пошутив над неразумным папашей, она спокойно направлялась в свою половину, когда в квартиру ворвались упомянутые выше два не внушающих доверия «молодца».

Первый – двадцатидвухлетнего возраста – был достаточно низкорослый с невыдающимся телосложением, не лишенным, при том, физической силы, что отчетливо определялось через выпирающие сквозь спортивный костюм грудные мышцы и бицепсы. Круглая голова его была острижена коротко, выделяясь светло-русыми волосами; глаза серо-зеленой окраски гневно «метали» прожигающие всех окружающих «молнии», «поясняя», что их владелец обладает безжалостным скверным характером, направленным на достижение лишь низменных целей; на гладкой белокожей левой щеке выделялся широкий шрам, пересекающий всю длину от виска до окончания нижней челюсти; нос был небольшой, сдвинутый набок, выдавая пристрастие к уличным дракам; тонкие узкие губы кривились в недружелюбной усмешке, обозная человека, в себе уверенного и готового идти до конца. Среди преступников он имел прозвище: «Костя-киллер», что указывало о его пристрастии к «отбору» человеческих жизней, нося, при том, нормальное имя: Беркутов Константин Николаевич.