КРОВЬ СО ЛЬДОМ

Её это возмущает.

— Снова-таки, не буду вдаваться в подробности, но она забеременела. Мне было шестнадцать, когда это произошло, – ему как будто смешно; он улыбался так, словно сейчас пересказывал не странную историю собственной жизни, а сюжет какой-нибудь плохой комедии – слишком, чересчур плохой. — Я сделал худшее, что мог.

— Ну, если после этого она осталась жива, то сомневаюсь, что действительно худшее, – в её голосе сквозит ирония.

— Худшее в рамках морали, – он вздыхает, смотря на неё так, словно она не смогла уловить очевидного.

— Я не знаю, что такое мораль, – теперь уже улыбалась она: криво, почти как в осколке битого зеркала, с резким ехидством.

Он пропускает её реплику мимо ушей.

— Я бросил её. Испугался. Не знаю, чего именно, ведь на том этапе проблема ещё была разрешимой, – продолжил Баркер. — Моя мать чуть не обезумела, когда узнала об этом, – и снова: он испускает смешки, которые Скарлетт выбешивают – она теряет способность к синхронизации, ведь не может распознать эмоции, проходящие импульсами сквозь его тело. Что он, блять, чувствует? — Хотела заставить меня жениться на ней… Говорила, что не вынесет такого позора. Потом успокоилась. К счастью.

К пингвину он прикипает будто к игрушке собственной, одной из наиболее дорогих вещей в порочном кругу своей жизни. Иногда переводит взгляд на старые рисунки, почти не дыша. Поджимает губы вовнутрь, утыкается носом.

— Честно, тогда я думал, что моей первой жертвой станет именно она, – он сдавленно хохотнул. Волны злобы в груди Гилл поднимаются выше. — Я ненавидел её. Не знаю, чувствовал ли я к кому-то большую неприязнь, – вздох.

Слова застревают в горле, проваливаются куда-то вниз; Рик, кажется, и вовсе забывает, как говорить.

— Злился я долго. Думал, что моя жизнь будет испорчена, если этот ребёнок всё-таки родится. И в семнадцать я стал отцом. Ужасно звучит, правда? – Баркер поднимает на неё взгляд, едва не смеясь. — Первое время я отказывался видеться с ней. Но потом, примерно год спустя, до меня наконец дошло, что в глупости родителей ребёнок не виноват. Что… – ему снова не достаёт фраз и словосочетаний. — …Она не должна становиться объектом моей слепой ненависти.

Скарлетт язвительно вскидывает брови, кривясь: ей правда не слышится? В голосе Ричарда Баркера заиграло что-то, кроме эгоизма и безмерной любви к себе?

— Не помню, что почувствовал, когда увидел её впервые… Вживую. Это точно не было чем-то приятным. Сначала дико хотелось уйти, но… Я не смог, – Рик повёл плечом. — Она выглядела очень похожей на меня, как будто сошла с моих детских фотографий, – тепло впитывается в звучание его голоса. Улыбка перестаёт быть болезненной. — Даже фиолетовые жилки под кожей, которые я терпеть не мог на своём лице. Моя дочь. Просто объебаться.

Он зарывает пальцы с блестящими серебряными кольцами в волосы.

— Было странно, когда она, спотыкаясь, подошла ко мне и начала трогать. Едва не упала, пока шла, – улыбка становится шире.

— О, как мило, – поморщилась Скарлетт, воображая, как маленькое безволосое создание открывает слюнявый рот, неспособное на членораздельную речь. Мерзость.

— Потом всё произошло как-то… Само собой. Уже через месяц буквально я понял, что Реджине до Хеди нет никакого дела.

— Ага, именно поэтому она вынашивала её девять месяцев, чтоб потом родить в муках и выслушивать её оры каждую ночь, – фыркнула Гилл. — Интересные у тебя выводы.

— Она не выслушивала, – Рик склонил голову набок, возразив на удивление спокойно. — Ею занимались няни, родители Реджины, даже, блять, друзья, но только не она сама. Она как была безмозглой долбоёбкой, так и осталась, – он протёр глаза.

— Тогда какой в этом всём был смысл? – Скарлетт состроила гримасу.

— Нашла кого спросить, – прыснул Ричард. — Я не знаю. В общем, как-то так вышло, что я привязался к ней, хоть и не думал, что такое вообще возможно. Реджине всё ещё было похуй, но ей всё ещё нужен был я. Весело, скажи?

Гилл кивнула не без иронии.

— Каждый раз, когда я приходил, чтоб забрать Хеди, она вилась возле меня, будто надеялась, что между нами ещё может что-то произойти. Я мог забрать её на месяц, два, даже три, а она звонила только для того, чтоб поговорить со мной. Дочерью вообще не интересовалась, ей было абсолютно поебать, – в чёрных глазах мерцают злостные блики. — Потом я уехал из Сиднея. Оставлять Хеди на человека столь… – стало заметно: Баркер еле сдерживался, чтоб не оскорбить бывшую пассию, — …безответственного и безразличного – моя фатальная ошибка. Не знаю, на что я рассчитывал.

Он потянулся к сигаретам, смятым в кармане джинсов, но осёкся, Скарлетт увидела. Видимо, мог позволить себе это где угодно, только не здесь.

— В последние месяцы я всё чаще задумывался над тем, чтоб забрать её на совсем. Перевезти в Мельбурн, поселиться здесь. Я долго решался, – Рик склонил голову набок, – думал, что девочке мать, даже такая, как Реджина, нужна больше… Но когда осознал, что это – глупый предрассудок, стало слишком поздно, – улыбка рвёт углы его рта; кажется, ещё немного – и кожа лица затрещит от натянутости губ. — Она пробыла в этой комнате всего несколько дней. В последний раз я пообещал ей, что улажу пару проблем и заберу её насовсем, обязательно закончу фильм… Тот самый, с её участием… — Баркер поднимает голову, смотря на Скарлетт снизу вверх:

— Не вышло.

Молчание забивает ушные каналы плотнее серы. Ни звука за толстыми окнами, ни звука внутри. Ожидание наваливается тяжёлым грузом на её шею – Скарлетт ненавидит ждать.

— И что случилось? – она вгрызается в его старую рану с необычайным рвением, бесцеремонно и цинично, с одной-единственной целью – удовлетворением своего живого интереса.

— Не хочу рассказывать, – Рик резко мрачнеет. — Могу сказать только, что был способен это предотвратить. И я этого не сделал.

Гилл прикрывает веки. Спокойнее.

— В тот день я совершил худшую ошибку из всех возможных, – он вдыхает глубоко и резко. — Я собирался лететь в Сидней в ноябре, двадцатого числа. И всё бы хорошо, но тогда я встретил… девушку.

— Мию Солтерс, – внезапно оживилась Скарлетт.

Рик поморщился:

— Откуда ты…

— У меня, как и у тебя, есть свои источники информации, – ехидно ухмыляется та. — Продолжай.

Короткая пауза.

— Да, я встретил Мию. Почему-то подумал, что она может подойти к… – Баркер вновь запнулся, пытаясь выцепить недостающие слова словно бы из воздуха.

— К твоей коллекции? – закончила за него Гилл с изогнутой бровью.

— Именно, – кивок. — Ты и сама, наверное, догадываешься, какой сильный душевный подъём я тогда испытал: вдохновение, удовольствие от… находки? Меня разрывало. И я совершенно забыл о том, что вечером у меня был назначен рейс. Вспомнил только за полтора часа до вылета, – с его губ срывается ещё один горький вздох. — Тогда я решил, что ничего страшного не произойдёт. В самом деле: Сидней никуда бы от меня не убежал, верно? По крайней мере, мне так казалось.

Он начинает снимать кольца и надевать, одно за другим, просто с ними играя. Крутить на фаланге, сжимать в подрагивающей ладони, всматриваться – всё что угодно, только бы не напороться на грызущий, полный укора взгляд Скарлетт.

— Тем временем я понял, что ошибся. В той девчонке ничего особенного не было, она попросту… Не знаю, бесила меня, что ли? – резко скривился Ричард. — Но я почему-то не мог позволить ей уйти. Никому не стоило знать о существовании этого дома и уж тем более о том, кто здесь живёт. Я надеялся, что, может, если увижу её мёртвой, всё изменится и она сможет вписаться в общую картину уже имеющихся экземпляров… Но нет, – горечь вонзает свои резцы в его голос. — В итоге, что я имел? Труп, лежащий на полу в моей спальне, с которым я понятия не имел, что делать, и проёбанный рейс. А потом всё стало только хуже.