Смута

– Куда нас? – набравшись смелости, спросил Рябой.

– Туда, где жисть твоя пойдет ручьем! – отшутился один из стрельцов. – Оголодал небось, сердешный? – в голосе его пробивались издевательские нотки.

Но старший на него прикрикнул:

– Молчи! За дорогой лучше гляди!

И вдруг из темноты ночи под ноги первому стрельцу выкатилось что-то бесформенное, чудное, не то собака, не то карлик, замотанный в тряпки.

– Чего там? – строго окликнул старший, напряженно вглядываясь в фигуру.

– Чудища какая!

Но тут чудище распрямилось, оказавшись мужичком малого роста, который резко шагнул к стрельцу, ударив его ножом в живот. И сразу, как по тайному сигналу, из темноты выскочили несколько дюжих мужиков. Завязалась короткая, но жестокая схватка. Стрельцы, не ожидавшие нападения, валились в грязь один за другим. Их убивали без единого выстрела, только топорами и ножами. Правда, у одного из нападавших была в руке сабля. Обращался он с клинком уверенно и легко, как опытный боец. Уж казаку ли, умельцу сабельного боя, этого не знать?

Но было и еще одно обстоятельство. Почудилось на миг Тимофею, что он уже видал где-то этого человека. Но где?

Старший из стрельцов упал последним, и к нему еще живому подступил, нагнувшись Григорий.

– Убивать нас вели? Ну, говори?

– Какое? За Яузу отвести хотели, там…

Он не договорил, потому как не успел придумать. В голове, как в клетке, жалкой птичкой билась мысль: «Неужто все?».

Но воровской закон суров – живых не оставлять!

– Ну, прощай тогда…

Григорий спокойно, ничему не удивляясь, как будто ждал чего-то подобного, зарезал его ножом, который передал ему один из ночных татей.

– Уходим, Верескун!

Тимофей вздрогнул, услышав это имя. Но еще более удивился он, когда понял, к кому был обращен крик. Его сосед по темнице, Григорий, только что хладнокровно убивший стрельца, быстро оглянулся, отвечая своему дружку:

– Оружие соберите! И живо!

Разбойнички умело, со знанием дела собрали все стрелецкое оружие, не забыв попутно обыскать и карманы мертвецов.

– А с этими что делать?

– Пущай идут, – сказал кто-то равнодушно.

У Тимофея отлегло от сердца. Ведь поначалу неясно было, как пойдет.

– Один из них казак, – вдруг сказал Верескун. – Нам бы он пригодился. Что, казак, пойдешь с нами?

Тимофей задумался. И тут человек с саблей, подойдя к нему, удивленно воскликнул:

– Да я его знаю! Это же он Алешку тогда отбил у москвитян!

Теперь и сам Тимофей его узнал. Как, бишь, его зовут? Денис, что ли?

– Узнал меня?

– Как не узнать?

– Это боец хороший, – Денис повернулся к Верескуну. – Не думали, что он с тобой сидеть будет.

– Про это никто не думает.

– А третий?

– Это Рябой. Он нам не нужен.

– Да вы чего, соколики? – загоношился Рябой. – Куда ж я пойду? Меня утром стрельцы разыщут и вздернут.

– Правильно сделают, – усмехнулся Верескун, от слова которого все и зависело.

Рябой переминался с ноги на ногу, ожидая решения своей участи.

– Ладно, Рябой, ступай с нами, – сказал атаман. – Но гляди! Если будешь дурить – сам придушу!

Рябой кивнул, оглядываясь, словно все еще не верил в свою свободу, но о нем уже все забыли.

– Не печалься, брат! – легонько подтолкнул казака Денис, заметив, что тот не очень-то и обрадован. – От смерти ушел!

– Это верно.

Что еще он мог ответить?

Никогда в жизни наперед не знаешь, где окажешься. Но если судьба выручила его, значит, так надо.

Они уходили по ночному городу куда-то по им известным тропкам. Слышал Тимофей и обрывки разговора Верескуна со своими.

– Как догадались? Это случай… Мы хотели тебя отбить, когда на казнь поведут. Но все время были тут, рядышком.

– Случай бог бережёт! Пожрать есть чего?

– Хо, Верескун! У нас мяса вдоволь. И чарку поднесем!

– То добро!

Тимофей оглянулся. Где-то там, в ночной Москве, оставалась Наталья, которая ждала его. Вернуться к ней нельзя. Если схватят – подведет купца. А они к нему могут прийти. Лучше самому сгинуть в неизвестности.

Григорий, вдруг обернувшийся атаманом Верескуном, хохотал над шутками своих товарищей. Темница была напрочь забыта. Он возвращался в свою обитель, где все было знакомо. И только смерть развяжет их всех от земных забот.

Глава третья

На изломе

Тишина стояла такая, что, казалось, слышен легкий шелест какого-то сверчка, спрятавшегося в глухой дыре. Но сейчас отнюдь не пора для сверчков и прочей мелкой живности.

Только-только сошел снег, и почерневшая голая земля ждала солнечного тепла. В этом краю было как-то безлюдно. И порой возникало впечатление, что здесь людей никогда и не было. Лишь спустя некоторое время низенькие дома, показавшиеся на востоке, убедили, что человеческая жизнь здесь все же имеется. Солнце пряталось за серыми рваными облаками.

Мало-помалу деревня приближалась. Но какое-то неясное темное чувство по-прежнему тяготило человека, решившего наведаться в это село.

Денис из шайки Верескуна шел по дороге, ведшей к середине деревушки, и удивленно оглядывался по сторонам. Не было слышно даже лая собак. Во всем этом чудилось что-то необычное. Куда же они подевались?

Он должен был найти товарищей, которые еще с утра подались в деревню в поисках пропитания.

Времена настали тяжелые. Царские стрельцы лютовали, лихих людишек убивали десятками, но их не убавлялось. Отовсюду прибывали все новые беглые холопы, множились, как муравьи. И поскольку урожаи в последние годы были плохие – всюду разруха и нищета. Разбойники из шайки Верескуна даже голодали, чего с ними давно уже не случалось. В темных душах зрело недовольство. И трудно было понять – кто виноват? То ли атаман потерял былую хватку, то ли и в самом деле наступал предел их земной жизни. Ведь было не раз уж говорено: во грехе добра не наживешь.

Денис вспоминал свое раннее житье-бытье, и порой сердце сдавливала тоска. Все ли он в своей жизни делал по правде?

Вдруг кто-то сзади окликнул его. Денис резко обернулся, по привычке крепко схватив рукоять сабли. На краю деревни он увидел Алешку Беца и Рябого, выходивших из-за высокого плетня.

«Этого-то еще зачем взял?» – раздраженно подумал Денис, имея в виду Рябого.

С момента появления в шайке Верескуна Рябой не раз попадал в нелепые передряги, но, к вящему удивлению разбойничков, до сих оставался жив и невредим. А ведь многие куда ловчее его ушли в мир иной. На этот счет у товарищей по шайке было особое мнение.

Рябой со всей своей дурью был как заговорен. И смерть по какому-то умыслу будто обходила его стороной.

– Дураков бог хранит! – говаривал при этом Верескун.

Что заставляло атамана держать Рябого у себя – сие оставалось тайной для всех. Может, он слегка благоволил к нему за то, что вместе сидели в темнице Разбойного приказа, может, еще за что, кто разберет? Только сам Верескун знал ответ.

А сейчас особого выбора у атамана не было. Разбойнички уходили на тот свет то гурьбой, то поодиночке, но очень верно и постоянно. Теперь подошли они к деревушке на севере от Москвы и стали в засаде выжидать. Кто, что? Вроде все спокойно. Вот и решили разжиться хлебушком.

Верескун никогда не грабил крестьян. Все еще живо в нем было чувство, привитое в юности, когда голодал и много терпел несправедливости. Но в последнее время им очень не везло. Сказывался голод. В такие дни любой готов и кожу есть, ежели найдешь.

Всюду ходили страшные слухи о том, что иные безбожные крестьяне тайком убивали людей и питались человеческим мясом. От таких слухов подозрений только прибавлялись.

И не было веры никому.

Неделю назад невесть откуда взявшиеся стрельцы порубили шесть человек, да еще двое померли от ран. Шайка редела на глазах.

Вот потому-то среди разбойников и воцарилось глухое недоверие к атаману. Это еще не проявлялось явно, не было откровенного неподчинения и своевольства. Но мужики роптали. Иные хотели идти к Москве.