Смута

Не чувствовал он за собой никакой вины, но стрельцы знали, кто он, и это настораживало.

– Так ты упрямиться?

Высокий стрелец положил руку на рукоять сабли. Двое других напряглись, готовясь к возможному отпору.

«Э-э… да дело серьезно!» – подумал с тревогой Медников, продолжая раздумывать.

– Так ты идешь?

– Что же делать, иду.

Сопротивляться было бессмысленно. Хотя он мог бы и попробовать. Но веская причина остановила его. Стрельцы знали его по имени, и, стало быть, наверняка знают, где он живет. Купец Артемьев к его делам непричастен. И Наталья…

Тимофей отдал саблю и последовал со стрельцами.

Привели его в длинный дом, а там – подвал. Стрелец, стоявший у входа, погремел ключами, открыл дверь.

Тимофей шагнул внутрь и сразу нагнул голову. Потолок был низкий. Его свели вниз, откуда доносился глухой многоголосый говорок. Так он оказался в темнице.

Наталья напрасно прождала Тимофея до самой ночи. Что могло случиться? На ночь глядя идти никуда не следовало, но ждать до утра не было сил. Тревога угнетала.

Мать ничего не говорила, только поглядывала из своего угла. Вдруг раздался тихий стук в дверь.

– Кто там?

– Это я, Петр Трофимыч.

Впустили купца, который выглядел неважно.

– Тимофей не заходил?

– Не-ет…

– Куда-то он пропал с утра, а должен был вернуться засветло.

«Тимофея нет у Артемьевых! – подумала Наталья.

И все это время не было. Он должен был прийти к ней еще до обеда. И если сказал – придет, обязательно сделал бы. Что помешало?

– Я уж думал, загулял где… – размышлял вслух купец, ощупывая девушку взглядом. – Но он последнее время никуда. Ты когда его видела?

– Да вчера.

О своем разговоре с Медниковым распространяться не стала. Но понимала, что муж сестры обо всем и так знает. Их отношения потихоньку шли к свадьбе. И вот…

– На Тимофея непохоже, – сказал Артемьев, убедившись, что Наталья сама не понимает, куда пропал казак. – Может, случилось что?

Наталья только покачала головой, говорить не было сил. Предчувствие чего-то темного, страшного вдруг охватило ее. Купец посмотрел и понял, что разговора у них не получится. Задерживаться он не стал. Хлопнула дверь. Наталья осталась наедине с молчаливой матерью.

А Тимофей не пришел домой и на следующий день.

Прошло три дня с его исчезновения, когда сестра Натальи послала к ней мальчонку. Наташка оделась мигом и выскочила на улицу, как чумная. Уже перед домом Артемьевых ее встретил Прохор Осколков.

– Здравствуй, Наталья Семеновна!

Не хотелось ей говорить с ним, не время.

– Ой, Прохор Иванович, мне к сестре надо, пусти.

– Да подожди ты… – Прохор удерживал ее за плечо. – Дай сказать.

– Да что надо? – Она вскинула на него злые глаза.

Прохор даже опешил в первое мгновение. Никогда не видел ее такой разъяренной.

– Если казака ждешь, то напрасно! – сказал, как выстрелил.

– Отчего это?

Наталья смотрела на него с удивлением, точно впервые видела.

– Он не придет.

– Откуда знаешь?

– Люди сказали…

– Что за люди?

– Да чего ты, Наталья Семеновна, в самом деле? – он попытался образумить ее. – Кто такой этот Медников, пришлый человек? Ты его хорошо знаешь?

– А ты?

Она отвечала хлестко, готовая дойти до конца в поисках правды. Только и в самом деле не знала, какой может быть эта правда.

– Я о нем только слыхал. Он в Сибири плохие дела совершил.

– Не верю я.

– Ты не веришь – другие поверят. – Прохор как будто обретал себя, чувствуя неуверенность девушки. – Это не наше с тобой дело, вот что я скажу.

– А ну пусти! – она резко оттолкнула его, шагнув в направлении дома Артемьевых.

– Там тебе то же самое скажут!

Осколков глядел ей вслед, подивившись тому, как быстро может меняться человек. Еще недавно она разговаривала с ним, не поднимая глаз. И вот… Но время еще есть. Он подождет.

Но Наталья напрасно надеялась, что купец расскажет ей, куда подевался Тимофей Медников. Он лишь сказал:

– Пропал Тимофей. И я боюсь за него.

– Да что он сделал такого?

– Он много чего мог сделать. Ведь я знал его всего несколько месяцев.

– Но я не верю.

– Тебе, дева моя, верить не верить, пустое дело. Жить дальше надо.

– Осколков что-то знает, – мстительно проговорила девушка, припоминая недавний разговор с ним.

– А если и знает, так что? Его отец дорожку в Кремль протоптал. И не дай нам бог перейти его дорожку!

С тем, что Тимофей уже не вернется, он смирился.

От ночного кашля, слышного из каждого угла этой обители зла и несчастий, поначалу он спать не мог. Казалось, кашляли все. Потом привык, притерпелся, но все равно спал плохо, урывками. В темнице Разбойного приказа сон был тяжелый, с кошмарами. И казак только об одном думал: как это его угораздило попасть сюда? За что? За какие грехи? Он мучился сомнениями и догадками, но ни одна не была верна. Истина открылась ему не сразу. Ее пришлось выстрадать.

– Тебя за что? – спросил его в первый же день сосед, худющий такой мужик, брови кустистые, глаза навыкат, лицо в черных рытвинах.

– Сам не знаю.

– О-о… – не то с презрением, не то с одобрением промычал мужик. – Он не знает. И никто здесь не знает.

– А ты-то знаешь?

– Я знаю. А как же?

– И за что же?

– Известно за что, шла кума по воду, оказалось – под воду! Вона! – Лицо мужика искривилось в беззвучном смехе. Видно, больше всего на свете он любил потешаться над собственными шутками.

– Не мели попусту, Рябой! – Кто-то из угла лениво одернул мужика.

– А ты сиди да помалкивай! – взвился Рябой. – Одевай замок да на свой роток!

– Я тебе одену!

Из полутьмы выросла фигура дюжего мужика, он с размаха ударил Рябого кулаком по виску, тот и опомниться не успел, свалился навзничь. Мужик пристально оглядел новоприбывшего. Но ничего не сказал, ушел в свой угол.

Когда Рябой в себя пришел, то на время угомонился, молча лежал. Поначалу казалось, что спит. Но позже Тимофей услышал какое-то невнятное бормотанье. Оно становилось все громче и громче. Рябой будто молитву читал, но слова у молитвы чудные были…

– …Пошел да на свет… а зачем пошел? Кто ж путь укажет? Волосы Богородицы путь укажут.

– Кто там балабонит? – спросил спросонья недовольный голос.

– Да это Рябой.

– С кем это он?

– Да с чертом никак!

– Слышь, Рябой, попроси черта, чтоб мяса нам прислал!

– Я попрошу не мяса, а киселя. Чтоб всем надолго хватило!

– И когда тебя на дыбе вздернут? Хочу поглядеть.

– Когда меня вздернут – ты будешь уже далеко! Не увидишь!

– Тогда я сегодня тебя сам вздерну! – пообещал тот же голос.

И показалось тогда Тимофею, что говорил совсем не тот мужик, который Рябого ударил. Тот, угрюмый и молчаливый, вообще говорил мало. Но кто он и почему здесь оказался, казак до поры не знал, как не знал и о других своих соседях. Все они были люди бывалые, битые. Если что и говорили, то с тайным смыслом. И никогда сразу не поймешь, о чем они таком говорят.

Кормили здесь черствым хлебом и водой. Обычно утром бросят, как собакам, и кувшин поставят. Кто-нибудь из сидельцев по очереди выходит и нужду выносит в деревянной бадье. Потом все снова на засов – и до утра.

Время тянулось медленно. И развлечение было лишь тогда, когда новенького вталкивали. Последним таким новеньким и оказался Тимофей Медников.

Дверь внезапно раскрылась, и в полоске смутного света появилась фигура.

– Кто здесь Гришка из Клина?

– Ну я, – отозвался голос.

– Ходи сюда.

– Тебе надо, ты и ходи!

– А… вон как!

Человек повернулся и что-то сказал тем, кто стоял за его спиной, будто ожидая подобных указаний. Не прошло и пары мгновений, как в темницу вбежало несколько стрельцов, которые принялись избивать названного Григория. Им оказался тот самый мужик, который Рябого пригрел. После избиения его выволокли наружу. Дверь с грохотом захлопнулась. На время в темнице воцарилась тишина.