КРОВЬ СО ЛЬДОМ

— Бонни и Клайд, Хиндли и Брейди… – Скарлетт смеётся, не тая насмешки. — Бред, – она переходит на шёпот, пронзая взглядом его глаза. — Я и ты – единственное, что правильно, Ричард. Мы.

А он не верит собственному восприятию, вслушиваясь в каждое её слово.

— Они запомнят нас. Не имеет значения, что будет потом, – и в её улыбке он больше не наблюдает фальши: лишь чистое концентрированное безумие, что вырывается наружу вместе с выдыхаемым ею воздухом. — Они будут бояться выходить на улицы среди ночи или даже включать на кухне свет, когда вспомнят; пресса станет разрываться от статей о зверствах, все остальные – строить догадки. Мы будем смеяться копам в лицо и постоянно обводить их вокруг пальца, у нас появятся последователи, – изрекает она абсолютно серьёзно, не прерывая зрительного контакта. — А если и попадёмся… О нас начнут снимать фильмы и писать книги. Нас будут знать, Рик, нас запомнят.

Баркер молчит.

— Мы можем сделать это.

— «Мы»? – наконец выговаривает с открытой издёвкой.

— Мы.

Он вскидывает голову вверх и кое-как сдерживается от хохота. Господи, как же глупо.

— Это утопия, Скарлетт. Нет никаких «мы».

Она не отступает, вытягивая руки на его плечах. У-то-пи-я.

— Почему ты так решил?

Желание распотрошить её, как набитую синтепоном игрушку, вспыхивает с новой силой; на какое-то мгновение он даже освобождается от магии её чарующего голоса, готовый сбросить руки с себя и уйти прочь. Только внутри что-то надламывается.

(«хватит лгать мне хватит лгать мне хватит лгать мне»)

— Да потому что ты, блять, съебёшься при первом же удобном случае, – озлобленно шипит тот. — Потому что живые люди – самые непостоянные существа. И знаешь, что? Ты пойдёшь со мной до конца только в том случае, если я вскрою тебе глотку. Только тогда ты останешься и только так может существовать это твоё ебучее «мы».

— Нет, господи, нет, – и он отворачивается: смотреть на неё так упоительно-противно. — Нет, всё неправильно. Всё, что ты сейчас сказал – неправильно.

Он выдыхает сажу, пока в лёгкие через горло вливается раскалённая лава. Дышать становится больно. Ещё немного, ещё, чёрт побери, несколько минут – Рик сорвётся с цепи, как паршивая псина, и вцепится в её горло жёлтыми зубами.

Опускает веки, пытаясь успокоиться.

— Посмотри на меня. Солнце, пожалуйста, – она просит отчаянно, подкрадываясь к нему со всей осторожностью.

Его изнутри выворачивает от грязи, которую она льёт в его уши. Но он держится – ломается, зажимает дрожь в пальцах, прикусывает нижнюю губу, молчит.

А может, это и не грязь вовсе?..

— Взгляни на меня.

Сомнение дробит ему кости, ложится петлёй на шее и сталью поперёк горла. Чем дольше её слышит, тем проще.

— Ричард?

Он торжественно объявляет капитуляцию, распахивая веки.

Она выдыхает через рот и теперь уже зажмуривается сама, обвивая шею; продолжает шептать на ухо абсолютно успокаивающе:

— Мы сделаем это вместе, – его Цербер перестаёт лаять, ведь чувствует: опасность миновала. Нити слюны из пасти – из чистого удовольствия. — Я и ты, против целого мира, – Скарлетт легко водит по открытой коже кончиками пальцев. — Вместе. Навсегда.

Дрожь вливается через проступающие жилы на белых кистях. Баркер перестаёт бороться – совсем как утопленник, канувший в прорубь; перестаёт и поднимает руки, порываясь обнять её. Неуверенно. С боязнью.

— Я не брошу тебя, – он опускает голову и вдыхает сладость мёда, прижимая Гилл к себе. — Никогда, – она пальцы запускает в черноту его волос.

Скарлетт – чёртова Геката, застёгивающая ошейник на его адских псах. Скарлетт – та, кто поведёт их через омертвевший огненный сад.

Она внутренне скалится, чувствуя на себе его руки. Сегодня её цель была достигнута, а знамёна Баркера – опущены. Она скалится, потому что знает: отныне он принадлежит ей.

Ника снимает свой венок, ведь из её глаз – кровавые слёзы. Ника плачет, ведь сегодня Рик проиграл.

Комментарий к XV: МЕЖ БОГОМ И ЗВЕРЕМ

ярік я їбу там уїбало

торжественно объявляю начало пиздеца девочки и мальчики

ричард ты такой еблан честное слово надо было её сразу убить а ты как всегда каждую пятницу блять одно и то же

завтра сдаю литературу мне бы готовиться а я тут хуйнёй страдаю peace death

к слову если кто не знает: в древнегреческой мифологии ника – богиня победы, геката – тьмы и чудовищ

вот так вот

========== XVI: СИЛКИ ==========

Комментарий к XVI: СИЛКИ

уберите ссаные тряпки, не надо меня пиздить, я могу всё объяснить

окей, эту главу я переписываю третий блядский раз

по-то-му что

мне не нравится. типа, от слова совсем. я давно уже не работаю с вдохновением, оно приходит в процессе; проблема в том, что первый вариант главы показался мне каким-то… бессмысленным? он вообще не вносил никаких изменений в сюжет, никак его не двигал. просто есть и есть, пускай и написан нормально. это плохо.

второй – херня ещё большая. более того: херня неинтересная, рутинный бред, которого здесь уже было предостаточно.

в самом деле, я хотела адский замес, а получается какая-то пиздобратия с фракталами на стенах.

нужно чаще выходить на улицу?

лол, попробуйте по этой главе отгадать, кто станет абьюзером в их деловых™ отношениях

я хз, пусть будет:

wolkenfanger und sternenreiter – der kommissar

summer of haze – mavka

lana del rey – blue jeans (gesaffelstein remix)

blackbear – dead to me

помните о двойном дне

В четыре утра блядски холодно. От порывов ветра хочется укутаться в куртку поплотнее.

Идя вдоль предрассветной пустынной улицы, Баркер прокручивает в голове выпуски новостей на телеканалах, проглатывая сигаретный дым. Слюна впитывает горечь, но на асфальт он не сплюнет – не распиздяй же, в самом деле.

«Около железнодорожной станции Апфилда, на пересечении двух улиц, в ночь с двадцать девятого на тридцатое мая была найдена отсечённая мужская рука».

Сейчас, стряхивая пепел и кашляя, будто туберкулёзник, Ричард думает только о том, как скоро копы отыщут челюсть – обескровленную, как кусок мяса со скотобойни, и без доброго десятка зубов. Он улыбается собственным мыслям. Наводить ужас на людей одним своим существованием приятно чертовски: осознание того, что кто-то трясётся в безотчётной панике даже не зная виновника своей истерики, греет Ричарда больше, чем несколько тёплых одеял.

Только он и сам напуган.

Сложно понять, в какой момент сознание Рика начало перестройку; да, в его фантазиях всегда было место жестокости, и не только над жертвами – над всеми, без какого-либо исключения. В своей голове он топил мир в боли и скармливал ему страдание с чайной ложки, в своей голове он дарил смерть собственным друзьям, матери и даже сестре; в его голове ковёр из тел покрывал паркет его дома.

И он, несомненно, больной ублюдок с корнем «боль» в «больном». В недосягаемых мечтах он делал мебель из чужих костей и кормил несуществующих собак человеческой плотью, в фантазиях он мешал кровь с церковным вином и пил его литрами, но.