Страница 11 из 12
Выход был лишь один – немедленно выскакивать из мышеловки. Никаких «Я подумаю» тут не срабатывало. Затянет, как в омут. Он уже слышал ответ: «Хорошо, подумай, конечно. Давай через недельку снова встретимся».
– Я стукачом не стану. Разрешите идти? – Юра поднялся, и рефлексии сразу оставили его – будь что будет.
– Идите, курсант, – процедил Клоун. – Только имейте в виду, с нами так не разговаривают. Пожалеете.
Расплата пришла через полгода. В один прекрасный день Юру вызвал ротный и сообщил, что ВМС сокращаются и такое количество подводников стране более не нужно. В первую очередь увольняют курсантов из Прибалтики и других ставших независимыми республик.
– Но я ведь в Питере прописан, у бабушки, – воскликнул Юра.
– Мать у тебя в Эстонии, значит, и ты из Прибалтики. Можешь идти, – ротный уставился в стол и барабанил пальцами по лежавшей перед ним стопке личных дел, было видно, что продолжать неприятный разговор он не намерен, да и бесполезное это дело.
«Эстонец, так эстонец», – с ожесточением подумал Юра. Он считал, что его все предали, в том числе и бабушка со своей «иконой». Стоило всю жизнь давить дедовым авторитетом, чтобы ему потом бросили в лицо: «Лодка пропала с экипажем, а он сбежал в Швецию».
Юра уехал в Палдиски, к новой жизни. Ему казалось, что даже стены питерских домов насмешливо шепчут ему: «Лузер».
В общем, у него были свои счеты с прошлым, и он должен был докопаться до того, что же случилось с С-28 и дедом.
О первом шаге в поисках задумываться не приходилось. Конечно же, Военно-морской музей. Он уже несколько раз был там в последние годы по делам экспедиций «Виронии» и каждый раз обнаруживал что-то полезное. На торжественном фасаде музея, перечеркивая античные колонны, хлопала на невском ветру бело-голубая, цветов андреевского флага, растяжка: «Привет участникам 10-й ассамблеи Морского собрания Санкт-Петербурга! Генеральный спонсор банк ”Главный калибр”». Однако вокруг здания было пустынно, в окружении нескольких потрепанных отечественных машинешек, принадлежавших, по-видимому, сотрудникам музея, стоял лишь один чужак, «Хаммер». Видно, продолжатели имперских традиций уже отгуляли или только планировали «прильнуть к прошлому».
Юра проскользнул сбоку, со служебного входа, не обратив на себя внимания вахтера, склонившегося над кроссвордом. Когда он подошел к обшарпанной двери с табличкой «Военно-исторический отдел», та распахнулась, извергнув двух господ, пожилого и молодого. Они явно не относились к категории обычных посетителей, военным отставникам. На них были дорогие костюмы, тот, что помоложе, на ходу тыкал пальцем в экран новомодного смартфона.
– А, эстонец, проходи! Я уж думал, что ты совсем пропал, – из-за ближнего к двери стола Юре махнул рукой его давний знакомый, начальник отдела каперанг в отставке Виктор Валентинович Седых.
Как и большинство стариков, всю жизнь проходивших в погонах, каперанг не нашел в себе сил полностью «переобмундироваться». На ногах у него были черные флотские ботинки, а из-под дурацкого клетчатого пиджака, купленного, вероятно, на развалах «сэконд хэнда», выглядывала форменная кремовая рубашка, почти не ношеная. Советское интендантство, выдавая офицерам ежегодно новые рубашки, явно верило в кавказское долголетие отставников.
– Потомки адмирала Путятина, отец и сын. Сеть закусочных «Сытый фраер», – пояснил Седых, кивнув головой на дверь. По его виду нельзя было понять, говорит он серьезно или иронизирует. – Состоят в оргкомитете ассамблеи «Морского собрания». Видел, конечно, портянку на фронтоне? Такие, брат, времена. Частично самоокупаемся. У них там одних потомков Нахимова пять штук. Даже Колчак имеется. Дыбенки на них нету! Ну, а ты с чем пожаловал?
– Вот! – Юра плюхнул на стол бутылку с ностальгической этикеткой «Вана Таллин».
– Спасибо, удружил! Молодость вспомню. Я ведь четыре года в начале шестидесятых в Таллине служил, на тральщике. Сколько мы мин с войны потаскали, не счесть. Только пузырьков этого ликера больше выпито.
Бутылка перекочевала в ящик стола, и Седых приготовился слушать.
– Виктор Валентинович, слышали, наверное, что С-28 моего деда нашли? Я в Швецию собираюсь, может, нырнуть на лодку удастся. Бабушка земли попросила взять, для могилы на Серафимовском. Ну вот, теперь пытаюсь информацию об «эске» собрать, раньше как-то не получалось – произнося эти слова, Юра непроизвольно посмотрел на большой фанерный чемодан, обитый черным дерматином, стоявший у стены за спиной Седых. Все обращавшиеся к нему за помощью знали, что там хранится «малый архив ВМФ», газетные вырезки, копии приказов и, главное, два десятка общих тетрадей, куда начальник отдела заносил всякую всячину, от адресов и телефонов потомков матросов «Потемкина» и «Памяти Азова» до «казусов», как он выражался, привлекших когда-то его внимание.
– Есть, есть кое-что, – перехватил его взгляд Седых. – Несколько лет назад твоя бабушка у нас была, но ее я не стал посвящать, стальная старуха, у нее обо всем свои четкие представления, казусы ей не нужны.
Седых раскрыл чемодан и, покопавшись в нем, выудил одну из общих тетрадей с вложенной в нее газетной ксерокопией.
– Я этой «эской» еще в 85-м году заинтересовался, когда перешивали подшивку «Красного Балтийского флота» за 41-45 годы. Мне самому воевать не пришлось, пацан был еще, но опалило, как говорится. Мины на Балтике после войны тралили, тонули, ребят хоронили. Меня самого контузило. В общем, все перечитал, почти как про свое время. И вот что нашел. Взгляни. Ничего не удивляет?
Это была копия первой страницы номера многотиражки за 30 июля 1942 года. Под названием – эпиграф: «Смерть немецким оккупантам». Ниже значилось: «Ежедневная краснофлотская газета Краснознаменного Балтийского флота».
Передовица почти во всю страницу рассказывала о катерниках: «В шторм и под огнем врага краснофлотцы и командиры н-ского соединения катеров бесстрашно и стойко решают поставленные перед ними задачи. На днях катера товарища Бывальцева высадили десант на одном из островов Финского залива…»
Не то. Ниже наивное стихотворение флотского поэта: «И в море, и в гавани узкой, где только ни встретится враг, пускает торпедою русской ко дну его русский моряк…»
Стихотворение было проиллюстрировано не совсем удачно, видно, чтобы просто заткнуть образовавшуюся дыру, плохой фотографией двух стоявших у стенки подлодок, прижатых одна к другой. На рубке ближней к стенке виднелись обозначения С-28. Ее напарница, тоже по виду «эска», неотличимая от первой, несла литеры С-27.
На фронтальных частях рубок обеих лодок имелись еще значки, сделанные, по-видимому, белой краской. На С-28 это была цифра 3, вписанная в звезду, а на ее «напарнице» – пятерка в звезде.
– Ну, что скажешь? – услышал Юра нетерпеливый голос Седых.
– А что я могу сказать? Только то, что есть теперь подтверждение, С-28 действительно воевала с номером на рубке, но только исключение было сделано не для одной лодки, а для двух. Вы читали, конечно, заметку из Швеции?
– Здесь она у меня, эта заметка. В кондуите. Нормальная журналистка, не пошла по верхам, получила объяснение в штабе ВМФ. Только не это главное. Я ведь тоже фотографией заинтересовался, потому что твердо знал о приказе удалить все обозначения. А тут почему-то вывесили. Я прочесал все, что у нас имелось по этой лодке, с ветеранами говорил. В документах ничего не нашел, но один бывший моторист из той же бригады, он сейчас уже умер, вспомнил, что «эски» вроде действительно готовили к переходу на Северный флот, поэтому, мол, и прифрантили. Подарок североморцам от сражающейся Балтики. Пропаганде тогда много внимания уделяли, вот и хотели всему миру показать, что Геббельс брешет, будто весь Балтфлот заперт в Финском заливе. Вроде была даже задумка фотокора в поход отправить, чтобы он снял всплывшие С-27 и С-28 на фоне замка Гамлета в Хельсингере. Потом от идеи отказались как невыполнимой, но обозначения так и оставили. Но вот какая штука. Ты ведь в Дзержинке немного поучился, знаешь, что такое звездочка и цифра?