Страница 41 из 68
Оставлю русским записи, пусть разберутся в пеналах. Дам им шифры к закодированному дневнику. Осознав возможный урон, им легче будет бороться с его последствиями, которые, увы, неизбежны. За прошедшие годы мной отправлено в организацию более пятидесяти «посылок». Сколько бессмысленных спецопераций проведено против русских. Я — должник, а долг платежом красен.
Бросаюсь выдвигать пеналы и доставать из них отдельные карточки в известном только мне порядке. Шифры скрываются под рукой, все в той же картотеке. В душе царит покой. Странно, и шум дождя за окном стихает. В комнате уютно и тепло. Кошка развалилась на клетчатом покрывале дивана и безмятежно дремлет.
…Вот и все. Заканчиваю свое письмо русским в надежде, что они поймут меня и в чем-то простят. Есть и другая сторона: где-то в мире работает их нелегал, тоскующий, возможно, по родине. Пусть русские не останутся безмолвными кураторами для своих агентов. Даже самый подготовленный из них обречен без редкого дружеского взгляда соотечественника. Мимолетного, но сердечного взгляда.
Тяжести на сердце нет. Улыбаюсь — значит, все сделано правильно. Не так ли, Анна? Спой мне на прощание.
«Источник сообщает, что 17 сентября при обходе лесного массива в квадрате X в 18.22 посетил дом научного сотрудника Пермского университета А. В. Горошина. Дверь в дом оказалась открытой. На полу большой комнаты был обнаружен указанный сотрудник с огнестрельным ранением в голову. Пульс не прощупывался, что свидетельствовало об отсутствии признаков жизни. Источник полагает, что смертельный выстрел произведен самим Горошиным. На полу, по левую сторону от тела, находился карабин “Сайга”. Какого-либо беспорядка в комнате не замечено. Признаков пребывания в доме посторонних лиц источник не выявил. На столе лежал запечатанный конверт с адресом на имя руководства УФСБ по Пермскому краю. Содержание текста в конверте источнику не известно. При покидании дома источник закрыл дверь на ключ. Тело Горошина оставлено в доме. В правоохранительные органы источник не обращался. По срочной связи источник передал информацию на обусловленный номер. Антон».
Капитан Нестеров дописывал сопроводительную справку к агентурному сообщению, когда раздался телефонный звонок.
— Нестеров, зайдите.
Голос начальника городского аппарата ФСБ Кулакова ни с каким другим не спутать.
Убрав недописанный документ в сейф, капитан отправился в кабинет руководителя. Заместитель начальника майор Вершинин и старший оперуполномоченный по особо важным делам капитан Климова находились в кабинете Кулакова.
— Разрешите, товарищ полковник.
— Заходите, Сергей Андреевич. А где сообщение Антона? — Кулаков удивленно посмотрел на подчиненного.
Прямо у порога пришлось объяснять:
— Товарищ полковник, сообщение в сейфе. Не хватило пяти минут закончить. Разрешите вернуться и дописать сопроводиловку?
— Давайте пока в устной форме, — начальник отдела махнул рукой в сторону стула. — У вас не складывается впечатление, что все мы проморгали ситуацию с Профессором? Агенты не заметили ничего, что свидетельствовало бы о возможной трагедии?
— Агент Антон за два дня до события побывал у Профессора. Никаких намеков на нервный срыв, на неудовлетворенность жизнью со стороны объекта не прозвучало. Агенты Смит и Комаров тоже встречались с Профессором в сентябре. И техника нам ничего не дала. Аудиозапись велась круглосуточно. Антон семнадцатого числа внепланово находился на обходе в заповеднике и обнаружил Профессора в доме без признаков жизни. По способу срочной связи он сообщил о происшествии на пост контроля. Естественно, сделал первичный осмотр места, возле дома осторожно прошел, чтобы зря не следить. К агентам вопросов нет.
— Сергей Андреевич, и все же давайте проанализируем поведение Профессора за минувшие две недели. Может быть, что-то тревожное проявлялось за последние дни? — попросил начальник гораппарата.
Нестеров задумался. Информацию, которая скопилась у него, тревожной назвать нельзя. С другой стороны… После небольшой паузы произнес:
— Думаю, товарищ полковник, нам все предстоит не раз проанализировать. Событие неординарное, и прямо скажу, только об этом и думаю. Внешне никаких признаков возможной трагедии не проявлялось. Очередной сеанс связи Профессор провел двенадцать дней назад. В Пермь он в сентябре не выезжал, и контактов в заповеднике у него за эту неделю с посторонними не было. Ходил накануне к озеру, что в полукилометре от дома, потом вернулся к себе. Слушал записи Герман. Не знаю, как и трактовать, крутил одну и ту же песню «Гори, гори, моя звезда». К слову сказать, неделю назад он ставил диск с концертом Фрэнка Синатры, но потом в доме звучала только одна песня в исполнении Анны Герман. Распорядок дня у него оставался обычный. Очевидно, дождь заставил отказаться от выхода в лес в день трагедии. Чем может заниматься одинокий человек, сидя в доме? Своими карточками, записями да что-то музыкальное для души поставить. Телевизор там не берет, сотовой связи нет, Интернета нет. Сами знаете, глушь несусветная.
Начальник кивнул:
— Знаю. Говорите, одну и ту же песню в исполнении Анны Герман слушал? Определенная странность в этом есть. Как вы считаете, Сергей Андреевич, Профессор мог догадаться, что все эти годы работал под контролем? Страх наказания не прижал его?
— Последний выезд для проведения сеанса связи не показал никакого волнения. Не зафиксировано ни проверок при поездке по тайге, ни эмоций при работе с техникой. Видеоаппаратура не выявила ничего похожего на переживания. После подготовки Профессором сеанса связи мы, как и прежде, заменили его флеш-карту, стоило ему пересечь границы красного сектора при выезде. Их спутник вечером получил порцию дезинформации. Приехав домой, Профессор капитальный порядок не наводил, «жучки» не искал. Наша аппаратура все фиксировала. Нет, уверен, ни о чем не догадывался. Все происходило в привычном режиме. Устал сильно Профессор. Думаю, вымотался.
Вершинин и Климова кивнули головами, соглашаясь с выводом.
Майор негромко проговорил:
— Разрешите. Согласен с Нестеровым. Посиди-ка пятнадцать лет в тайге на нелегальном положении, пожалуй, взвоешь. Но если без эмоций, то слова Нестерова подтверждаются средствами технического контроля. Зря Профессор так с собой обошелся, лучше бы к нам пришел. Человек он сильный, а тут слабину дал. Возможно, ошибаюсь. Слабый не позволил бы себе подобной концовки. По поводу мыслей о расшифровке… Думаю, он догадывался, что к нему на станцию приезжали наши сотрудники. Конечно, они говорили о желании полюбоваться на природу, на то, другое, но профессионала не обмануть. Мы рассчитывали, что он, устав от одиночества, рискнет обратиться к кому-то. Душу, так сказать, излить захочет. И психолог с Лубянки в той команде был, пытался объект на разговор вытащить. Парень наш с гитарой неплохо отработал. Нет, не сломил себя Профессор, однако ушел из жизни не из-за страха наказания. Непугливый он. Довольно решительный, если учесть, что несколько раз медведь в метре от него сопел. Только, что греха таить, сентиментальный с годами стал. Характер у него менялся и менялся быстро. Мы этого не учли. Выходит, в чем-то он нас обыграл. Да, к вопросу о странностях в поведении: около 16.05 выходил на крыльцо, где раздался смех. Что его насмешило, пока неясно.
В Москву про ситуацию со смертью Профессора доложили. По сути, контрразведывательную операцию после согласования с центром можно приостановить. И последнее: настоящего Горошина можно допустить до посещения Перми. Только пусть остается пока неузнаваемым на всякий случай. Посоветуемся с центром, нельзя ли будет найти Горошину дальнейшее применение.
Кулаков молчал. Неожиданный финал жизни объекта его расстроил. Привык за эти годы к псевдоботанику. Тот, естественно, не знал, как бережно его опекали, сколько бессонных ночей провели в тайге, следя за безопасностью Профессора, в том числе предотвращая угрозы со стороны диких животных. Медведя, правда, несколько раз не смогли отпугнуть. А какие кульбиты выписывали сотрудники на деревьях в тайге, чтобы контролировать поездки Профессора в точки проведения операций связи! И так все неожиданно закончилось.