Время сестер

Сед поднялся с кресла и выхватил платок, прикрывая сильный приступ кашля.

– Мой дом здесь, Харпер. Если доживу до конца следующего месяца, то будет уже семьдесят два года, как я родился тут, прямо в том деревянном домике. – Он показал рукой в сторону озера. – Здесь я и умру. Что ж, увидимся в двенадцать?

– Я готова ползти по битому стеклу, лишь бы попробовать твоих гамбургеров, – улыбнулась она. – Дядя Сед, какой-то кашель у тебя нехороший. Ты к врачу ходил?

– Очень много раз, дитя мое. Мы с Энни бывали у него вместе, раз в три месяца, пока у нее не нашли опухоль, а потом стали ходить еще чаще. Так что не забивай себе голову, моя хорошая, – сказал он и ушел.

Харпер швырнула чемодан на кровать и закрыла глаза. Перед ней мелькал образ Уайатта, на котором не было абсолютно ничего, кроме следов помады на лице. На ней – только ковбойская шляпа, а он бегал за ней по кровати, пока она, наконец не поддалась ему. Потом они упали на ужасный клетчатый плед зеленого цвета и предались той дикой любви, которая доступна только подросткам с бушующими гормонами. Открыв глаза, она поняла, что на кровати расстелена белая пуховая перина. Завернуться в нее и притвориться средневековой герцогиней, пока Уайатт провозглашает себя рыцарем в сияющих доспехах, было бы забавно.

– Хоть Флора уже и не молода, она по-прежнему умеет облагородить любую комнату, – пробормотала она, направляясь в ванную.

Она заметила, что телевизор на шифоньере убрали и вместо него повесили другой с плоским экраном, но была уверена, что он до сих пор показывал только два канала. Дойдя до другого конца спальни в несколько широких шагов, она оказалась в ванной комнате, которая нисколько не изменилась. Они с Уайаттом часто лежали вместе в этой старинной ванне на львиных лапах. В голове снова промелькнули воспоминания, в которых они вдвоем вытирали полотенцами воду с пола.

– Веселое было времечко, – пробормотала она.

Туалетный столик выглядел новым, но даже если бы это действительно было так, то его заказывали там же, где и старый. Маленькие брусочки мыла вместе с шампунем, кондиционером и кремом для рук лежали в корзине с красиво сложенными мочалками. В ячейках настенного шкафа расположились свернутые полотенца.

Харпер развернулась, и при виде коробок у стены из ее груди вырвался стон. Если сейчас она разложит вещи, а потом не сможет поладить со своими стервозными сестрицами, то это все будет пустой тратой времени. В конце концов, она решилась разобрать чемоданы и затолкать коробки в гигантский гардероб, в котором изначально должна была размещаться раскладная детская кровать.

Одна сторона гардероба заполнилась, и Харпер принялась развешивать одежду. Когда дядя Сед сообщил ей по телефону о смерти бабушки и попросил приехать, она собиралась в спешке, взяв с собой вещей на первое время.

Всякий раз при устройстве на работу она заявляла, что не собирается терпеть унижения в свой адрес. Так же она поступит и здесь. Даже если ее единокровная сестра Дана – умница, а младшая сестра Тауни – красотка, это еще не значит, что им можно командовать. Возможно, что именно из-за ее нрава Харпер не раз увольняли из разных мест от Калифорнии до Техаса и севернее в Оклахоме, но как ни крути бармены нужны везде. Если за час Харпер не найдет с сестрами общий язык, она всегда может прокатиться несколько миль вверх по дороге и найти работенку в том баре, мимо которого она проезжала по пути сюда. Это точно собьет корону с головы Тауни.

– Мам, ты уверена, что хочешь тут спать? Дядя Сед сказал, что вон на той кровати умерла бабушка Энни, – поежилась Брук.

– Абсолютно, – ответила она. – Я так любила бабушку и надеюсь, ее дух будет иногда навещать меня.

– Ее ведь кремировали, правда же? – с каждым словом глаза Брук расширялись все больше.

– То всего лишь плоть. Дух бабушки продолжает жить в сердцах ее внучек.

Дана разложила свои джинсы в шкафу на три стопки: на выход, для работы и поношенные. Сед, дай бог ему здоровья, уже успел вынести из комнаты все бабушкины вещи.

Она приезжала в гости к бабушке Энни хоть и редко, но все же чаще, чем две другие, «законные», внучки, поэтому к черту всех – она заслужила право поселиться в доме.

Пусть эти две самовлюбленные принцессы выберут себе по коттеджу, лишь бы не мешались под ногами, пока она будет стараться руководить этим гигантским бизнесом.

Гэвин, отец Даны, отказывался признавать ее своей дочерью, но ее голубые глаза неизбежно выдавали в ней род Клэнси. Она была внебрачным ребенком, последствием бурной пьянки на вечеринке у озера, когда ее отец и мать еще учились на последнем курсе. Они выиграли баскетбольный матч, и после игры все поехали отмечать победу. Бабушка Энни приняла ее в семью и относилась как к родной, несмотря ни на что. Именно бабушка заставила мать Даны указать Гэвина Клэнси в качестве отца в свидетельстве о рождении и официально присвоить ей фамилию Клэнси, хотя ее родители и не были женаты.

– Золушка и ее злобные сводные сестры, – захихикала Брук.

– Сестры на лето, – сказала Дана. – Так мы называли друг друга, когда летом приезжали к бабушке. Никакая я не Золушка, а они мне не сводные сестры, а единокровные.

– Ну ладно, – вздохнула Брук. – Но я все равно рада, что мы поселились тут и у меня будет своя комната, та, в которой мы всегда спали, когда раньше приезжали сюда. Так непривычно, что бабушки больше нет.

Дана думала, что уже выплакала все слезы, но когда она заметила, как у подножия кровати аккуратно лежит старое лоскутное одеяло, такое знакомое, то не выдержала, и река снова вышла из берегов. Она упала в деревянное кресло-качалку, где бабушка много раз укачивала маленьких Харпер и Тауни на ее глазах, и дала волю своей скорби.

Брук кинулась к ней и тоже начала плакать, прямо на полу возле кресла.

– Пора прекращать, мама. Это же съедает нас изнутри. Давай сменим тему и поговорим, например, в какую школу я буду ходить.

– Во Франкстон. Это государственная школа, – ответила Дана, вытирая слезы с лица Брук рукавом трикотажной кофты.

– Ездить в тот малюсенький поселок, который мы проезжали? – взвизгнула Брук, едва не сорвав голос.

– Я ходила туда до восьмого класса. Ничего страшного со мной не случилось, так что и ты привыкнешь, – сказала Дана, выдавив из себя улыбку. – Изменения всегда идут на пользу. Не забывай об этом. Зато тут у тебя есть своя комната и мы живем в доме, а не в крохотной студии на задворках конюшни.

– Ну, мам, я ведь никогда не ходила в государственную школу. У них, наверно, даже форму не носят, – захныкала Брук.

– Ты всегда находишь себе друзей, куда бы мы ни переехали, – возразила Дана. – Если все сложится, то, может, и в старшую школу тоже пойдешь туда.

– Ни за что! – воскликнула Брук. – Там же абсолютная глушь. У бабушки даже вай-фая нет!

– Привыкай, дорогуша. Возможно, мы здесь надолго, – сказала Дана. – Распакуй свой чемодан и разложи вещи. Нам нужно быть в кафе в полдень. Если повезет, то уже завтра откроемся для посетителей. Радовалась бы, что будешь ходить в школу, а то могла бы драить коттеджи целыми днями.

– Только не это! – Брук прижала ладони к щекам. – Ты пошутила?

– Если ты рассчитываешь получать небольшую оплату, как тогда на конном ранчо, то придется помогать по хозяйству на выходных и летом. Скорее всего, нужно будет убирать комнаты или помогать в кафе, но работать все равно придется.

– Ненавижу убираться, – простонала Брук.

– Взгляни на это как на источник дохода.

Простонав в очередной раз, девочка вышла из спальни и направилась вдоль по коридору в сторону своей новой комнаты.

– Посуду мыть не буду! – раздался ее голос.

Дана втянула носом воздух, но не смогла уловить даже малейшего аромата фирменного цветочного парфюма бабушки Энни. Она снова сделала глубокий вдох, но от того запаха не осталось и следа. Как же так? За два дня он не мог никуда подеваться. Она засунула голову в гардероб… Ничего.