Человеческие поступки

Первый раз тебе довелось поговорить с ней по душам как-то вечером в начале прошлой зимы. Чондэ после занятий убежал разносить газеты, бросив портфель у входа, и еще не вернулся. Ты сразу догадался, что это Чонми стучит в дверь. Тихо раздался легкий нерешительный стук кончиками пальцев, словно они были обернуты в несколько слоев холодного нежного шелка. Ты быстро открыл и выскочил из комнаты. Она спросила:

– Ты случайно не выбросил учебники за первый класс средней школы?

– …За первый класс?

Удивленный, ты переспросил, и она смущенно ответила, что с ноября ходит в вечернюю школу.

– На фабрике сказали, что в мире все меняется, и скоро хозяевам нельзя будет заставлять рабочих трудиться сверхурочно, как бы они этого ни хотели. Сказали, и зарплата поднимется. Вот я и решила по такому случаю пойти учиться. Уж очень давно я ходила в школу, поэтому сначала надо повторить все за первый класс… А когда у Чондэ будут каникулы, думаю, удастся пройти учебники за второй класс.

Попросив немного подождать, ты поднялся на чердак. Вернувшись с охапкой пыльных учебников и несколькими пособиями для подготовки к экзаменам, ты увидел округлившиеся глаза Чонми.

– Ничего себе!.. Какой же ты добросовестный мальчик! А наш Чондэ все выбросил.

Принимая книги, она наказала тебе:

– Только не говори ничего Чондэ. Он и без того чувствует себя виноватым, что я из-за него не доучилась. И пока я не сдам общий экзамен за среднюю школу, сделай вид, что ничего не знаешь.

Ты растерянно смотрел на ее лицо, на котором, как цветы в поле, расцветала улыбка.

– Кто знает, может, после того как Чондэ поступит в университет, и мне удастся получить образование? Я буду усердно готовиться.

Ты тогда подумал: «Интересно, как она сможет учиться тайком?». Сможет ли в этой крохотной комнатке заслонить своей маленькой спиной раскрытую книгу? Ведь и Чондэ рано не ложится, допоздна сидит за уроками.

Сначала ты просто ненадолго задумался об этом, но позже все чаще стал вспоминать этот разговор. Нежные руки, листающие твой учебник у изголовья спящего Чондэ. Маленькие губы, через которые вылетают слова, много раз повторяющие: «Ничего себе!.. Какой же ты добросовестный мальчик!..». Приветливые глаза. Усталая улыбка. Стук в дверь, похожий на тихое касание кончиками пальцев, словно они обернуты в несколько слоев холодного нежного шелка. Все это заставляло сердце сжиматься, не давало спать крепким сном. А утром, как только раздавался шорох открываемой двери, а затем слышалось легкое шлепанье босых ног по деревянному настилу, шипение помпы и плеск воды у умывальника, ты закутывался в одеяло, подползал ближе и, еще не успев продрать сонные глаза, ловил каждый звук, исходящий от нее.

Второй грузовик, кузов которого был полностью заставлен гробами, остановился у здания спортивной школы. Твои глаза, еще больше прищуренные из-за яркого солнца, замечают Чинсу, сидевшего рядом с водителем. Он выпрыгивает из грузовика, быстрыми шагами подходит к тебе и говорит:

– В шесть часов здесь закроют двери. Ты в это время иди домой.

Запинаясь, ты спрашиваешь:

– …А кто будет сторожить тех, кто останется внутри?

– Сегодня ночью в город войдут военные. Всех родственников погибших тоже отправим домой. После шести здесь никого не должно быть.

– Военные придут туда, где нет никого, кроме мертвых?

– Говорят, они считают бунтовщиками даже раненых, лежащих в больницах, и всех собираются убить. Ты думаешь, они будут разбираться, кто здесь труп, а кто присматривает за покойниками? Прикончат и все.

Как будто рассердившись, он твердой походкой проходит мимо тебя и направляется в зал. Должно быть, собирается сказать то же самое родственникам убитых. Как большую ценность, ты прижимаешь к груди учетную книгу в грубом черном переплете и смотришь вслед Чинсу. Смотришь на его мокрые волосы, футболку, джинсы, смотришь на профили членов семей погибших, на то, как они мотают головой или кивают в ответ на его слова.

Раздается высокий дрожащий голос женщины:

– Я и шагу отсюда не сделаю. Здесь и умру вместе со своим сыном!

Вдруг твой взгляд оказывается на лежащих в зале неопознанных людях, укрытых с головой плотной тканью. Не можешь отвести глаз от тела в углу. Когда ты впервые увидел его в коридоре отдела по работе с обращениями граждан, то сразу подумал о Чонми. Тело, уже тогда начавшее разлагаться, трудно было опознать из-за глубокой раны, проходящей через лицо и изувечившей все черты. Но какие-то сходства просматривались. Кажется, ты однажды видел Чонми в такой же плиссированной юбке.

Но разве девушки в таких юбках в горошек встречаются редко? Да и нет никакой уверенности в том, что в воскресенье ты видел Чонми, выходящей из дома именно в этой одежде. Разве волосы у нее настолько короткие? Вообще-то, такую стрижку носят только ученицы средней школы. И зачем бережливой Чонми, экономящей каждую монетку, красить ногти на ногах, когда еще и лето не наступило? Хотя ее босых ног ты толком не видел. Чондэ должен знать, есть ли у сестры над коленкой родимое пятно размером с фасолинку. Только он может подтвердить, что лежащая здесь девушка – не Чонми.

Но чтобы найти Чондэ, как раз сестра и требуется. Она бы наверняка обошла все больницы в центре города и нашла Чондэ, только что пришедшего в сознание после операции, в реабилитационной палате. Как и тогда, в феврале, когда Чондэ напрочь отказался поступать в старшую гуманитарную школу, заявив, что будет учиться в средней, в специальном классе с профессиональным уклоном. Он ушел из дома, и Чонми, сама не веря в успех, за сутки нашла его в читальном зале при магазине комиксов. Схватив Чондэ за ухо, она привела его домой. Посмотрев на Чондэ, поджавшего хвост перед такой маленькой и тихой сестрой, мать и брат долго хохотали. И даже твой спокойный и молчаливый отец притворно покашливал, стараясь сдержать смех. В тот день до самой полуночи в гостевой комнате шел разговор брата и сестры. Когда чей-то тихий голос становился немного громче, интонация другого звучала тихо и ласково, когда один снова повышал тон, другой успокаивал. Ты все это время лежал в своей комнате рядом с кухней и слушал жаркий спор двух близких людей, слова утешения, тихий смех. Когда их голоса постепенно слились в один и нельзя было различить, кто говорит, ты незаметно для себя провалился в сон.

Сейчас ты сидишь за столом при входе в спортивную школу.

Сидишь на левой стороне стола, раскрыв учетную книгу, и крупным почерком выписываешь на лист А4 имя убитого человека, регистрационный номер, телефон или адрес. Даже если сегодня ночью все ополченцы будут убиты, их родственники обязательно должны узнать об этом. Так сказал Чинсу, поэтому сейчас ты занят этим делом. Придется поторопиться, чтобы за шесть часов выписать все имена, проверить и прикрепить бумагу на каждый гроб.

– Тонхо!

Услышав свое имя, ты поднимаешь голову.

Между грузовиками ты видишь мать, идущую к тебе. В этот раз одна, без брата. Серая блузка и брюки свободного покроя – она всегда их надевает, когда отправляется в свою лавку, как рабочий костюм. От привычной ее внешность отличается только прической: всегда аккуратно причесанные завитые волосы сегодня намокли под дождем и спутались.

Ты невольно встаешь, обрадованный появлением матери, подбегаешь к лестнице, но вдруг останавливаешься. Мать быстрыми шагами поднимается по ступеням, хватает тебя за руки.

– Пойдем домой.

Чтобы освободиться от нее, вцепившейся в твои руки – такая страшная хватка бывает у тонущего, – ты выворачиваешься, освобождая свое запястье. По одному разжимаешь мамины пальцы.

– Говорят, ночью в город войдут военные. Сейчас же пойдем домой.

Наконец тебе удается разжать все ее пальцы. Ты тут же быстро убегаешь в зал. Путь матери, пытавшейся догнать тебя, преграждает процессия людей, решивших забрать гроб с телом родственника домой.

– Мам, сказали, в шесть часов здесь закроют все двери.