Страница 18 из 24
Они пришли только через день, дав экипажу возможность расслабиться с Губенко и его товарищами. Наши пасмурные с утра лица не отличались особой приветливостью. Витька периодически икал в широких цветных семейных трусах. Мужчина! Сказал – сделал! Мы были готовы к шмону, но его почти не было. Проверили содержимое видимых шкафов и документы.
– А это у вас что? – таможенник показывал на завёрнутую в упаковочную серую бумагу керамическую вазу, которую Артур купил для Лизы Флаер и совсем не думал её прятать.
– Это подарок человеку, который организовывал в Америке наш переход, – доставая вазу из нескольких бумажных слоёв, с достоинством сказал Артур.
Ваза была белая с керамической лепниной, тронутой с изысканным вкусом нежными, мягкими и очень светлыми красками неизвестного художника.
– У вас есть документы, подтверждающие, что это не антиквариат?
– Да мы её в обычном магазине купили. Какие здесь нужны документы? Она же новая. Неужели не видно?!
– Не видно. В практике бывают всякие случаи. Кто-то новое состаривает, а кто-то старое обновляет.
– Хорошо, но что же делать, если у нас нет такой бумажки?
– Обратитесь в соответствующую экспертизу.
– Но мы собирались после вашего ухода выходить в море, и так сильно отстаём от графика. На обратном пути в августе в Атлантике боимся попасть в циклон.
– Тогда придётся без вазы.
– Может, вы закроете глаза на явно новую вещь. Неправильно нам без подарка идти, – медленно крутил перед собой вазу Артур, поглядывая то на неё, то на собеседника в форме.
– Ну, в тысяч десять она вам обойдется.
– Тысяч десять?! Поскольку вазу с Артуром в универмаге мы покупали вместе, я точно знал её стоимость – 600 рублей. Отдавать сейчас десять тысяч было бы явным перебором. Тем более у нас всё равно таких денег не было.
– У нас нет таких денег, ребята, – мрачно сказал капитан, – есть доллары, но их и на переход-то может не хватить, – и добавил, как бы убеждая самого себя в уже принятом решении: – ваза не стоит таких денег.
Таможенник, наверное, сам понял, что перегнул палку с ценой, но отступную давать не собирался.
– Обменный пункт рядом, моряки. Решайте. Либо так, либо ваза остаётся у нас.
Артур, вращая вазу, вдруг застыл и уставился на её дно. Потом засунул в узкую горловину руку по локоть и вытащил третий чек.
– А это документ?! – уже злорадно с вызовом спросил он.
– Третий чек?..
– Мужики, держите две бутылки водки, выпейте нашу отходную. От души, – кривя ею, с оскаленной улыбкой, не давая таможенникам опомниться, давил Артур.
– Ну, раз такое дело… Название вазы на чеке видим… соответствует… штемпелю на днище… – протягивая слова, видимо, в поисках своего особого решения, медлили таможенники, – значит, да…
– Раз да, то и спасибо вам, – прерывая начатую фразу, уже протягивал водку Артур.
– Ну, раз так… Семь футов под килем вам, моряки.
Артур сам проводил трёх грозных представителей таможни и спустился в кубрик.
– Суки!
Часть II
Глава первая
Нам разрешили выход, и мы ускорились, поглядывая мельком на берег в ожидании ещё каких-нибудь «голодных» гостей. Артур не стал раздавать нам обратно тщательно проверенные визитёрами загранпаспорта и оставил со словами «пусть будут в одном месте, легче доставать» у себя в шкафчике, закрывающемся на ключ. Ключ положил в карман. Витька надел штаны и достал бутылку водки, мы быстро выпили отходную и подняли паруса. С одной стороны, мы спешили, боясь, что ещё какая-то причина не позволит выйти в открытое море; с другой – чувствовали неизбежность шага в неизвестную нам жизнь и, неосознанно ускоряясь, приближали этот шаг. Волгоградский марш «Прощание славянки» – мечта шести месяцев сборов – растянулся для нас на целых пятнадцать дней. Мы именно сейчас прощались с родными берегами своей большой страны с полным пониманием, что вот-вот произойдёт нечто чрезвычайно важное в судьбе каждого из нас. Именно теперь жизнь открывает новую страницу, и пять судеб будут сплетены в одну. Кто знает, как будет проходить путешествие и каким станет эпилог. Хотелось верить, что его авторство будет принадлежать всё-таки нам.
Как только яхта оставила за кормой стоявший на рейде пограничный корабль и вышла в нейтральные воды, с «Аиры» полетела красная ракета, а с последней бутылки шампанского – пробка. Бутылку решили распить здесь. Мало ли что произойдёт с ней… или с нами?! Решение оказалось единодушным. Это было особое чувство – ощущение свободы и полёта под белыми парусами. За спиной оставалась та самая мечта, которая теперь сбылась! Ликовали все, но больше всего заряжал старпом.
– Так, казаки, всем по полной чарке. Кто не выпьет, тот может возвращаться пешком обратно. Боцман, тащи кастрюлю, – он налил в неё на глаз литра три – четыре вина и, высоко подняв над головой, вылил в солёные воды Чёрного моря, – по нашим морским традициям прими, Нептун, наше угощение! Витька, что там с закуской? Тащи, тащи всё сюда. Моряки гуляют. Сегодня 17 мая 1992 года! Вахтенным по литру, остальным по два! Потом повторить! Кто перепутает – штрафную!
Яхта шла генеральным курсом – 224 по прямой к Стамбулу, вино текло рекой. Уже через час бак с содержимым крымского зелья заметно стал легче. Вдруг Костя привлёк к себе внимание частым сплевыванием.
– Штурман, не плюйся вином, не разбрасывай лекарство по палубе.
– Слушайте, там чай, что ли? – разглядывал он на кончике пальца несколько чаинок.
– А бак кто-то мыл перед тем как туда вино налить? – поинтересовался с претензией Гена.
– Мыл, – ответил я, поняв, в чью матросскую палубу полетел камень, – всё было чисто.
Все невольно посмотрели в свои кружки и увидели сквозь плотный тёмно-гранатовый цвет вина осевшую на дне «заварку».
– Мужики, так это же табак, – громко первым подытожил свой экспертный анализ Артур.
– Точно, табак! Ну, гад! Для дури подмешал!
– Может, для крепости?
– Мы же его все пробовали. И никто не заметил…
– Да, но пробовали-то из одной канистры. В голову никому не пришло из второй хлебануть… это пойло.
При слове «пойло» в сочетании с «хлебануть» Костя свесился над леерами. Он был первым. В течение трёх часов свои желудки разгрузили все. Кто-то не единожды.
– Не зря казаки в своё время в Крыму порядки наводили. На площади бы этого винодела высечь прилюдно, – приговаривал Гена, выливая кастрюлями оставшееся содержимое бака за борт. – Нептуну, теперь всё ему.
– Смотри, как бы он не вставил нам по самый конец мачты за такое угощение, – болезненно веселился капитан.
– А что, выпьет, а потом покурит. Нептуну всё равно, табак к нему всё равно подмоченным попадает.
От нахлынувшей тошноты захотелось сменить тему.
– Ген, ты бы лучше Посейдона сначала напоил, – сказал я.
– В чём прикол?
– Так Греция же ближе.
– И что?
– Нептун – бог римский, Посейдон – греческий. Где Италия, а где Греция?
– Может, тогда лучше турецкого напоить? Кто у них там был?
– Ну, турки здесь сравнительно недавно, с точки зрения древнейшей истории с середины XV века. Тогда турки-сельджуки, прародители Османской империи, и взяли Константинополь. Основатель племени Сельджук родился в районе Сырдарьи. Так что копаться нужно в мифологии современных туркменов. Под этим племенем раньше была часть Ближнего Востока и Малой Азии, Армении и Грузия.
– Ара, ты слышишь? Опять Армения пострадала. Я бы на твоем месте в Стамбуле время не терял… Может, на недельку там якорь бросим для восстановления исторической справедливости?
– На Армению все лезли, но она сохранилась и сохранила свою культуру, – гордо посмотрев на паруса, сказал Артур.
– Кто у вас вместо Нептуна был?
– Цовинар – богиня воды, моря и дождя, а тцов – это море.
– Интересно получилось: «атцов»… Почти «отцу». Вполне можно допустить, что «отец» – это и есть море, водное начало жизни, – озвучил я свою этимологическую находку. Впрочем, моя ремарка прошла незамеченной. Ну и бог с ней, как говорится, сам придумал, сам и съел.