Страница 8 из 80
— О…
— Но теперь же мама говорит о нем так, будто он был святым, — сказал Джим гневно. — Я... просто... Я любил своего отца, и прощаю его за то, что он несовершенен, потому что никто из нас не... Но я хочу помнить своего отца, не в каком-то идеально вылощенном варианте, понимаешь?
Я кивнула, сжимая его руку.
— Это делает меня плохим человеком?
— Боже, нет.
Джим медленно вздохнул и посмотрел на воду. Я внимательно рассматривала его профиль, отметив, что с его лица и плеч спало напряжение. Наблюдая за птицами, которые покружившись над водой, полетели вглубь леса, он сказал:
— Я рад, что встретил тебя, Нора О'Брайен.
— Да?
Джим снова посмотрел на меня, а затем осторожно высвободил руку из моей ладони, и провел по моему плечу.
— Я бы хотел побыть еще немного вместе, если не возражаешь.
— Конечно, у меня еще есть несколько свободных часов, перед работой.
— Нет, — тихо рассмеялся он, покачав головой. — Нет, я имел в виду... Я бы хотел задержаться в Доноване. Чуть больше, чем до сегодня.
Внезапно я поняла, о чем он говорит и, несмотря на то, что желание в глазах Джима меня пугало, я также была заинтригована тем, что он чужестранец. Он приехал из места, так отличающегося от Донована. Я видела Шотландию по телевизору и в кино, но представить какой была жизнь в городе, где он вырос, у меня не получалось. Какую-то часть меня это не волновало. Меня заботило то, что все это находилось настолько далеко от Индианы, насколько таинственно и маняще; словно приключение, которое должно случиться, отделенное от моей простой маленькой жизни океаном. И Джим был частью этого.
Я кивнула, также не совсем готовая отпустить его.
Глава 3
С двенадцати лет я ненавидела антисептический запах больниц.
Он завязывал мой желудок в морские узлы.
Но несмотря ни на что, каждый месяц, я прыгала в автобус и отправлялась в девяностоминутное путешествие в Индианаполис в детскую больницу. Я делала так в течение последних пяти лет, не считая этого года, когда мама позволяла посещать больницу чаще.
Мама редко давала мне отдохнуть от обыденности, но в год, когда мне исполнилось двенадцать, она это сделала. Теперь мне кажется, она считала меня безумной. Мы спорили об этих ежемесячных визитах, но я не отказалась и не откажусь. В итоге мама перестала меня переубеждать.
— Эй, Нора, — окликнула Энн-Мари, когда я шла по коридору в комнату отдыха на третьем этаже. — Ты становишься красивее день ото дня, дорогая, — она подошла и обняла меня.
Я с любовью улыбнулась медсестре, с которой знакома с детства.
— Как и вы.
Энн-Мари закатила глаза, не отпуская из объятий.
— Что ты сегодня принесла?
Я подняла руку, в которой держала книгу:
— «Ведьмы» Роальда Даля. Не слишком страшно, надеюсь.
— Нет, — заверила меня она.
Освободившись, я улыбнулась. Единственное, что позволяло мне забывать об узлах в желудке, это знание того, что благодаря мне, собравшиеся в комнате отдыха дети, на несколько часов забудут про вставленные в них трубки, респираторы, баллоны с кислородом, и полное отсутствие сил.
Книги и пьесы я выбирала не слишком взрослые — для детей помладше, — но и достаточно забавные и интересные для более взрослых пациентов.
Энн-Мари открыла дверь в комнату отдыха.
— Эй, ребята, смотрите сюда!
Я вошла в комнату и была встречена улыбками и выкриками — «Нора, привет!» — в какой-то степени и бурными и вялыми, но приветливыми. На меня смотрели дети всех возрастов и с различными заболеваниями. Некоторые сидели в колясках, некоторые отдыхали на стульях; одни играли в компьютерные игры, другие в настольные; одни лысые, другие с темными кругами под глазами и болезненным оттенком на юной коже; были и те, что выглядели чуть здоровее, чем при нашей последней встрече, и я была счастлива за них.
— Вы готовы испугаться? — спросила я, широко улыбаясь, после того как Энн-Мари подбодрила меня и вышла.
В этих детях нравилось то, что в отличие от их сверстников, они перестали играть в игры в телефонах и планшетах, оставили компьютерную консоль в углу, и отдали все свое внимание мне. Все потому, что я пришла не для того чтобы спросить их, как они себя сегодня чувствуют — лучше, или еще больше устали. Я была там, чтобы отвести их в другое место.
Все расселись, а я, стоя перед ними, готовилась разыграть всю книгу, если хватит времени. Прежде чем приехать в больницу, я несколько раз перечитала ее, и решила, как будет звучать каждый персонаж: и маленький и большой. Перед детьми я превращалась в характерного актера из сдержанной измученной Норы. Я не знала, хорошо ли, ужасно ли у меня получалось. Все, что понимала — этим детям нравилось. И это радовало.
— Самое главное, что вы должны знать о настоящих ведьмах… — начала я с наигранным английский акцентом, который вызвал у детей улыбки и заставил наклониться ближе. — Слушайте очень внимательно...
Глядя на часы, я поняла, что закончила, как раз вовремя. Наконец, продекламировав последнее предложение, я закрыла книгу.
Тишина.
Затем Джейла, восьмилетняя девочка с лейкемией, начала хлопать. Другие присоединились к ней, хотя Майки, четырнадцатилетний мальчик с заболеванием почек, закатил глаза.
— Это должно было быть страшно.
— Это и было страшно, — настаивала Джейла, хмурясь.
— Да, для детей как ты. — Мики скривил губы, оглядывая меня. — Ты слишком горячая, чтобы быть ведьмой.
— Ведьма была красивой, — сказала Энни, тринадцатилетняя девочка из Грира, города в нескольких милях от Донована.
— Да, пока она не оказалась колдуньей. И было нереально, когда она показывала эту сцену, — Майки указал на меня.
— Не называй меня горячей, Майки. Это странно.
Он ухмыльнулся мне.
— Тогда перестань горячо выглядеть.
— Она не может перестать быть горячей, глупый, — вздохнула Джейла и посмотрела на меня, фыркая: — Мальчики.
Я рассмеялась и пересекла комнату, чтобы поцеловать ее в лоб.
— Я рада, что тебе понравилось, милая.
Она засияла, а затем «убила» Майки самодовольным взглядом, отчего я рассмеялась сильнее.
Майки проигнорировал ее, даря мне то, что, как я думаю, должно быть горячим взглядом.
— Почему Джейла получает поцелуй на прощанье, а я нет?
— Не изображай плохиша, Майки. — Я направилась к двери.
— Что? Значит, если нахожусь в списке ожидания трансплантатов, я даже недостоин симпатии?
— Не от меня, — фыркнула я.
— Это удар! — На мгновение он задумался, повернулся и посмотрел на Энни, сидящую рядом с ним. — Как насчет тебя?
Она скривилась.
— Я не запасной вариант, Майкл Фуллер.
Какими бы интересными они ни были, как бы ни хотела проводить каждый день с ними, но не могу.
— Мне нужно успеть на автобус, ребята. Спасибо, что потусили со мной.
— Мы увидим вас в следующем месяце? — спросила Джейла, ее большие голубые глаза засияли надеждой.
— Если вы не выпишитесь и не вернетесь домой, я надеюсь, что да, вернусь в следующем месяце.
Я снова уловила противный антисептический запах, когда попрощалась и закрыла за собой дверь.
— Где Энн-Мари? — спросила я, подходя к стойке. Незнакомая мне медсестра, пожала плечами. — Передайте ей до свидания от Норы, мы увидится с ней в следующем месяце, в это же время.
— Конечно.
Как по волшебству, стоило выйти наружу и вдохнуть горячий густой городской воздух, достаточно насыщенный, чтобы стереть больничный запах, узлы в животе исчезли. Я успела на автобус в Донован и провела замечательные девяносто минут за чтением. Я ощущала себя в раю, несмотря на то, что кондиционер надо мной, скорее всего, был сломан, и пот стекал по моей спине.
Знакомой угрюмости, которую обычно ощущала по возвращении в Донован, я не испытывала, и знала, это потому, что жизнь уже не была такой, как в прошлом месяце. Листы сценария моей жизни, лежавшие на пыльном затертом кофейном столике, перемешались, после того как в комнате появился Джим МакАлистер и сбросил бумаги. Все перевернулось.