Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 73



– Три кургана против нас, – буркнул Мерри. – Леди, голубым не выстоять.

Она стиснула его руку.

– Я тоже так думаю, но их уже ничто не остановит. Мы сражались с ними, но теперь, Мерри, бери людей и возвращайся. Я не хочу потерять вас всех.

– Леди… позволь мне остаться. А их отошли.

Другие тоже запротестовали, в голубом сиянии она видела обращенные к ней лица.

– Кто хочет остаться, пусть остается, – решила она и двинулась вперед, повесив карабин на плечо.

Пошли все, может быть, их толкал страх перед маджат. Так думала Раен, хотя подозревала нечто иное, во что не позволял поверить здравый смысл. Подняв ладонь к лицу, вытерла слезы. Она не испытывала ни сожаления, ни боли, просто настолько устала, что глаза слезились. В туннеле стоял запах маджат, похожий на запах сырой бумаги. По дороге они то и дело видели необыкновенные картины: машины, остановившиеся там, где застало их прекращение подачи энергии, мертвые бета на тротуарах или в машинах с выбитыми стеклами, умершие от укусов или от страха. Идущие непрерывным потоком Воины толкали их тела.

В толпе появились ази голубого кургана, шатающиеся от истощения, подгоняемые безумной потребностью спешить, за ними Работницы, кричавшие пискляво и жалостно.

– Идут все, леди, – прошептал Мерри. – Даже королева придет. Леди, разумно ли оставаться в этом месте?

– Нет, – искренне ответила она. – Вовсе нет.

Однако не остановилась. Крики Работниц превратились в песню, которая звенела в ушах, текла по нервным волокнам, глушила всякие мысли.

Дневной свет появился далеко впереди, там где кипела толпа маджат, под огромным терминалом центра. Песня плыла оттуда; Воины бегали во все стороны, а Работницы карабкались на тела других.

ИХ ВСЕ БОЛЬШЕ, – подумала Раен, – НЕ ТОЛЬКО ГОЛУБОЙ КУРГАН, А ВСЕ, ВСЕ КУРГАНЫ ВСТРЕТИЛИСЬ В ЭТОМ МЕСТЕ.

Маджат умирали в толпе: от усталости и ран, раздавливаемые напором тел. Песня оглушала; Мерри заткнул уши и беззвучно крикнул что-то, Раен тоже подняла руки. Она искала укрытия среди стен, какого-либо места, свободного от этого непрерывного потока тел.

Земля задрожала, завибрировали стены. В далеком слабом блеске драгоценностей приближалась Мать…

Мать вздохнула, толкнула свое тело вперед, вздохнула снова. Ее конечности, появляющиеся впереди и тут же исчезающие из поля зрения, были теперь пятнистыми, темно– и светло-голубыми. Вокруг нее безумствовал хаос красок – Воины в невероятных цветах, чьи туловища сверкали голубизной, ноги на концах были красными, у основания золотыми, а по всему этому шли зеленые пятна.

Королева была уже близко, она слышала королев других курганов. Отчаяние охватило ее, инстинкт верно указывал направление. Все чувства пропали.

Она увидела их среди кипения расцветок, между обезумевших Воинов, Работниц и Трутней. Одна из королев была красной с более темными пятнами – самая дикая, другая золотой с примесью красного, третья зеленой с оттенком голубизны. Красная королева выдвинулась вперед, грозно направилась к зеленой, стоявшей ближе других. Она дышала ненавистью.

Красная была убийцей, частью, представлявшей Воинов, тогда как у зеленой был разум работниц.

Мать заколебалась и, вся дрожа, смотрела, как умирает зеленая, как красная пьет ее жизненные жидкости.

– ГОЛУБАЯ, – выдохнула красная королева, и Воины отбежали в стороны, уходя с дороги.

Пала вторая королева. Раен задрожала, ази стояли вокруг, собственными телами отделяя ее от толпы маджат – кусочек человечества в голубом сиянии. Другие ази собирались вокруг, нагие существа, мужчины и женщины; дрожа, они закрывали уши от грохота. Маджат взбирались на них – небольшие Трутни, сверкавшие драгоценностями, добавлявшие свои блики к звукам битвы королев.

Мерри дрожал; Раен схватила его за руку и стиснула изо всех сил, но он, видимо, даже не заметил этого. Борьба продолжалась, тяжелая и медлительная. Расплывающийся свет солнца окружал королев на вершине живого холма, отражался в драгоценностях. Сила стояла против силы, потом последовала молниеносная атака – третья королева пала с оторванной головой.

Холм тел распался под победительницей, маджат разбежались в стороны. Трутни проталкивались, чтобы встать возле других Трутней, Работницы с Работницами, а Воины среди Воинов, и все окружали живую королеву.

Мертвых оттащили в стороны. Живые круги все растягивались и расширялись вокруг центра.

Королева шевельнулась, и все остальные вместе с ней.

Грянула нота, от которой задрожали стены, потом наступила тишина.

Раен стиснула руку Мерри, потом встала, обошла ази и пошла между неподвижными маджат, Воинами и Работницами со знаками голубого, красного, зеленого и золотистого кургана, стоящими вместе. Карабин по-прежнему висел у нее на плече. Заметив это, она отбросила оружие, приклад стукнул о мостовую. Им можно было бы убить королеву, последнюю Мать этом мира, но на такое она не решилась бы.

Безоружная, подошла она к ней, заглянула в фасеточные глаза на большой, усеянной драгоценностями голове, услышала шум ее дыхания.





– Мать, – сказала она. – Я Раен а Сул Мет-марен.

– Мет-марен, – выдохнула Мать. Огромная голова наклонилась, ища вкуса.

Раен поцеловала ее, коснулась обонятельных пятен, ожидая, что сейчас захлопнутся могучие челюсти. Но напрасно.

– Мет-марен, – сказала Мать. – Королева Кетиуй.

Это была память голубой королевы.

Солнце палило немилосердно. Джим почувствовал его жар и попытался закрыть лицо, однако не смог даже шевельнуться.

Руки его натыкались на кожу, волосы и хитин. Напрягшись, он с трудом столкнул с себя сплетенные в объятиях тела маджат и ази.

Вокруг лежали трупы. Слезящимися глазами он видел их как в тумане. С трудом удалось ему надвинуть висевший на шее визир. В саду не осталось никого живого.

Дом лежал в развалинах; тела покрывали весь сад за исключением широкой полосы, ведущей к разрушенной стене… тела маджат и людей, нагих и одетых. Вокруг жужжали насекомые, садясь на трупы. Отгоняя их, Джим застегивал солскаф негнущимися от солнечных ожогов пальцами.

Какой-то камень под стеной внезапно шевельнулся; Джим поднял карабин и, пошатываясь, направился в ту сторону.

Забравшись на груду развалин, он заметил тень на земле, и повернулся, поднимая карабин, но маджат был быстрее, Вырванное из рук оружие упало на землю.

Второй маджат потянул его назад, клешни схватили руку, рассекли кожу.

Красный – узнал он знак и попытался вырваться. У второго был узор зеленых, он наклонил голову, раздвигая челюсти, коснулся антеннами лица и губ.

Потом отступил и пропел:

– Джим.

Это ошеломило Джима, и он перестал сопротивляться, ничего не понимая.

– Мет-марен присылает, – сообщил красный Воин.

– Пусти меня, – попросил он, чувствуя болезненные удары сердца. – Пусти меня, Воин. Я пойду с тобой.

Хватка клешней ослабла. Поддерживая раненую руку, Джим пошел между двумя маджат на улицу, к черному отверстию входа в туннель, в городские подземелья, где царила темнота. Время от времени он спотыкался и его вытянутые руки касались тел ази и твердых панцирей маджат. Клешни подталкивали его, подгоняли, поднимали каждый раз, когда он падал.

Голубые огоньки плыли в его сторону. Сначала он испугался, но потом заметил ЕЕ, несущую такой огонек, протиснулся мимо Воина и побежал. Они стояли друг против друга, и она внимательно разглядывала его.

– С тобой все в порядке? – спросила она своим обычным нетерпеливым тоном, но голос ее дрожал.

Рядом стоял Мерри и другие, которых он знал.

Она прижала его к себе, и он едва не расплакался от радости. Она еще не знала того, что он должен был сказать: о Знании, которое украл, и о том, в кого превратился.

Джим попытался сказать ей.

– Я изучил все ленты. Даже черные. Я не знал, что мне делать.

Она коснулась его лица и глазами показала на Мерри и остальных, приказывая молчать.

– Дом разрушен, – сказал он тогда. – Все в развалинах. Куда нам теперь деваться?