Страница 4 из 26
– Ну и память у тебя! – восхитился как-то Виталий.
– К памяти, друг мой, нужно подключать и логическое мышление. Я заметил, что ты никак не можешь усвоить кровеносную систему. Давай с тобой порассуждаем. Где у нас находится сердце?
– Известно где, в грудной клетке, – ответил Шинкаренко.
– Значит, примерно на одну четверть от макушки и на три от пяток.
– Ну и что?
– Да то, что крупные сосуды от сердца должны уходить и вверх, и вниз. Аорта не зря дугу делает, отходя от левого желудочка. Скажи, откуда должны ответвляться сосуды к голове?
– Сейчас гляну в учебник.
– А ты не глядя подумай! Ну не от брюшной же аорты.
– От верхней части дуги аорты должны отходить! – воскликнул Шинкаренко.
– Ну, слава богу. А ты «в учебник посмотрю». Мозги включать надо, Виталик.
– Да пытаюсь я, но не всегда получается. Контузия, брат, не шутка. Я сейчас только убедился, как был прав наш декан Попов. На втором курсе мне, действительно, делать было нечего.
– Травма травмой, а логикой тебе заняться необходимо. Ты же офицер, друг мой, прежде чем в бой идти, необходимо все взвесить, многое предвидеть. В выбранной нами профессии тоже так, семь раз отмерь – один отрежь.
Дни мелькали незаметно, недели летели, месяцы шли быстрым шагом. В марте сорок пятого года стало ясно, что победа у ворот, наши взяли Кёнигсберг, до Берлина было рукой подать. В тылу люди тоже не дремали, заводы Сталинграда работали на полную мощность, выпуская не только оружие, но и стройматериалы для народного хозяйства, города и села поднимались из руин.
Студенты-медики работали на строительстве корпусов больницы № 9, каждый после занятий должен был отработать три-четыре часа подсобным рабочим, а мастерами были квалифицированные строители и так называемый спецконтингент, то есть наши солдаты, побывавшие у немцев в плену и проверявшиеся на причастность к измене Родине. В один из дней второй половины марта студенты Шинкаренко и Боголюбов получили задание перенести доски и дранку для сооружения стен с площадки разгрузки в один из строящихся корпусов. Ребята взяли по две доски, зашли в помещение, Олег увидел мужика в черной робе, спускающегося вниз со стремянки, и обомлел:
– Серёга! Серёга Клюев! Это ты?
Мужик побежал навстречу Боголюбову, парни крепко обнялись.
– Сергей, дорогой ты мой! Живой, Серёжка! Здорово, дружище! А мне сказали, что ты погиб в тот же день, когда меня ранило. Я тебя и в девять, и в сорок дней поминал, и в годовщину. А ты живой!
– Как видишь, живой.
– Да мне же твой заместитель сказал, что тебя убило при бомбежке ваших позиций, что он сам видел, как лежал присыпанный землей и не подавал признаков жизни.
– Может, и не подавал, но когда немцы заняли наши укрепления, видно, стал подавать, они меня и пленили.
Шинкаренко тем временем принес новую партию досок.
– Познакомься, Виталя. Это мой друг по артиллерийскому училищу и однополчанин капитан Сергей Клюев.
– А ныне узник из лагеря специального назначения, плотник на этой стройке, – добавил Клюев.
– Перед тобой, Серёга, старлей матушки пехоты Виталий Шинкаренко, мой однокурсник по мединституту. Познакомились, братцы мои, вот и слава богу. А теперь, Виталик, тебе придется поработать за двоих. Не возражаешь? Давай, друг, выручай. Мы с Сергеем почти два года не виделись, хоть поговорим.
Два артиллериста присели в углу будущей больничной палаты и начали вспоминать свою юность, однако воспоминания длились недолго, лагерный конвоир свалился как снег на голову:
– Встать! – скомандовал сержант и, обращаясь к Олегу, спросил: – Вам неизвестно, что общения со спецконтингентом запрещены? Вы кто такой?
– Студент мединститута Боголюбов. Ты не горячись, сержант. Друга фронтового встретил, дай нам поговорить.
– Не положено.
– Ну, будь человеком. Всего пять минут.
– Не положено.
– Заладил себе: «не положено, не положено». Мы, в конце концов, два капитана.
– И что? Я и генералами командовал. Сказано, не положено, значит, не положено. Клюев, на выход!
Так и не успели рассказать два товарища по оружию друг другу о себе. Зато сержант доложил по команде и вскоре на допросы начали таскать заключенного Клюева и приглашать студента Боголюбова. Следователь молодой толстый, как пузырь, лейтенант Нелюбин допрашивал Олега с пристрастием, останавливая, перебивая, возвращая к началу разговора, что-то писал, переспрашивал. Боголюбов рассказал, как они с Клюевым вместе учились, как попали служить в один артполк и оба дослужились до должности командира дивизиона, Сергей гаубичного, он пушечного. Позже поведал об авианалете на гаубичников, о том, как их позиции сравняли с землей, досталось и пушкарям, его, Боголюбова, ранило в ногу, уже в госпитале ему рассказали, что Клюев убит.
– Ну, ладно, это все сказки про белого бычка, – хитро улыбнулся следователь. – Ты лучше расскажи, что тебе Клюев про плен рассказывал, как его немцы завербовали.
– Ничего такого я от него не слышал. Мы и поговорить-то толком не успели, нас конвоир прервал.
Нелюбин еще и еще раз заходил с одним и тем же вопросом и уже не просил, а требовал, чтобы Олег рассказал, как Сергея в плену завербовали немцы, но студент либо молча отрицательно качал головой, либо твердил, что темы плена они не касались. Когда следователь понял, что с Боголюбова взять нечего, он встал, как колобок прокатился по комнате туда-сюда, покашлял и произнес:
– Как говорил наш великий вождь Владимир Ильич Ленин, мы пойдем другим путем.
На следующий день к следователю был вызван Шинкаренко. Нелюбин с первых слов понял, что из этого парня можно выбить кое-какую информацию. Допрос длился часа четыре и, несмотря на то, что в начале Виталий убеждал следователя будто не слышал разговора Клюева и Боголюбова, лейтенант НКВД пытался повернуть все на свою сторону и, нужно сказать, ему это удавалось. Когда студент устал от одних и тех же вопросов, когда ему очень захотелось кушать, и он жаждал вырваться из лап назойливого «пузыря», его внимание притупилось, ему стало все равно, что и с кем происходило, вот тогда он, не читая, подписал протокол допроса с бреднями Нелюбина о том, что Клюева завербовали в немецкую разведшколу.
Нелюбин вдохновенно рассказывал о допросах начальнику отдела майору Виктору Красильникову, хвалясь своей победой и разоблачением еще одного врага Родины Клюева. Красильников внимательно читал протоколы, ни одна морщинка на его лице не дрогнула, когда он вникал в суть допроса Олега Боголюбова, друга детства, с которым жили в соседних подъездах дома по улице Лодыгина, что в Нижнем поселке тракторного завода. Майор не знал, что друг его был ранен, почти выздоровел и учился в медицинском институте, он читал и соображал, как вытащить товарища из дерьма, в которое его вталкивает бездарный «пузырь».
– Лейтенант Нелюбин, я должен вас похвалить за хорошо выполненную работу, но это только начало. Я поговорю с нашими контрразведчиками, пусть теперь они работают с Клюевым, выясняют, что за разведшкола, ищут явки агента. А вы распорядитесь, чтобы нашего узника из бекетовской строительной группы перевели в основной лагерь на тракторном, там с ним поработают. Ваши протоколы я передам в контрразведку, копии будут храниться в моей совсекретной папке.
Нелюбин покинул кабинет начальника довольным собой и тут же приступил к поискам новых врагов народа. Красильников с большим удовольствием избавился бы от этого надутого «пузыря», но не мог, уж больно высокие покровители стояли за спиной этого бездаря. А майор никаких контрразведчиков не предупреждал, да и глупо рассказывать о человеке, который был в плену три месяца, два из которых лежал в бараке без медицинской помощи и каким-то чудом выжил. Какая разведшкола?! Абсурд. Однако протоколы от греха подальше положил в секретную папку.
День Победы 9 мая 1945 года праздновали восторженно. Весь народ был на улицах и площадях израненного города. Люди ликовали, на лицах светилась радость. Сбылась мечта всего советского народа, сбылась одновременно, потому, как она была одна на всех – победить фашизм, раздавить эту сволочь, уничтожить в своем логове. Эта заветная и долгожданная мечта осуществилась. Победа! Наша Победа! Наша радость!